На этом, пожалуй, коробки можно оставить в покое до поры до времени. Стоит поблагодарить Юру хотя бы кружкой чая за помощь с переездом. Подхватив чайник с подставкой, поднимаюсь на ноги и плетусь к кухонной зоне, набираю воду и подключаю электроприбор к сети. На ручке чайника загорается синяя кнопка, а затем жужжащий шум разносится по комнате.
Из-за двери появляется высокая, несколько худощавая фигура Юры. Он, в отличии от Ильи, никогда не казался мужественным, внешне суровым, но всегда умел привлечь женское внимание своей харизмой. Это, наверное, присущее им со Светой, как брату и сестре, семейное обаяние. Пока за скромной и старательной в учебе Светиком увивались старшеклассники, смущая ее настойчивостью и пугая драками между собой, Юра соблазнял девчонок и без зазрения совести покидал их в поисках новых, острых ощущений. Я и сама была одной из составляющих его прошлое, разве что ненадолго и не мучительно для нас обоих. Наверное, потому и удалось сохранить сквозь годы тёплое дружеское отношение друг к другу, уважение к индивидуальным причудам.
Русоволосая голова мелькает перед глазами, выводя из сумрака размышлений, и я озадаченно пячусь на шаг назад. Юра присаживается на высокий стул по другую сторону стола, опирается на локти, отчего его плечи вздымаются, как у кошки, готовящейся к прыжку. Даже глаза его смотрят пронизывающе: сканируют, словно слой за слоем сдирая защитную оболочку, обнажая сокровенные мысли.
— Значит, ты будешь свидетельницей у Светки? — спрашивает Юра, поглядывая искоса на чайник и вновь обращая на меня пристальное внимание.
— Да, она попросила станцевать с Ильей квикстеп…
— С Ильей, значит? — удивляется Юра.
Упоминание в разговоре этого имени отправляет меня в приятные, будоражащие душу воспоминания. Волнующие вибрации голоса, яркие зеленые глаза миндалевидной формы, короткие мгновения заботы… Если бы эти проявления ласки стали постоянными, мне больше не о чем было бы просить… Как же хочется его увидеть. Если он придет сегодня, и все останется в силе, обещаю, я его поцелую… Чего бы мне эта выходка не стоила!
Замечаю, что фоновое жужжание прекратилось, — но давно ли? — вода нагрелась, так что я, как ни в чем не бывало, наливаю кипяток в обе кружки, вымытые прошлым вечером. Пододвигаю к Юре сначала сахарницу-мишку с большой круглой ложкой в лапе, напоминающую мне малыша из сказки «Маша и три медведя», а после упаковку со слоеными печеньками в форме бабочек.
Юра в благодарность кивает и заваривает себе пакетик чая с бергамотом, а я следую его примеру, выбрав мелиссу — единственный сорт зеленого чая, который я могу пить в любое время и в любом виде.
— С Ильей, значит… — уже утвердительно повторяет Юра, будто самому себе, и, поднося кружку к губам, отхлебывает горячий, дымящийся напиток.
Его взгляд изменяется; я не могу предположить значение вкладываемых или скрываемых эмоций, что очень странно. Ощущаю себя, как на приеме у психотерапевта или под взором художника, подмечающего детали для создания образа. Только не внешние черты, а душевные, вырытые взглядом из-под спасительных лживых масок.
И отчего только это странное чувство?..
Почему его так взволновало то, что свидетелем стал именно Илья?
Облизнув ставшие внезапно сухими губы, я только сейчас решаю присесть за стол. Обхватываю кружку с чаем, наслаждаясь разливающимся сквозь пальцы теплом, но не отпиваю из нее. Как-то не по себе стало; возникла удушающая атмосфера. Нужно что-то сказать, но какую тему поднять, чтобы исчезла неловкость?
Пока я отдаюсь размышлениям, Юра начинает разговор первым:
— Не зря я все-таки отказался быть свидетелем. — Он улыбается, но это не та улыбка, которая выражает радость. Скорее циничность над самим явлением бракосочетания, насмешку — что-то отрицательное. — И ты не подумай: не из-за тебя это, а из-за танца. Мне ж медведь и уши отдавил, и лапы: ни слуха, ни ритма…
Последняя фраза забавляет меня, и я невольно выдаю смешок. Знаю я, как он там лишен музыкального слуха и чувства ритма: только так на вечеринках вытанцовывал, лишь бы привлечь внимание очередной «жертвы». Выглядело это нелепо, но в ритм он попадал стопроцентно. Просто не хочет по какой-то причине быть свидетелем. Как ему только духа хватает так нагло врать мне в лицо? Ладно мне, а Свете что он наплел, чтобы отмазаться? Что-то там про работу, кажется…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не только это, ведь так?
