Лина. А кто же ты?
Мужчина. Здесь я просто Борис, Боря.
Лина. А еще?
Борис. Мужчина, который тебя любит.
Лина. А еще?
Борис. Неужели этого мало? Я весь твой, твой, твой!
Лина. Ты не только мой, милый.
Борис. Не будем об этом. Твое здоровье, Лина!
Лина. Твое здоровье, Борис!
Борис. Я все думаю о выставке модернистов.
Лина. Мы посетили ее на прошлой неделе, а ты все еще под впечатлением?
Борис. Там много интересного. Но я все-таки не понимаю, почему «Черный квадрат» Малевича надо считать эталоном современного искусства?
Лина. Наверно, потому, что он окончательно разрушил натуральную живопись.
Борис. Что же здесь хорошего?
Лина. Не знаю. Мне тоже больше по душе картины старых мастеров. Но Кандинский, Малевич и их сподвижники искали новые формы.
Борис. Зачем?
Лина. Но ведь ты тоже ищешь новые формы в своем деле. Время идет вперед. Оно диктует и новые формы, и новое содержание.
Борис. Я технократ, но не в искусстве. Мне кажется, что живопись передвижников, импрессионистов и даже тех, кто был за ними, устареть не может.
Лина. Но они тоже искали.
Борис. Мне хорошо с тобой, Лина. С тобой я отдыхаю душой и телом.
Лина. Ты заслужил отдых, дорогой. На тебе держится наше объединение. Но зачем тебе лишние заботы?
Борис. Лишние заботы? О чем ты?
Лина. Зачем тебе я?
Борис. Я люблю тебя, Лина.
Лина. А Веру Семеновну ты тоже любишь?
Борис. Это другая любовь. Мы прожили вместе пятнадцать лет. У нас две девочки. Я не могу оставить семью.
Лина. Тогда почему бы тебе не оставить меня?
Борис. Я люблю тебя, Лина.
Лина. Семью ты оставить не можешь. Меня тоже не можешь оставить. Тебе надо принять ислам, дорогой. Коран допускает многоженство.
Борис. Ислам исповедует половина человечества. Хватит об этом. За нашу любовь, дорогая! (Пьет.)
Лина. За нашу любовь, дорогой! Хотя я не очень понимаю, что ты подразумеваешь под этим словом?
Борис. Я воспользуюсь словом, которое тебе не очень нравится. Я тебя хочу. Хочу видеть твои глаза, слышать твой смех, хочу твое тело.
Лина. Твое хотение ты вполне удовлетворял в своем кабинете, милый, когда сотрудники уходили на обед.
Борис. Но я хочу тебя не только во время обеда, дорогая. Я хочу тебя всегда и всю. Я никогда так не желал ни одну женщину, как желаю тебя. Женщина должна этим гордиться.
Лина. Я горжусь.
Борис. Иди ко мне, женщина… Поцелуй меня… Скажи: «Ты мой мужчина!»
Лина. Ты мой мужчина.
Борис. Скажи «Я тебя хочу».
Лина. Подожди. Ты порвешь мне колготки.
Борис. Сними платье, дорогая.
Лина. Я не могу.
Борис. Почему?
Лина. Она на нас смотрит.
Борис. Кто на нас смотрит?
Лина. Женщина на этом портрете. Она, наверное, хозяйка квартиры.
Борис. Что за ерунду ты говоришь?
Лина. Борис, подожди… В ее глазах такая печаль… и укор. Ей, наверно, стыдно за нас.
Борис. Что с тобой? Если ты не хочешь, так и скажи.
Лина. Она на нас смотрит. Мне стыдно.
Борис. Стыдно?! Женщина! Меня это возбуждает еще больше. Я придумал новую игру. Пойдем в ванную.
Лина. Ванная уже была, Боря. И я простужена.
Борис. Ты не будешь раздеваться. Только колготки. Ты займешься постирушкой, а я…
Лина. Выражаясь твоим языком, ты будешь меня иметь.
Борис. Но ведь и ты будешь меня иметь. Или тебе это не нравится? Признайся, нравится или нет?
Лина. Это пока лучшее из того, что ты можешь мне дать.
Борис. Ты прелесть, дорогая. Но не только это. А шубка? А отдых в Анталии?
Лина. Без этого можно обойтись.
Борис. Я люблю тебя, Лина. Когда я с тобой, я забываю обо всем: о работе, о своем положении, о своем возрасте. Я чувствую себя жеребенком, которого выпустили на волю.
Лина. Скорее жеребцом, милый.
Борис. Для мужика это комплимент.
Лина. Ты заслуживаешь его. Давай пересядем.
Борис. Зачем?
Лина. Она на меня смотрит.
Борис. Это новая игра, девочка?
Лина. Это не игра. Пересядем. (Они меняются местами.) И прошу тебя, не называй меня девочкой. Мне тридцать два года.
Борис. Хорошо, моя дорогая, ты не девочка. Ты моя женщина.
Лина. Я уже не знаю, кто я.
Борис (наполняет рюмки). Я пью за нашу любовь! За мою женщину! (Пьет.) Пойдем спрячемся от этой бабульки.
Лина. Нет, Борис!
Борис. Почему нет?
Лина. Она будет нас слышать.
Борис (включает телевизор). Пусть эта бабушка смотрит и слушает последние новости.
Лина (выключает телевизор). Не надо, Борис.
Борис. Ты что, нездорова сегодня?
Лина. Я здорова.
Борис. Тогда что?
Лина. Все это противно, Борис.
Борис. Что «все это»?
Лина. Все! И наша известная всему управлению связь, и твое вранье дома, и чужая квартира, и эти ночные забавы.
Борис. С чего это вдруг тебя прорвало?
Лина. Это не вдруг, Борис. Впрочем… прости.
Борис. Мне не нравится твое настроение. Выходит, что я перед тобой в чем-то виноват?
Лина. Ты передо мной ни в чем не виноват, Борис. Но эта квартира, эти ночные забавы…
Борис. Мне не нравится твое настроение. Можно подумать, что я лишил тебя невинности. У тебя и до меня были мужчины.
Лина. Были. Но они не снимали для меня жилье и не дарили мне шубки.
Борис. Ты ставишь мне это в вину?
Лина. Скорее, себе… У тебя в кармане звонит телефон.
Борис. Наверно, мой зам. Без меня не может решить ни одного вопроса. (В трубку.) Я слушаю… Вера? Что случилось?.. Я же предупредил, что приду сегодня поздно… Меня нет в кабинете, потому что я на объекте, в одном из наших цехов в Сланцах… Боюсь, что я не успею на электричку и останусь здесь ночевать… Конечно, приехал на машине, но мы тут выпили с начальником цеха. Словом, я не могу сесть за руль… Вера, нельзя так долго разговаривать по мобильнику. У меня на пределе оплаченное время, а мне еще должны звонить по делу. Поцелуй девочек и скажи, что папа их любит. (Кладет трубку в карман.) Прости, дорогая. Я понимаю, тебе неприятен этот разговор. Но, как говорят французы, се ля ви, такова жизнь.
Лина. Жизнь делают люди, Борис.
Борис. Давай не будем портить сегодняшний вечер.
Лина. Давай не будем.
Борис. Хорошая квартирка, не правда ли?
Лина. Хорошая… (В сторону портрета.) Но она нас укоряет.
Борис. А мы сейчас помянем ее коньячком, она и перестанет укорять.
Лина. Я не могу больше пить.
Борис. А я выпью.
Лина. Тебе тоже не советую. Ты ведь на машине. Зачем тебе иметь неприятности с ГАИ?
