Петров. Спасибо.
Надя. Вы сделали мне предложение. Не знаю, что вам ответить на это. Ну что вы опять вскочили? Садитесь! Давайте обсудим все это. Если я соглашусь на ваше предложение, получится, что я выхожу замуж по расчету.
Петров. С одной стороны – это расчет. Два одиноких человека случайно встретились, понравились друг другу и подумали, рассчитали, что если они будут вместе, то не будут так одиноки. Они рассчитали, что если соединят свои жизни, то у них появится нечто новое: взаимная ответственность, забота друг о друге, привязанность друг к другу. Все это, разумеется, расчет.
Надя. Вот видите.
Петров. Ас другой стороны – какой же тут расчет? Я бедный русский, то есть русский американец. Словом, я небогатый человек. Работаю братом милосердия. Моя квартира не больше вашей. Нет здесь никакого расчета. Я понимаю, о любви сейчас нельзя говорить.
Надя. Если нет любви и нет расчета, что же есть?
Петров. Есть надежда. Вас ведь Надей зовут? Надеждой? Когда я вас увидел, я сразу подумал, что вы могли бы стать моей надеждой. Надеждой, что меня еще можно полюбить. Надеждой на счастье. И что у нас могли бы быть дети… Что с вами? Вы держитесь за сердце. Вам нехорошо?
Надя. Нет-нет, все в порядке.
Петров. Дайте вашу руку. Я проверю пульс… Пульс учащенный, девяносто в минуту. Но это лучше, чем когда он падает… Я давно не держал в своих руках женскую руку. Можно я ее поцелую?
Надя. Поцелуйте.
Петров. Если я вам неприятен, вы мне так и скажите.
Надя. Да нет, вы мне приятны. Вы деликатный и, кажется, добрый человек. Вы мне нравитесь.
Петров. И вы мне тоже! Вы мне тоже! Вы очень рассердитесь, если я поцелую вас в губы?
Надя. Целуйте, раз вам это надо.
Петров. Почему ты плачешь?
Надя. Не знаю… Если я выйду за тебя замуж, мы будем жить в России?
Петров. Нет, мы поедем туда.
Надя. Почему?
Петров. Там дети. Там больные дети. Я не могу их оставить. Я их брат. Я обещал вернуться.
Надя. Но как же я уеду? Здесь мои родители, моя сестра, мой дом?
Петров. Да, это очень сложная проблема. У всех есть родители, свой дом, своя земля, и оторваться от этого нелегко. Но на всех наших вокзалах толчея, это я помню. На поезда, на самолет надо заказывать билеты заранее. Все куда-то едут, летят, перемещаются из одного конца света в другой. С контейнерами, чемоданами, тюками – значит надолго, может быть, навсегда.
Надя. Почему так?
Петров. Не знаю. Наверное, люди ищут свое счастье.
Надя. Где оно?
Петров. Думаю, там, где человек становится нужен. Я, например, нужен своим маленьким больным друзьям. Когда я вхожу в палату, они бегут, ковыляют, ползут ко мне. Мое сердце сжимается от сострадания к ним. Но я счастлив. Я им нужен.
Надя. Зачем же тебе нужна я?
Петров. Чтобы знать, что я нужен не только моим детям, но и женщине, которая ждет меня дома и, может быть, когда-нибудь полюбит.
Надя положила свою голову на его плечо и вдруг стала его целовать, истово, самозабвенно, как это умеют только русские женщины. В комнату вбегает Нина. Надя и Петров ее не видят. Нина изумленно смотрит на происходящее, лицо ее расплывается в улыбке. Она тихонько забирает Левину сумку и, послав воздушный поцелуй, закрывает за собой дверь.
КОНЕЦ
1999 г.
Буф. Несерьёзные мысли
Приснился мне этой ночью страшный сон. Будто запретили нашему театру играть комедию и всякие там несерьезные мюзиклы. Кто запретил, непонятно, но причину столь грозного решения объяснили. Чтобы, значит, не мешали мы серьезному искусству воспитывать наших людей в духе строгости и серьезных взглядов на нашу серьезную жизнь. Выскочил на улицу и вижу: люди действительно все серьезные, не улыбаются, лица у некоторых просветленные, со слезами на глазах. Это на них так серьезное искусство подействовало. Встретил на улице знаменитого режиссера. Он что-то авангардное ваяет. Зрители у него на сцене сидят. Зал ему не нужен. Потому как зал для плебса, который не может по достоинству оценить его глубокие мысли. Рассказываю ему о беде, какая свалилась на мой театр. Утешает: «Может быть, вам, дорогуша, бильярдную открыть?» И сует мне два пальца на прощание.
