class="p1">— Ну, хватит! — резко оборвал Жака Гор-Вильсон. — Вы присоединились к британской армии, чтобы просто выбраться из тюрьмы. Присоединились к полукровкам, которые жаждали подойти к французским границам. Мы постоянно получаем приказы от герцога Веллингтонского — никогда не вверять им аванпосты.
На мгновение все замолчали, затем допрос продолжил Осборн:
— Что вы скажете, рядовой Десерней, на обвинение в том, что вы были более чем лояльны к своим соотечественникам?
— Я могу процитировать свою биографию, сэр. Сан-Себастьян. Ронсесваль. Сорарен…
— Сан-Себастьян! — воскликнул Гор-Вильсон. — Чертовски слабое зрелище являли там собою стрелки!
— Ах, — перебил Траск с нотками извинения в голосе, — за исключением рядового Десернея. Мы только что слышали его биографию. Он был с войсками, достигшими Каск Редут. После этого им было доверено принести наверх лестницы, в то время как атакующая сторона пробила брешь в защите. Сделав это, стрелки бросили лестницы вниз и убежали, оставив капрала Мейсона и отряд, выполняющий опасное задание, поднимать их.
— В тяжелейшей ситуации, — вставил Жак.
Осборн поднял брови, но через секунду продолжил без всякого укора:
— Итак, вы остались, помогли установить лестницы и пытались атаковать вместе с отрядом. Отряд потерпел поражение, большинство погибли. Но от Мейсона мы слышали только похвалу в ваш адрес. Это была атака с неравными шансами на победу, и можно считать почти что чудом то, что вы оба выжили. Он вызвался добровольцем вести вторую атаку на следующий день, но результат оказался, столь же плачевным.
— Замечательное проявление мужества, — задумчиво заметил Траск. — Странно, я ожидал, что Мейсон получит продвижение. Но он, кажется, был обойден вниманием.
— Возможно, его командующий офицер знал больше о нем, чем знаем мы, — сухо заметил Гор-Вильсон. — А также о рядовом Десернее.
Осборн выпрямился.
— Тогда к делу. Как вы объясните ваши действия двадцать пятого февраля прошлого года на Главной Южной дороге над Сиднейской бухтой?
Жак посмотрел на лица судей — ни одно из них не таило даже тончайшего намека на поддержку.
— Я был прикомандирован к взводу, наблюдавшему за группой людей, работающих на строительстве дороги, это были заключенные — около двадцати человек, в цепях.
— Три стрелка, которые дезертировали, были в вашем взводе? — спросил Траск.
— Да, сэр. В какой-то момент, не знаю точного часа, я попросил разрешения пойти в лес, чтобы облегчиться.
Осборн хмуро улыбнулся.
— И вы отошли на расстояние в сотни ярдов или больше, чтобы сделать это? Довольно необычная деликатность для солдата, не так ли?
— Было очень жарко. Как раз под выступом холма находился источник. Я хотел попить.
— А где были в это время ваши друзья? — настаивал Траск.
Жак, изучая румяное лицо, не мог видеть ничего, кроме упрямого любопытства. Если у него и был союзник за столом, то это был не Траск. И, конечно же, не Гор-Вильсон. Оставалась надежда на Осборна, и Жак сконцентрировал свой взгляд на нем.
— Понятия не имею. — Он сделал глубокий вдох, который был слышен в напряженной тишине. — Когда я вышел из кустов, появились лошадь и наездница. Лошадь испугалась, и я успокоил ее. Леди сначала встревожилась, но я заговорил с ней.
Вспоминая тот момент, Жак снова оказался на знойной поляне с двумя испуганными созданиями перед собой. Он мог видеть их горящие глаза, слышал, как женщина тяжело дышала, чувствовал резкий запах листьев эвкалипта, растоптанных под тяжело ступающими ногами лошади. Ее бледное лицо неясно вырисовывалось над ним, когда он положил свою руку на шею лошади. Он почувствовал резкий толчок в груди, когда их глаза встретились.
— Рядовой Десерней, — снова прозвучал твердый голос Осборна. — Здесь указывается на то, что вы настояли, чтобы леди Гамильтон не ехала дальше. Почему?
Жак ответил с вполне правдоподобной быстротой:
— Склон ниже был очень крутым. В той части Сиднейской бухты песчаник ненадежный; он очень легко крошится. Было бы опасно вести лошадь вниз. Я объяснил это леди Гамильтон. Затем подошел лейтенант Джоунс. Он приказал мне вернуться назад, к дороге, и я повиновался.
— И этим все заканчивается? — вмешался Гор-Вильсон.
— О нет, сэр, отнюдь нет. У нас есть показания рядовых Кусселя и Серву, они оба присягнули, что вы планировали побег, прикрывали их отход, и у вас была лодка, оставленная в определенном месте. Я уверен, вы собирались спуститься вниз и присоединиться к ним, когда лейтенант Джоунс помешал вам. Жаль, что он был недостаточно бдителен, чтобы заметить отсутствие ваших товарищей — он обратил на это внимание лишь полчаса спустя, но мы судим не его. Отрицаете ли вы под присягой, что вы дезертировали?
Слова прозвучали спокойно.
— Я отрицаю.
Гор-Вильсон фыркнул. Траск посмотрел в сторону.
Взгляд Осборна стал жестче.
— Двоих ваших соотечественников арестовали и судили. Они признали свою вину и были расстреляны. Но не раньше, чем они оговорили вас. Вы утверждаете, что ничего не знали об этом. В таком случае почему же они солгали?
— Они надеялись на помилование, сэр, и пытались возложить вину на меня. — Жак не мог сдержать кривой усмешки. — В конце концов, что им было терять? Я был далеко. Они защищали свои жизни.
— Они заплатили точно такую же цену и не отклонили обвинение. Это вы свидетельствуете против них! Рядовой Десерней, какое оправдание вы можете предоставить нам, чтобы мы вам поверили?
Горечь неожиданно стала такой явственной, что он мог почувствовать ее вкус. Он выпрямился во весь рост, весь напрягся, стиснул зубы, чтобы ярость не овладела им, и затем громко произнес:
— Я уже упоминал свою биографию. Я придерживаюсь своих действий.
С минуту судьи молчали. Гор-Вильсон оправился первым.
— И что мы должны делать с этими действиями? — Он поднял руку и стал загибать пальцы, перечисляя его проступки. — Вы сбежали из своей армии в нашу, и это говорит нам о том, что вы всегда можете сменить свой мундир, по меньшей мере, один раз. Почему не два? Вы отказывались от продвижения, таким образом, стремились остаться в наших войсках, но без того, чтобы брать на себя ответственность за атаки против французов. Вы остаетесь в британской армии без всяческих подозрений, и у вас появляется отличная возможность наблюдать ее в действии на трех важных театрах — на Пиренейском полуострове, в Ботани Бэй и в Соединенных Штатах.
— Что? — воскликнул Траск. — Уж не подразумеваете ли вы?..
Осборн оборвал Гор-Вильсона:
— Мы судим этого человека военным трибуналом не за шпионаж, майор.
— А возможно, должны были бы, — возразил Гор-Вильсон, пожимая плечами, — вы принимали участие в самом позорном эпизоде американской кампании — мародерстве и грабеже в городе Хэмптон, в штате Виргиния, за что весь ваш полк признали негодным и расформировали. Когда был