Я медленно растягиваю губы в ухмылке и недоверчиво прищуриваю глаза. Обнаружив мой лукавый взгляд, Юра стремится оправдаться:
— Я заморачиваться не хочу… да и не подхожу я. Свидетель, правая рука жениха, должен быть организованным, ответственным, знать все о мероприятии. Мне и своих проблем сейчас выше крыши, а Светка расстроится намного сильнее, если я каким-либо способом разрушу ее воздушные свадебные замки. Пираньи и то добродушнее: сожрут за пару минут… Сестрица же продолжит обгладывать кости каждое чертово семейное сборище… — Юра отмахивается, словно эта роль дамокловым мечом нависает над его головой. — Илюха больше по всяким серьезным штучкам…. Да и вы вдвоем вполне справитесь, думаю. И смотреться будете органичнее в танце.
«Мы смотримся?» — Эта фраза волшебной ниточкой оплетает мое сердце.
Не знаю, конечно, действительно ли все может так выйти, но с Владом танцевать всегда было уютно: мы в идеале знаем язык жестов друг друга, и при малейшей оплошности могли подстраховаться. Это и есть партнерство на пути к общей цели.
Что до Ильи? Да я скорее, как на первом занятии, вляпаюсь во что-то глупое и смущающее… Педагог, блин, от Бога…
Надеюсь, что я не слишком сильно взбесила Илью в прошлый раз и он все-таки не откажется от танца. Кто бы мог подумать, что я сама буду рваться реализовать Светину затею? Сказала бы себе это три дня назад, то не поверила бы: скорее рассмеялась в лицо и посоветовала обследоваться на наличие эгоцентризма… Хотя с таким процентов тридцать от населения точно ходит, если не больше. Не так критично быть чокнутым нарциссом и думать, что все вокруг принадлежит тебе.
Юра, как чеширский кот, расплывается в теплой, обезоруживающей улыбке, и все мысли в мгновение ока куда-то улетучиваются. Какой-то слишком довольный… В чем кроется подвох?
— Вики, Вики… — шепчет он хитро низким голосом, из-за чего у меня на затылке проходит дрожь.
Я подозрительно кошусь в его сторону, и мы упрямо друг на друга глядим, пока Юра, вновь ухмыльнувшись, не сдается в молчаливой перепалке. Он тянется к печенью, берет одну «бабочку», надкусывает и запивает ее чаем. А мой чай, давно забытый, стал слишком крепким зеленым, чтобы оказаться вкусным. Я все равно вытаскиваю пакетик и кладу на блюдце, чтобы впоследствии выбросить.
— Давно ты схлопотала себе диагноз, милая? — Юра, упираясь локтями в стол, скрещивает пальцы и опускает подбородок на сооруженную из собственных рук конструкцию. Он тотчас склоняет голову на бок. Бледные голубые глаза, кажется, заинтересованно поблескивают. — Ты запала на него? — и опровергает свои же домыслы: — Нет, ты бесповоротно втрескалась…
Я невольно дергаюсь от этого предположения, а затем поспешно хмыкаю.
— Вот еще… — единственное, что я нахожу ответить так скоро.
— Я могу замолвить за тебя словечко! — не унимается Юра, состроив серьезное выражение лица.
Настолько серьезное, что впервые верится, что он старше меня на семь лет, что они с Ильей сверстники — слишком уж разное у них поведение и отношение к жизни. Один — легкий на подъем, изворотливый, наслаждающийся жизнью, а другой?.. Илья серьезен и верен своим принципам. Пожалуй, даже слишком строг к себе, хотя я и не верю в его слепую преданность Лене. Или же не хочу верить…
— Не нужно, — сухо бросаю в ответ и, намереваясь скорее сменить тему, открываю рот.
— Ты выдала себя с потрохами. — перебивает Юра мою потребность замять тему. — Замечала за собой, что стоит прозвучать имени «Илья», как вся оживаешь? А при обсуждение чего-то, касающегося его, вся румянишься и улыбаешься? Точно влюбилась… — заключает он, будто врач, проведший душевное вскрытие.