Тут я проснулся. Сердце учащенно бьется. Принял валерьянки с корвалолом, подействовало, уснул.
И снится мне теперь совсем розовый сон. Будто подхватывают меня под руки две красавицы в древнегреческих туниках и ведут на знаменитую благородную сцену. И подносят там под всеобщее ликование с одной стороны «Золотую маску», а с другой – «Золотой софит». «Спасибо, – говорю, глотая слезы. – Не достоин. Я же несерьезный. Я по смеху». Смейтесь, говорят, на здоровье. И пусть наши люди смеются. Это очень полезно для укрепления физического и нравственного здоровья нации. Когда люди смеются, количество народонаселения увеличивается. Зазвучали в мою честь фанфары… и тут я окончательно проснулся.
Дождливое осеннее утро. Все на своем месте. Крутится Земля. Где-то трутся об ось медведи. Позвонил в кассу театра, поинтересовался, как дела. Все в порядке, говорят, все билеты проданы. Слава тебе, Господи! И почему такие дурацкие сны снятся? Тут из-за шкафа выглядывает черномазый с рожками. Потому такие сны, говорит, что зависть тебя гложет. Ха-ха-ха! А еще порядочный! И залез под кровать. Черт знает что такое! В самое нутро заглянул, скотина! А может быть, это опять сон? Надо принять меры. Во-первых, сходить к психотерапевту, а во-вторых, придумать что-нибудь такое, чтобы всех поразить. Кажется, придумал. Посажу зрителей на сценический круг. Пусть крутятся. А артисты будут играть на качелях чеховскую «Чайку». Зрители на них будут смотреть снизу вверх, как на небожителей! Эврика! Завтра назначаю первую репетицию.
Квартира для любовницы
Повесть в лицах для театра
Действующие лица этой истории
Лина, 32 года.
Борис Николаевич, представительный мужчина средних лет.
Вера Семеновна, его жена, красивая женщина лет сорока.
Андрей, 23 лет.
Варя и Даша, девчонки лет шестнадцати.
Парни «кровь с молоком» – пять-шесть человек.
Акт первый
Однокомнатная квартира в старом доме. Слева видна часть прихожей с дверью в ванную. Справа – окно. Комната обставлена старой мебелью и различного рода безделушками, свидетельствующими о возрасте хозяйки квартиры. На одной из стен висит под стеклом в рамке фотопортрет пожилой женщины. В прихожей раздаются щелканье замка, разговор и смех мужчины и женщины. В комнату входит мужчина средних лет. Он ведет молодую женщину, глаза которой завязаны шелковым платком.
Мужчина. Лина, по команде три сними повязку. Внимание! Раз, два, три!
Лина (смеется, снимает повязку). Вот это да! После комнаты в коммуналке здесь просто рай. Надеюсь, это не на три месяца, как в прошлый раз?
Мужчина. Не беспокойся. Бабуля, царствие ей небесное, отправилась в лучший из миров. Квартиру сдали ее дальние родственники с перспективой продажи после оформления документов.
Лина. Сколько же ты будешь платить за это уютное убежище?
Мужчина. Пусть это тебя не беспокоит. Чемоданы с твоими вещами и все твое я сложил на кухне. Разберешь потом. А сейчас открой мой кейс. Там все необходимое, чтобы отметить твое новоселье.
Лина. Сначала я хочу посмотреть кухню и все остальное.
Она отправилась осматривать квартиру. Он, довольный, откинулся на спинку стула, закурил, ждал ее возвращения.
Лина (вернулась). Аккуратная старушка. И в ванной, и на кухне – все хорошо.
Мужчина. Значит, есть что отпраздновать.
Лина (достала из кейса свертки с закуской, две бутылки – вино и коньяк, сходила на кухню, принесла тарелки, рюмки, разложила содержимое пакетов на тарелки). Я вам недешево обхожусь, шеф.
Мужчина. Не стоит об этом. И пожалуйста, здесь я не шеф.
Лина. А кто же ты?
Мужчина. Здесь я просто Борис, Боря.
