— Ты хочешь посмотреть на то, как я умираю без этой гадости?
— Неплохой вариант. Без нее ты не будешь умирать медленнее.
Афродита взяла нож и разрезала извлеченное из холодильника яблоко на две части.
— Хочешь? — предложила она. — В красных яблоках много витаминов. Но только если есть с кожурой.
Вивиан присел у стола и закурил, подвинув к себе пепельницу. Афродита вернула одну из половинок яблока в холодильник, а вторую разрезала на две части и принялась вынимать сердцевину.
— Какое у тебя давление? — спросила она.
— Не стоит интересоваться чем-то только из вежливости, это производит плохое впечатление.
— Ты не хочешь поехать в больницу? Они поставят тебе капельницу…
— Я не собираюсь ехать в больницу. Я хочу, чтобы ты вернула мне чертов пластырь! Сейчас же!
Афродита, уже взявшая было вскипевший чайник, поставила его на место.
— Нет, я не могу так жить, — сказала она. — Ты говоришь, что мы мало времени проводим вместе. Упрекаешь меня в том, что я не ночую дома. Но когда я говорю, что тебе нужно пойти к врачу, ты не собираешься этого делать! Что должно произойти? Ты должен упасть в обморок перед пациентом? На операции? Когда-то ты говорил мне, что человеческая жизнь — это самое дорогое, что только может существовать. И что за нее надо бороться всеми силами. А что я должна думать теперь? Или ты хочешь, чтобы я продолжала быть дурой и делать вид, что ничего не замечаю? С утра уходить на учебу, потом ехать на съемки, по вечерам гулять по клубам и не обращать внимания на то, что происходит? Тебя убьет не рак, а твой опиумный пластырь, без которого ты не можешь жить!
Вивиан подошел к ней и взял со стола одну из четвертинок яблока.
— Иногда, — продолжила Афродита, — мне начинает казаться, что пластырь для тебя важнее, чем я.
— Иногда, — ответил Вивиан, не поднимая глаза и изучая яблоко, — мне хочется, чтобы ты почувствовала мою боль. Всего лишь на пятнадцать минут. И тогда ты меня поймешь.
— Когда было больно мне, рядом со мной был ты. И я решила, что мне стоит жить. Хотя бы ради тебя. А теперь рядом с тобой есть я, но тебя это, судя по всему, не волнует.
Он протянул руку и погладил ее по волосам.
— Порой я думаю, что жизнь для тебя — это кино. И ты каждую минуту играешь какую-то сцену.
— Порой мне кажется, что вся моя жизнь — это один большой фильм. С отличным сюжетом, но порой таким иррациональным, что я думаю — это на самом деле происходит со мной? На самом ли деле человек, который для меня не просто кто-то, с кем я живу и сплю, когда-то умолял меня не сдаваться и жить дальше, а теперь пропускает мимо ушей мои слова?
Вивиан поднял ее голову за подбородок, и Афродита, поморщившись, попыталась освободиться.
— Если этот кто-то на самом деле так важен для тебя, почему ты заставляешь его страдать?
— Мне больно, Вивиан.
— Это хорошо. Иногда в нашей жизни бывают моменты, когда чувствовать боль полезно. Это на один маленький шаг приближает нас к осознанию того, что больно бывает не только нам, но и другим людям. Подумай о том, что та боль, которую чувствую я, в миллион раз сильнее той боли, которую чувствуешь ты. Или ты забыла, каково это — когда ты живешь и боишься того, что будет завтра? Когда тебе кажется, будто ты одна во всем мире? Ты помнишь, благодаря кому ты сейчас стоишь здесь, а не коротаешь дни в публичном доме? Или это не я когда-то нашел тебя на улице? Может, тебе плохо живется? Я даю тебе мало денег? У тебя мало одежды, косметики, обуви? Тебе не нравится твоя машина? А если все это тебя устраивает, то чего тебе не хватает? Может, секса? Не думаю. То, что не успеваю дать тебе я, дает кто-то другой.
Афродита отошла на пару шагов и занялась приготовлением кофе.
— Мне не хватает счастья. Но вряд ли человек, который сам делает себя несчастным, сможет мне помочь.
Вивиан смотрел на то, как она размешивает сахар в кофе.
— Ты права, — сказал он. — Но я не обещал тебе счастья. И тебя, судя по всему, это устраивает. Иначе бы ты тут не задержалась.
Афродита поставила чашку на стол.
— Я не хочу с тобой ссориться, Вивиан, — сказала она. — Думаю, сейчас тебе будет лучше побыть одному. Я не буду нарушать твой покой.
