Чего все они хотели Кирилл так и не понимал. Всеобщего страха? Равноправия мыслей и поступков? Отсутствие ошибок? Отсутствие отрицательных мыслей и дел? Все одинаково добрые, отзывчивые, ласковые, трудолюбивые, честные. От такого однообразия в душе становилось тоскливо. Ведь известно, любовь и добропорядочность редко идут обнявшись. Кстати, в списке положительных и, таким образом, обязательных качеств должна быть любовь к человеку, к Богу, к природе. А к себе? Интересно, тот, кто призывал любить всех и вся, любит себя?
Группа тех, кто любил и понимал учение Бога, вела себя так, как будто разыгрывался маленький спектакль, в котором выполнялись сразу две роли: актеров и зрителей.
Желающих слушать их было немало.
Кирилл постоял, послушал и присел на скамейку, явно получая удовольствие. Вопросы и ответы, с какой-то непонятной периодичностью, повторялись. Полное ощущение неплохо подготовленного спектакля без костюмов, без декораций, на свежем воздухе.
Он не заметил, что рядом присела пожилая женщина — лет 70. Очень ухоженная, аккуратная. В костюме, шляпке, в перчатках и с сумочкой. Было совершенно не понятно: ей это интересно или нет
— Вы верите всему этому? — обратилась она к Кириллу.
— Нет.
— Вы атеист?
— Нет. Меня, просто, не интересует этот вопрос. В жизни есть очень много других интересных вещей.
— Вы читали что-нибудь Николая Бердяева?
— Нет. Но о нем много слышал.
— От кого?
— От знакомых, по телевизору.
— Вам было это интересно?
— Да.
— Так вот: Николай Бердяев говорил, что атеизм это дорога к Богу с черного входа.
— Здорово.
С одной стороны, Кириллу интересно смотреть и слушать верующих ребят, с другой — разговор со старушкой вызвал тоже интерес. Быть к ней невнимательным не хотелось
— Обратите внимание: у них через слово — слово «любовь».
— Обратила. Это же естественно.
— Почему?
— Помните у Эммануила Канта?
— Что?
— Человека интересуют только две вещи: собственная души и звездное небо над головой.
— Ну, с небом понятно: там Бог. А в душе любовь?
— Конечно.
— В общем, и религия права, и великий Кант прав.
— Может, они, просто, говорят об одном и том же?
— Интересно, какая любовь больше всего интересовала Канта?
— Наверно, к науке, к философии?
— А к женщинам?
— Мне кажется, не очень. Он, ведь, ни разу в жизни не был женат.
— Вы считаете, что брак и любовь — это синонимы?
— Совсем нет. Просто, у многих любовь вызывает желание брака и продолжения рода.
Кирилл молчал. Разговор о любви с женщиной, которая годилась в бабушки, был для него странным. Но у женщины, явно, проглядывалось желание побеседовать на эту тему — тему любви. Тем более, что она уже почувствовала, совершенно необъяснимо, то ли женским чувством, то ли всепонимающей мудростью, что в этом молодом человеке просыпается любовь. Он еще не знает, а она уже чувствует. Чужой человек. Что же в женщине есть такое, что чувство любви в себе и в другом она улавливает почти на подсознании? Она, как всякая женщина, знала, что любовь возвращает мысли назад, желая повторить все еще раз: каждое слово, каждый жест, каждый взгляд.
— Мне кажется, вы влюблены.
Кириллу показалось, что его обожгло. Впервые в жизни обожгло слово. Он вздрогнул.
В выражении лица старушки читалось смущение и извинение.
— Извините.
— За что?
— За не деликатность.
— Простите, но я не понял вас.
— Понимаете в вашем взгляде, в повороте головы, в улыбке сквозит любовь. Вы меня не поняли?
— Нет, не понял.
— Как же объяснить? Я, видимо, дожила до того возраста, когда интуицией чувствую зарождение любви в другом человеке.
— Как это?
— Не знаю, не могу объяснить.
Лицо Кирилла выражало крайнее удивление. Женщина не могла объяснить ему простые вещи: продолжение любви — это воспоминания, это нестерпимое желание воспоминаний.
Может быть, у любви, пока человек жив, и нет конца? Она, просто, плавно переплывает из одного состояния в другое, изредка меняя предмет привязанности. Что же в любви есть такое? Где, в чем ее несгибаемая сила? Почему ни огорчения, ни расставания, ни разочарования не убивают ее окончательно? Она бывает счастливой и грустной, глубокой и не очень, страстной и сдержанной. Одна любовь полна планов, другая — воспоминаний, третья — надежд.
— Любовь в человеке видна, — подумала старушка, — выражением глаз, манерой говорить, а главное, направленностью мыслей.
Кирилл молчал. Уверенный в себе молодой мужчина оторопел. Не знал, что ответить, как реагировать.
И вдруг собеседница заговорила о другом. То есть, говорила она о любви, но как будто о другом.
— Вам не приходилось читать рассказ «Нежность»?
— Назовите автора.
— Не помню. Помню только, что западноевропейский писатель: то ли Анри Барбюс, то ли Анна Зегерс. Не помню.
— Чем же так примечателен этот рассказ?
— Четыре стадии любви.
У Кирилла опять появилась заинтересованность.
— В общем, в двух словах: рассказ состоит из четырех писем. Первое написано на следующий день после расставания навсегда.
— Кто кому пишет письма?
— Женщина мужчине. В первом письме она говорит о том, что не представляет жизни без него, что ничего не хочет знать, слышать, видеть. Что у жизни нет смысла. Что душа умирает.
— А когда написано второе письмо?
— Через год.
— Женщина опять описывает свои чувства?
— Да. Она пишет, что прошел год, а боль не утихает, что душа болит, что жизнь не радует. А главное, год не принес никакого облегчения.
— А третье?
— Третье написано через 10 лет.
— Ну, через 10 лет появились хотя бы первые признаки успокоенности?
— Конечно. Жизнь вошла в свое русло.
— Тогда, о чем четвертое?
— А в последнем письме, через 20 лет, она пишет, что в душе появилась нежность.
— Интересно. То есть, словом «нежность» заканчивается рассказ?
— Нет. Последняя фраза рассказа звучит так: а теперь я признаюсь в главном — на следующий день, после расставания, я покончила с собой, а эти письма присылала моя подруга.
Кирилл сидел потрясенный.
— Чего только не бывает, — сказал он.
— Знаете, когда мне было лет 15. у меня появился первый мальчик.
— Первая любовь?
— Да.
— В 15 лет — это естественно.
— Нет, я о другом. Мне 78 лет, но мне кажется, я никогда никого так не любила.
— Почему?
— Самое главное, любовь была платонической.
— Тогда?
— Всегда. У меня был ни один муж. Любили меня, любила я, но это все не то.