Холмс осушил бокал, поставил его на стол и произнес:
– И тут след теряется. Кингсли сошел на берег с большим чемоданом и исчез. Такое впечатление, что он растворился в воздухе. Мне пришлось воспользоваться помощью «отряда Бейкер-стрит»[8]. Я приказал расспросить всех извозчиков, работающих в районе порта, – не помнят ли они пассажира, подходящего под описание Кингсли. Тщетно. Тогда я предположил, что Кингсли остановился в одной из припортовых гостиниц и потому не стал брать кэб. Я убил несколько часов, пока не обошел их все, – и снова впустую. Признаться честно, Уотсон, мной овладела растерянность. Я ума не мог приложить, что делать дальше. Вам знакомы мои методы, поэтому вас вряд ли удивит, если я признаюсь, что решил представить, что сделал бы я сам на месте Кингсли. Итак, я убийца, обдумывающий свой следующий ход. Много ли народу знает о том, что я в Англии? Нет, таких по пальцам можно пересчитать. Чем раньше я отсюда уеду, осуществив задуманное, тем лучше. Еще раз все обмозговав, я вернулся на «Морской ястреб» и снова переговорил с мистером Хьюзом. Впору предположить, Уотсон, что у меня начинается старческое слабоумие, поскольку вопрос, который я задал первому помощнику, очевиден и должен был прийти мне в голову сразу. Так или иначе, услышав ответ, я вздохнул с облегчением.
– Что же вы спросили?
– Я поинтересовался, есть ли на судне пассажиры на обратный рейс в Малайзию. Таковой оказался только один – Мервин Джей Кингсли.
– Тогда он у нас в руках! – с облегчением вздохнул я.
– Будем надеяться, что вы правы и что инспектор Бредстрит не оплошает. Я отправил ему телеграмму в Скотленд-Ярд. В ней я написал, что, если он мечтает о продвижении по службе и хочет арестовать убийцу Иеремии Брентвуда, пусть ждет нас в семь утра у доков принца Альберта.
– Думаете, он придет? У меня создалось впечатление, что он собирается закрыть дело за отсутствием состава преступления.
– Бредстрит, как многие полицейские, немного бестолков, но дураком его назвать нельзя. – Холмс зевнул и потянулся. – Он придет. Нисколько в этом не сомневаюсь. – Мой друг поднялся с дивана и снова потянулся: – Ладно, Уотсон, думаю, мне пора спать. Вставать нам завтра рано – если вы, конечно, желаете отправиться вместе со мной.
– Я ни за что на свете не упущу эту возможность, – заверил я. – Кстати, Холмс, в самом начале вы сказали, что корабль быстр как молния, а время и скорость имеют ключевое значение. Что вы имели в виду?
– Все очень просто, Уотсон. Кингсли понимал: ему необходимо попасть в Англию как можно быстрее. Иначе дуриан перезреет и его можно будет только выкинуть.
– Ну конечно, – я понимающе кивнул, – это, как вы говорите, элементарно.
– Спокойной ночи, старина.
– Спокойной ночи, Холмс.
На следующее утро Холмс разбудил меня на рассвете. Великий сыщик был уже полностью одет.
– Вставайте, Уотсон, подъем, – деликатно потряс он меня за плечо. – Пора за дело. На столе вас ждет чашечка кофе.
– Да, Холмс, конечно, – пробормотал я, протирая глаза и стряхивая с себя остатки сна.
Вскоре мы пересекли Бейкер-стрит и, остановив экипаж, велели кучеру везти нас в док. Утро выдалось холодным, а весь город окутывала густая дымка. Кэб трясся по булыжной мостовой. Я поднял воротник и, зевая, принялся ерзать на сиденье, устраиваясь поудобнее. Холмс сидел выпрямившись, будто бы настороже, положив обе затянутые в перчатки руки на серебряный набалдашник трости.
– Я вижу, вы взяли с собой боевую трость, – заметил я. – Полагаете, вам придется пустить ее в ход?
– Кто знает, Уотсон. Даже крыса, если ее загнать в угол, повернется и бросится на своего преследователя. А вы прихватили свой служебный револьвер?
– Да, на всякий случай. – Я похлопал себя по карману.
Немного погодя мы добрались до доков и вышли из кэба. Туман здесь был еще гуще, и он практически полностью скрывал от нас поверхность воды. Холмс расплатился с извозчиком, и экипаж, громыхая колесами, растворился в дымке. Откуда-то донесся протяжный печальный вой сирены. Когда он оборвался, тишину нарушал лишь плеск волн, бьющихся о сваи.
– Пойдемте, Уотсон. Нам сюда – Холмс двинулся вдоль причала на восток.
Мы миновали несколько кораблей, пришвартованных к якорным шпилям. Наконец я увидел «Морского ястреба». Он и впрямь оказался настоящим красавцем. Корпус был изящным, стройным, буквально созданным для того, чтобы рассекать волны. Нос украшала блестящая фигурка хищной птицы, выставившей вперед когти.
Холмс извлек из кармана часы и быстро на них взглянул.
– Почти семь, – пробормотал он. – Бредстрит опаздывает. Если, конечно, он вообще собирается прийти.
Я хотел ответить, но тут Холмс поднял руку:
– Тише! Слышите? Кто-то едет.
Поначалу мне казалось, что стоит абсолютная тишина, однако вскоре удалось различить перестук копыт и грохот колес по булыжной мостовой. Через пару минут показался большой четырехколесный экипаж.