Адам вот уже минут пять изучал дверь квартиры, на которой значился номер «16», а чуть ниже располагалась табличка с именем жильца: «Вивиан Мори», но стучать или звонить не торопился. По дороге сюда он был уверен в том, что сможет внятно объяснить цель своего визита, но теперь ему так не казалось. Дело было не в том, что стрелки часов приближались к одиннадцати, и вежливый человек счел бы визит в такой час неурочным, а, скорее, в том, что он и не представлял, что скажет хозяину. «Добрый вечер, доктор. Не могли бы вы рассказать мне о вашей пациентке, которая покончила с собой?».
Дождь, который начался пару часов назад, теперь лил как из ведра, и, несмотря на плащ и зонт, Адам промок до нитки. Плащ он держал в руке и переминался с ноги на ногу, больше всего напоминая нерешительного кавалера у дверей дома возлюбленной. И мог бы простоять так еще не пять и не десять минут, если бы дверь не открылась, и на пороге не появилась бы Афродита Вайс.
— Господин Фельдман! — сказала она. — Вы, наверное, к Вивиану. Если ко мне, то я ухожу.
— На улице ливень и ураган. Такая ночь не подходит для прогулок под луной.
Афродита сделала шаг вперед, и Адам посторонился, пропуская ее.
— Не волнуйтесь, господин Фельдман, я не буду много гулять. У меня есть дела поважнее.
И она направилась к дверям лифта, поправив на плече небольшую дорожную сумку.
Адам вошел в прихожую и огляделся. Квартира доктора Мори была довольно скромной для человека с его достатком. Прихожая переходила в узкий коридор, который, в свою очередь, вел в гостиную. Комната была большой, но это можно было заметить разве что внимательно приглядевшись — практически полное отсутствие свободного пространства, достигнутое с помощью удачно расставленной мебели, не создавало ощущения тесноты и придавало обстановке уют. Через гостиную можно было пройти в кухню, а справа Адам заметил лестницу наверх — вероятно, в направлении спальни и других жилых помещений, которые мало интересуют гостей.
Доктор Мори сидел в одном из кресел напротив приоткрытого окна. Выглядел он совсем не таким, каким Адам привык его видеть: бледный, в расстегнутой рубашке, с пусть и не растрепанными, но не аккуратно уложенными волосами. Гостей Вивиан явно не ждал, и Адам почувствовал себя неуютно.
— Вам не спится, господин Фельдман? — заговорил хозяин квартиры.
— Да… можно сказать и так. Но я, похоже, пришел не вовремя.
— Вы правы.
Адам в нерешительности замер посреди комнаты, не зная, что ему следует делать, и что он может сказать.
— Вы плохо себя чувствуете? — спросил он осторожно. — Может… вы хотите воды?
— В правом верхнем ящике моего письменного стола есть шкатулка из черного дерева. Принесите ее, пожалуйста. Кабинет там.
И Вивиан чуть заметно кивнул в нужном направлении.
Адам включил настольную лампу и открыл указанный ящик. Он приподнял бумаги и папки, выложил на стол несколько книг и, наконец, нашел то, что искал. На крышке шкатулки был вырезан герб университета Сорбонны, а чуть ниже можно было прочитать дарственную надпись: «Вивиану Мори. В благодарность за вашу дружбу». Он осторожно взял шкатулку — так, будто в ней лежали сокровища — и вернулся в гостиную.
— Прошу вас, доктор, — сказал он.
— Откройте, будьте добры.
В шкатулке обнаружились три ампулы с желтоватой жидкостью, несколько одноразовых шприцов, пара кусочков ваты и флакон с прозрачным содержимым. Адам поднял голову и недоуменно посмотрел на Вивиана.
— Что это? — спросил он.
— А я-то думал, что вы учили латынь в вашем университете, господин Фельдман, и хотя бы немного умеете читать. Уколы делать, судя по всему, вы тоже не умеете.
— Вы хотите, чтобы я… сделал вам укол?
Адам взял одну из ампул и поднес ее к глазам. Лекции по латыни он помнил смутно, но слово Morphinum было интернациональным. Вивиан поднял руку и поднес ее к лицу гостя — так, чтобы тот заметил, что у него дрожат пальцы.
— Не думаю, что я в состоянии сделать себе укол сам. Вы ломаете ампулу, набираете в шприц лекарство, выпускаете из шприца воздух. Раствор готовить не нужно — лекарство уже разбавлено. Берете нашатырный спирт — вот он, в этом флаконе — и вату. Дезинфицируете и делаете укол.
— Я… я не думаю, что это хорошая идея, доктор. Я сделаю вам больно.
— Вряд ли мне может быть еще больнее, чем сейчас.
Адам набрал морфий в шприц и взял пропитанную нашатырным спиртом вату. Доктор Мори кивнул ему.
