Холмс внимательно выслушал ресторатора и, когда тот закончил, отметил:
– Хоть я и не знаток, месье, я с первого взгляда на стол понял, что ваш выбор вин заслуживает высочайшей похвалы.
В ответ француз лишь слегка поклонился, будто бы мой друг произнес нечто само собой разумеющееся.
– Однако, – продолжил Холмс, – не кажется ли вам странным, что при столь богатом выборе изысканных вин незнакомец так ничего и не выпил?
– Неужели? Как же так! – воскликнул месье Фонтэн.
– Взгляните сами, – развел руками Холмс, – бокал незнакомца чист: ни следов, ни запаха вина.
– Так он трезвенник или просто ханжа?
– Не исключено. Может, это важная деталь, может, и нет, но я должен был обратить на это внимание раньше. – Холмс взял в руки одну из креманок для десерта: – Что вы скажете об этих сливовых косточках, Уотсон?
– А что тут можно сказать? – пожал плечами я, заглянув в креманку. – Косточки как косточки.
– Не кажется ли вам, что одни косточки отличаются по форме от других?
– Что ж, теперь, когда вы обратили на это мое внимание, да, вижу. Возможно, сливы были разных сортов.
– Интересно, – задумчиво произнес Холмс. Сунув в карман одну из косточек, он повернулся к Фонтэну: – Вы понимаете, друг мой, что нам надо поставить в известность полицию?
– Да, конечно, – обреченно кивнул ресторатор.
– Вы можете сделать это сами?
– Oui d’accord[7], я об это позабочусь, – вздохнул Фонтэн и направился к выходу.
Несколько мгновений Холмс молча смотрел на меня и наконец произнес:
– Слушайте, старина, с одной стороны, я на дух не переношу инспектора Бредстрита, а с другой – мне надо кое-что выяснить. Вам придется остаться здесь, дождаться полиции и обо всем рассказать инспектору. Передайте мои искренние извинения месье Фонтэну. С вами мы увидимся позже, дома, на Бейкер-стрит.
– Хорошо, – кивнул я.
Холмс быстрым шагом вышел, оставив меня наедине с телом Иеремии Брентвуда.
Через некоторое время явился Бредстрит, и мы с месье Фонтэном рассказали ему о случившемся. Инспектор быстро осмотрел бутылки и задал несколько вопросов. Насколько я мог судить, он был вполне готов принять версию о сердечном приступе, спровоцированном чрезмерными возлияниями.
Покойного увезли в морг, вынеся тело через черный ход по настоянию месье Фонтэна. Я передал ресторатору извинения Холмса и заверил, что мой друг непременно свяжется с ним лично.
Признаться, я покинул ресторан не без облегчения. Поскольку работы в тот день у меня не было, я решил прогуляться по расположенному поблизости Риджентс-парку.
Дымка, что окутывала поутру Лондон, рассеялась, и теперь аллеи парка заливало яркое солнце, просачивающееся через густую листву деревьев. Щебетание птиц и вид гуляющих с детьми нянюшек достаточно быстро вернули мне душевный покой, и я в приподнятом настроении отправился на Бейкер-стрит, собираясь отобедать дома.
Холмс появился затемно. Тяжело ступая, он повалился на диван и глубоко вздохнул:
– Уотсон, умоляю, помогите мне снять ботинки. Я вымотан до предела.
Я выполнил его просьбу, после чего плеснул в стакан бренди и протянул его другу.
– Я так полагаю, поесть вам тоже не удалось? – предположил я.
– Не было времени, старина. Он уходит на рассвете, а дел много.
– Кто уходит на рассвете? – озадаченно спросил я.
– «Морской ястреб». – Холмс устало прикрыл глаза рукой. – Парусный клипер. Пункт назначения – Малайский архипелаг. Вам непременно надо взглянуть на этот корабль, Уотсон. Настоящий красавец, быстрый как молния. Да и как иначе? Время и скорость имеют ключевое значение.
– Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, – признался я.
– Вы уж простите, Уотсон, – рассмеялся Холмс, – но с того момента, как мы с вами утром расстались, произошло столько всего, что у меня буквально голова идет кругом.
– Слушайте, я оставил вам с ужина немного говядины. Если хотите, я сделаю вам сэндвич, а вы пока рассказывайте.
– Благослови вас Бог, Уотсон, вы настоящий друг! Честно говоря, я умираю от голода.
– Ну давайте, рассказывайте, – поторопил я сыщика.
