Кириллом, босиком ушла из дома и заехала за Кристиной.
Мы были в баре...
Администратор показывает на выход, намекая, что такси подъехала. Перемещаюсь в салон авто и снова мучаю память.
Бар. Бар. Бар. А дальше обрывки какие-то, музыка по радио, мужская улыбка, гостиница.
Душ, чай, кровать...
Опять набираю Кристину. Повторно слушаю, что абонент недоступен. Выхожу во дворе и плетусь к черной Гошиной иномарке.
Папин водитель выходит навстречу. Красноречивым взглядом окидывает мой внешний вид. Молча открывает для меня дверь.
Лезу на сиденье и ежусь, представить боюсь, какую взбучку мне дома устроят.
Зачем Кристина позвонила папе и такое сказала? Нажаловалась?
Она не могла.
- Заедем в магазин одежды по дороге, - Гоша садится за руль. - И купим тебе что-нибудь. Чтобы не в таком виде.
Благодарно киваю.
Гоша включает радио.
Мы слушаем песню:
- Зацепила меня, ослепила меня...
ОН
Год спустя
На столе бокалы-тюльпаны, французский коньяк десятилетней выдержки, чашка кофе и паштет. Я это все не люблю, но так положено по этикету, по имиджу, по работе.
Вообще, на часах восемь утра.
Да и встреча сорвалась, а я все равно сижу, ковыряю паштет, пью коньяк.
Взглядом гипнтотизирую телефон, он лежит на столе. Если я потеряю трубку - будет нехорошо, там много контактов важных людей.
Но хуже другое - самый важный номер огненными цифрами горит в воспаленном мозгу и не стереть его оттуда никак, не вышвырнуть к дьяволу память.
Мы не виделись год.
А сегодня встретимся, случайно узнал. Что она приезжает.
Пью коньяк, по столу катаю телефон.
Прошло двенадцать месяцев.
А во мне не поменялось ничего, не утихло, можно сгорать ежедневно, и так и не сгореть, тлеть, в любой момент полыхнуть с новой силой. До точки себя довести, гадая, помнит она или нет, простит или отвернется, я просто свихнусь, или ее сведу с ума, ей нельзя приезжать.
Нам двоим будет плохо.
Залпом допиваю коньяк и беру телефон. Ввожу ее номер. Печатаю сообщение:
"Не приезжай, если не хочешь, чтобы мы снова оказались в одной постели".
Отправляю. И кидаю на стол телефон.
Левая симкарта, она не догадается. Или догадается, если помнит. В прошлый раз я сдержался, а теперь не смогу, за год накрутил себя до предела, на краю стою.
Стучу подошвой по полу, смотрю на экран, официанта прошу повторить коньяк. Не знаю, что хуже, встретиться снова или не увидеть ее никогда.
Принятым сообщением пиликает телефон.
Подрываюсь за ним, на пол уронив и паштет, и приборы, читаю, перечитываю сообщение от нее:
"А если хочу?"
А если хочу.
Откидываюсь на стуле. И печатаю сообщение.
Помнит? Да или нет - однох*йственно, я сам себя приговорил, к казни и виселице, но еще дышу почему-то. Последний год - худший в жизни, это сплошная слежка, ее соцсети, фотографии, короткие посты, гадать, изучать, не спать ночами, любовь похожа на одержимость, я испил это чувство сполна.
И мне все еще мало.
Познавший самого себя - собственный палач - говорит Ницще.
Я познал ее. Так нам с ней суждено, лишь я один имею право.
Ее палачом быть.
Глава 7
"В любви всегда есть немного безумия, маленькая" - светится на экране.
Бросаю быстрый взгляд на сообщение, а потом бам - руль в руках дёргается, машина подскакивает на кочке, вырубается магнитола, а снизу раздается скрежет металла.
Мотор урчит, фыркает ещё пару раз, и глохнет.
И так постоянно, стоит чуть отвлечься, наехать на ямку или кочку.
Корю себя.
И снова отвлекаюсь на сообщение:
"Но и в безумии всегда есть немного разума".
Цокаю.
Мы с этим мужчиной даже не виделись, а он говорит мне о любви, ее безумии, цитирует немецкого философа.
Так необычно, так чувственно.
Пытаюсь себя убедить, что его сообщения лишь разновидность банального "может, вечером приедешь ко мне?", пытаюсь и не могу, и переписываюсь с человеком, присвоившим титул Виконт все утро.
Виконт.
Снаружи сигналят, и я вздрагиваю.
Так, машина.
Гашу экран и выбираюсь на улицу. Открываю капот и смотрю внутрь.
Двигатель давно не мыла.
А другой проблемы не вижу, но все обычно открывают капот, попробовать стоило.
Оглядываюсь по сторонам.
Кольцевая дорога, мост, мимо плавно катят авто, и до меня на обочине дела никому нет.
Пару раз взмахиваю рукой в надежде словить помощника.
И бросаю эту затею.
"С чего ты взял, что я маленькая? Может, мне тридцать, сорок, пятьдесят? " - отправляю незнакомцу и набираю номер мамы.
Прохаживаюсь вдоль машины и глупо улыбаюсь, это его "маленькая" так приятно, никто меня так ещё не называл, может, только в детстве.
А с Виконтом вышла случайность. Он ошибся номером, а я ответила.
И меня затянуло.
И я рада.
- Алло, дорогая, я пропустил свой поворот, - говорю, когда мама снимает трубку.
Маме шутка не нравится. Там на фоне гул голосов, рабочий день в разгаре, у некоторых еще сессия не кончилась.
Зачёты, зачёты, зачёты, а она строгий профессор, шугает студентов.
- Аня, мне некогда, говори в двух словах, - рявкает она, словно я прогульщица и клянчу оценку.
- Я встала, - в двух словах, так в двух словах.
- Что? - раздражается трубка.
- На кольце сломалась, - добавляю ещё три слова. - заглохла, - ещё слово. - Что делать? - еще два.
- Как невовремя, - оценивает она мою беду. - А там никто не может помочь? Вот почему я этим должна заниматься? - она почти причитает. - Ты едешь от отца, он что не мог машину проверить?
Смешно.
- У папы появилась дама сердца. Кудрявая блондинка, старше меня на четыре года, так что нет, он не мог, - докладываю. - Рассказать, чем они занимаются?
- Скинь мне адрес, где ты, - сворачивает мои сплетни мама. - Придумаю что нибудь.
Она отключается, я закрываю капот и усаживаюсь сверху. Дышу выхлопными газами, лопаю пузыри жевательной резинки.
Принятым сообщением пиликает телефон:
"По твоему общению несложно догадаться, что ты ещё очень юная. Неопытная. Чиста душой. И совсем не разбираешься в людях".
Хмурюсь на такую оценку, а потом хихикаю, прикинув, что нарвалась на Люцифера и следующим его сообщением будет предложение продать ему душу.
Но это льстит, когда тобой интересуются. И любопытсво побеждает.
"А ещё что можешь обо мне сказать? Так, навскидку" - печатаю и морщу лоб. В моей душе такие глухие потёмки, что черт сломит ногу, и темень эта очень давно, так что Виконт зря начал рассуждать.
Сейчас напишет,
