— До свидания, — сказал Чарли Ди.
— До свидания и спасибо, сказал Райннон.
Он даже подошел к двери и подождал, пока его веселый гость не исчез в темноте. Посмотрел со вздохом на звезды — еще одни искры, танцующие в небе. Затем пошел работать.
Глава 8
Утром через коричневые осенние поля к маленькой зеленеющей ферме подъехал Каредек и нашел Райннона в маслобойне — тот отремонтировал маленький сарайчик за домом и поставил там чаны для молока.
Когда вошел Каредек, он как раз сливал сливки в маслобойку, и шериф с ухмылкой уселся за ворот.
— Ладно, я вернусь к мулам, — сказал Райннон.
— Эй, погоди минуту, — сказал шериф. — Если ты собираешься все время работать, ты никогда не станешь Рокфеллером. И славы тебе тоже не видать.
Райннон помедлил.
— Садись, — сказал Каредек.
Райннон послушно сел.
— Я хотел тебе кое-что сказать, сынок. О ферме. Шестьдесят пять или семьдесят акров…
— Шестьдесят три, — сказал Райннон.
— Да? Ну ладно, пока это опустим. Я одолжил деньги из расчета двадцать долларов за акр. Выложил тысячу двести баксов. Через месяц после того, как я получил ее, мог продать ферму по семьдесят пять долларов за акр. Потом появился ты. Вчера в городе я получил еще одно предложение. Угадай, сколько.
— Мы ее немного отремонтировали, — сказал Райннон, затем взволнованно спросил: — Ты хочешь ее продать, Оуэн?
— Ну, я получил предложение. Догадайся.
— По сотне за акр, — сказал Райннон, встревоженный еще больше.
— Послушай, сынок, — сказал шериф, — следующей зимой мы будем продавать сено, так ведь?
— Да.
— Какая цена на сено зимой?
— Точно не знаю.
— Я говорю не о всяких сорняках, которые косят тут на ранчо, а о хорошей, первоклассной кормовой траве.
— Не знаю.
— Я могу получить до двадцати долларов за тонну, если вовремя продам.
— Да, это хорошие деньги.
— Деньги, вроде бы, тебя не интересуют. Погоди минуту. Сколько у тебя заливной земли?
— Пятьдесят один акр.
— Ладно. Сколько тонн приносит один акр за сезон?
— Шесть, если повезет.
— Это пять покосов за сезон?
— Да.
— Шесть на пятьдесят будет триста. Умножить на двадцать — шесть тысяч долларов каждый год!
— Да, — сказал Райннон. — Но ты должен вычесть расходы. И перепахивание каждые несколько лет. И все такое прочее. И тебе нужно нанять еще одного человека!
— Уже нанял, — сказал шериф. — Дальше: у нас есть хороший яблоневый сад, верно?
— Да, похоже, хороший.
— Он и есть хороший. Ты яблоки пробовал?
— Пробовал.
— Столовые, а не те, что идут на сидр.
— Да, хорошие столовые яблоки.
— Ну вот, сынок, эти десять акров покроют расходы на налоги, работу на ферме, удобрения и оплату работника?
— Не знаю, — сказал осторожный Райннон.
— Я знаю, — сказал шериф. — Покроет все это и даже больше. Теперь слушай. Шесть тысяч долларов в год чистыми!
— Не считай цыплят раньше времени.
— Заткнись, Эннен, и слушай меня! Шесть тысяч — очень хороший процент со ста тысяч долларов. У людей начинают открываться глаза. Я тебя спрашиваю: сколько мне предложили за эту маленькую ферму? Сколько? Ты говоришь, сто за акр? Четыреста баксов за акр, мой мальчик!
Он помолчал.
— Это больше двадцати тысяч долларов, — медленно произнес Райннон.
— Гораздо больше. И что я ответил? «Не пойдет», сказал я!
Райннон свернул и прикурил сигарету. Он ждал, в глазах у него светилось удовлетворение.
— Ты рад?
Райннон кивнул.
— Теперь дальше, сынок. Допустим, я списываю свои семьдесят долларов за акр. Допустим, я даже списываю сто долларов за акр. Ты можешь выплатить их мне за первый год. Правильно?
Райннон поднял руку.
— Мы напарники, Оуэн, — протестующе сказал он.
Шериф ритмично крутил рукоятку маслобойки, где плескались и чавкали сливки.
— Ты говоришь, как дурак, — сказал он.
Райннон покачал головой.
— Это твое последнее слово? — спросил шериф.
— Да.
— Тогда давай разделим прибыль пополам.
— Это великодушно с твоей стороны, Оуэн. Ты мог бы сдать ферму в аренду, чтобы сделать то, что сделал я.
— Нанять? Да у них не хватило бы здравого смысла. Ни у кого не хватило бы здравого смысла. Даже у старого Ди, а ведь он был ее хозяином. Он не додумался бы превратить выемку на холме в резервуар для воды. При нем развалилась ветряная мельница!
Райннон в задумчивости повернулся, увидел, как гора Маунт-Лорел сияет под утренними лучами осеннего солнца, и понял, что он выбрал себе место среди людей, среди тружеников. Что будет дальше, покажет время. Его руки открыли перед ним лежал путь к достатку, и даже к богатству!
Но он просто спросил:
— Ди? Ты их знаешь?
— Как облупленных.
— Там есть мальчишка. Чарли.
— Ты с ним познакомился?
Райннон пожал плечами.
— Какой он?
— У них у всех есть мозги, — сказал шериф. — Даже у Ди есть мозги. Если их получше узнать, то можно подумать, что у них слишком много мозгов. Но вот Чарли… Он другой.
— Я так и подумал, — согласился Райннон, вспомнив бессмысленную болтовню юнца.
— Мозги бывают разные, — объявил шериф. — Есть добрые старые сообразительные, а есть кое-что получше. Это называется гений! Клянусь Богом, Чарли Ди — именно такой.
Райннон забыл про сигарету. Он в замешательстве слушал Каредека.
— Ты когда-нибудь играл в шахматы? — спросил шериф.
— Немного, когда был мальчишкой.
— Тогда ты знаешь, что большинство играет плохо; некоторые усердно учатся, и если у них к тому же есть голова на плечах, у них трудно выиграть.
— Точно.
— Но кроме них есть еще гении. Они отдадут ладью, пару слонов, три или четыре пешки, и когда ты думаешь, что выиграл, они прорываются и ставят тебе мат в пару ходов.
— Верно, — вздохнул Райннон, вспоминая далекое прошлое.
— Они настоящие профессионалы. И это относится к Чарли Ди. Он всегда идет на пять ходов впереди тебя. Ты запер его здесь, ты запер его там, но прежде чем до тебя дойдет что к чему, он уже выиграл. Он гений, Эннен, мой мальчик!
Райннон нахмурился. Он попытался сопоставить это описание со своей собственной оценкой юнца. Оно никак не совпало.
— Он приезжал вчера вечером, — сказал он.
— Приезжал?
— Что в этом плохого?
— Ничего… Ничего, — вздохнул шериф.
Он отпустил рукоятку маслобойки.
— Но только, — сказал он, — лучше бы приехал кто-нибудь другой. Он слишком много замечает!
— Про меня? — спросил Райннон с затвердевшим лицом.
— Эй, Эннен. Не все так плохо. Скорее всего, он ничего не подозревает. Ты же ведешь себя тихо!