Холмс вытянул ноги к горящему в камине огню и начал:
– После того как мы расстались с вами утром в ресторане, я сел в кэб и отправился в путь. Ехал я достаточно долго, пункт моего назначения находился за Чизвиком. Мне предстояло встретиться с доктором Джеффри Крофтом. Мне доставляет невероятное удовольствие общение с профессионалами своего дела, как, например, с вами. Именно к такой категории людей относится и мистер Крофт. Дело в том, что он является начальником отдела тропических растений в Королевском ботаническом саду Кью. Его познания в сфере экзотических фруктов и цветов воистину энциклопедические. Именно он и подтвердил мою версию. Иеремия Брентвуд действительно был убит.
Услышав это, я чуть не выронил столовый нож.
– Но, Холмс… – начал было я.
– Прошу вас, друг мой, сперва дослушайте меня, – настойчиво произнес Холмс. Он извлек из кармана сливовую косточку, зажав ее между большим и указательным пальцами, словно она была драгоценным камнем. – На самом деле перед вами, Уотсон, пуля, или, если хотите, стреляная гильза. Именно ею и было совершено убийство. Это косточка плода под названием дуриан, из семейства мальвовых, любимого лакомства лесных людей.
– Каких еще лесных людей? – удивился я.
– «Лесной человек» – именно так с малайского языка переводится слово «орангутан». Помните, Уотсон, живущих на деревьях обезьян с красно-коричневым мехом? Так вот, насколько известно, они находят дуриан по его запаху, кстати сказать, крайне неприятному, который при этом настолько силен, что его можно почувствовать за несколько миль.
– Ага, – протянул я, – так вот что это был за аромат в «Золотом петушке»!
– Именно! Так вот, как это ни парадоксально, несмотря на омерзительный гнилостный запах, фрукт обладает превосходным, можно даже сказать, изумительным вкусом.
– Невероятно, – отозвался я, протягивая Холмсу тарелку с сэндвичами.
– Удивительно все устроено, Уотсон, – жуя, принялся рассуждать Холмс. – Фрукт источает запах, свидетельствующий о том, что он созрел; запах привлекает обезьяну; она съедает фрукт, а семена разносит по лесу.
– Действительно превосходно, – кивнул я. – Однако и обезьяны, и люди относятся к отряду приматов. У нас схожая физиология. Значит, фрукт не ядовит, иначе бы все обезьяны умерли, отравившись им.
– Серьезный аргумент, – улыбнулся Холмс, – он мне тоже не давал покоя. Кроме того, мы знаем, что наш беззубый друг и сам ел дуриан – об этом свидетельствуют косточки в его креманке с десертом – и при этом остался жив. Но у фрукта есть одна особенность, которая все объясняет. О ней мне поведал профессор Крофт. Дело в том, что дуриан смертельно опасен лишь в присутствии алкоголя! Подобное сочетание провоцирует обширный сердечный приступ.
На несколько мгновений я потерял дар речи.
– Черт бы меня побрал, – выдавил я наконец. – Так вот, значит, почему мистер Икс так и не притронулся к вину.
– Именно, – кивнул Холмс. – Кстати, вам больше ни к чему именовать его мистером Иксом. Человека, который ужинал с Брентвудом, зовут Мервин Джей Кингсли. Он из Нью-Йорка.
– Откуда вам удалось это узнать? – изумился я. – Холмс, вы не перестаете меня поражать.
– Благодарю вас, Уотсон. Вы являетесь самым преданным из моих почитателей, – улыбнулся Холмс. Мои слова явно доставили ему удовольствие.
– Так как же вам удалось выяснить личность неизвестного? – спросил я, налив нам обоим по стаканчику бренди.
Покончив с последним бутербродом, Холмс ответил:
– Выяснив, где произрастает экзотический фрукт, я отправился в порт и сверился с журналом регистрации судов. Мне надо было узнать, приходил ли какой-нибудь корабль из Малайзии в период с тринадцатого по пятнадцатое число. Как вы помните, письмо Фонтэн получил утром пятнадцатого. Согласно журналу, за это время в лондонский порт зашли два судна, причем оба прибыли четырнадцатого числа. Первое из них, «Адельфи», было гружено оловом. Пассажиров на борту не имелось. Второй корабль, «Морской ястреб», вез чай, резину и трех пассажиров.
Хлебнув бренди, Холмс продолжил:
– Удивительно, Уотсон, сколь бесценные сведения можно получить, заплатив всего один золотой соверен. Именно за такую сумму первый помощник «Морского ястреба» мистер Майкл Хьюз показал мне декларацию пассажиров и судового груза и даже провел экскурсию по кораблю. Когда я ознакомился со списком пассажиров, мне сразу стало ясно, кто именно мне нужен. Первыми двумя оказались дочь армейского полковника Симпсона, путешествовавшая со своей компаньонкой. Отец отправил дочку в Англию, чтобы она здесь училась в пансионе. Оставался только один пассажир – Мервин Джей Кингсли, финансовый директор имперской каучуковой плантации неподалеку от Куала-Лумпура.