– Тпр-р-р-у! – крикнул кучер, натягивая поводья.
Лошадь, фыркая, остановилась. Во влажном утреннем воздухе было видно, как у нее изо рта идет пар. Дверь распахнулась, и на мостовую спрыгнул инспектор Бредстрит. За ним последовал констебль в форме.
Холмс быстрым шагом подошел к представителю Скотленд-Ярда. Поприветствовав его, он взял инспектора за рукав и отвел в сторону так, чтобы мы с констеблем не могли расслышать содержание их беседы. Пока Холмс с Бредстритом секретничали, мы с констеблем обсуждали погоду. Насколько я понимаю, Холмс вводил инспектора в курс дела. Примерно через минуту они подошли к нам. Бредстрит на ходу вынул из кармана фляжку и сделал глоток.
– Обычно я не пью при исполнении, но, сами понимаете, при такой погоде легко простыть, – пояснил он.
Инспектор как раз собирался протянуть фляжку Холмсу, но тут раздался звук приближающегося кэба, и вскоре он появился из густого тумана. Кэб остановился возле экипажа, на котором приехали полицейские, и из него вышел дородный мужчина с большим чемоданом в руках. Мы услышали, как он поблагодарил извозчика, прежде чем тот уехал. Прибывший говорил с американским акцентом и слегка шепелявил.
Мужчина повернулся и пошел в нашу сторону. Одет он был явно не по погоде: ограничился лишь легкой курткой и брюками. Шляпы незнакомец не носил. Завидев нас, он замер. Инспектор шагнул к нему навстречу:
– Мистер Кингсли?
– Нет, – покачал мужчина головой, – моя фамилия Браун. Джон Браун.
К незнакомцу двинулся Холмс.
– Отпираться бесполезно, Мервин, – сказал он, – нам все известно. Мы знаем про дуриан. Вам следовало избавиться от улик. – И мой друг показал зажатую между пальцев косточку.
Американец затравленно посмотрел на нас и вдруг, бросив чемодан в Холмса и Бредстрита, развернулся и кинулся бежать со скоростью, весьма впечатляющей для человека его комплекции. Холмсу удалось увернуться от чемодана, но инспектор оказался менее проворным.
– За ним, Джонс! – рявкнул Бредстрит, потирая ушибленное чемоданом плечо.
Молодой констебль, грохоча коваными ботинками по пристани, кинулся в погоню. Накидка на его плечах развевалась на ветру. Исход был предрешен. Джонсу не составило большого труда нагнать преступника, и к тому моменту, когда мы приблизились, на руки Кингсли уже были надеты наручники.
– Молодец, – похвалил Бредстрит молодого помощника, похлопав его по спине.
Констебль расплылся в счастливой улыбке.
– Значит, так, Джонс, хватай его чемодан и полезай к кучеру, – приказал инспектор.
Он придержал дверь экипажа, пропустив нас вперед, после чего велел везти нас в Скотленд-Ярд.
Кингсли уныло опустился на сиденье и закрыл лицо руками.
– Я инспектор Бредстрит из Скотленд-Ярда, – представился полицейский. – Вы арестованы по подозрению в предумышленном убийстве Иеремии Брентвуда, которое вы совершили ориентировочно в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое число настоящего месяца. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде.
Американец не ответил, лишь тихо всхлипнул.
– Если вы окажете помощь следствию и чистосердечно признаетесь в содеянном, суд непременно это учтет, – чуть более мягко добавил инспектор.
Кингсли еще раз всхлипнул и выпрямился. Я заметил, что у него в глазах стоят слезы.
– Я не хотел убивать Джерри, – выпалил он, – я же его едва знал. Господь свидетель, он не сделал мне ничего дурного!
– Тогда зачем… – начал было я, но Холмс жестом остановил меня.
Кингсли вытер слезы краем рукава, насколько ему это позволили наручники, и продолжил:
– Я слабый человек, инспектор. Кое-кто, наверное, назвал бы меня беспутным. Последние семнадцать лет я жил и работал в Малайзии. Владельцем каучуковой плантации, где я служил, был Сандерс Брентвуд, отец Джерри. У меня была хорошая должность, приличная зарплата. Казалось, о чем еще мечтать? Но нет, мне этого было мало. Видите ли, моя слабость – азартные игры, а малайцы настоящие шулеры. Я проигрывал и проигрывал. Через некоторое время я начал обворовывать собственную компанию. Я не считал, что совершаю нечто предосудительное, поскольку искренне собирался все возместить, как только мне улыбнется удача. А она ни в какую не желала мне улыбаться. Нет, конечно, иногда я выигрывал, но это случалось редко. Шли годы, но мне удавалось скрывать растраты: Сандерс полностью мне доверял. Так продолжалось бы и дальше, не наступи Сандерс на эту чертову кобру, которая укусила его под коленку. Спасти его не удалось. Я понимал, что попал в беду. Компания должна была достаться единственному наследнику Сандерса – Джерри, то есть Иеремии. При передаче компании обязательно назначают аудит, в результате которого меня бы вывели на чистую воду и отправили в тюрьму. Как я говорил, человек я слабый и слишком хорошо знаю, что собой представляет малайская тюрьма. Грязь, крысы, тараканы, вши… Я этого не вынес бы. И тогда я решил сыграть последний раз. Ведь я же игрок! – Кингсли горько скривился: – Похоже, я снова проиграл.
