– Мама, он окончил МГУ! – пыталась Катерина приводить понятные маме аргументы.
– Это прекрасно, – соглашалась мама. – Но почему он не остался в Москве? И кем он будет через пять лет? Все в палатках ночевать? Сейчас такие обстоятельства, что в ближайшие годы нормально жить будут юристы, экономисты, а не учителя и не геологи. Может быть, это и несправедливо, и неправильно, но это так. И где вы будете жить? Нам зять в дом не нужен, уж извини. Мы готовы помогать тебе, но не твоему мужу.
Папа помалкивал, соглашаясь. Он всегда соглашался с энергичной и умеющей подобрать нужные слова мамой. Он-то знал по опыту, что в таких вопросах мама всегда оказывается права. Катерина это тоже поняла, но гораздо позже. Теперь все эти мальчики, которые были «из ее круга», стали известными в городе адвокатами, мамины аспиранты, забросив науку, ушли в банки и консалтинговые фирмы и уже ворочали большими деньгами. Они строили коттеджи в загородных поселках и летали отдыхать на далекие острова, названия которых звучали как музыка. Их дети учились в частных школах и вместо продленки занимались верховой ездой. А их жены гордились своими мужьями, как призовыми лошадьми, и были не прочь прихвастнуть их успехами при любом удобном случае.
– Мужчина должен идти вперед, – говорила мама. – Ты это поймешь, но позднее. Иначе он перестает развиваться как личность.
Папа опять кивал. А Олег старался пореже заходить к тестю и теще, изобретая разные предлоги. И к этому все быстро привыкли.
Катерина тоже поначалу очень рассчитывала, что Олег будет «идти вперед». Вот закончит юридический, куда поступил по ее настоянию, потом поменяет работу, а папа поможет. И он тоже станет востребованным и известным, а она будет им гордиться, сравнивать с другими, «из их круга» – и гордиться. Не вышло. Еще один диплом Олег получил, но работу не поменял и продолжал работать «по специальности», мотался по командировкам и возвращался домой, пропахший чужими странными запахами, совершенно не похожими на дорогой парфюм ее нынешних знакомых. К тому же старые студенческие компании, в которых он блистал бардовскими песнями и остроумными шутками, давно распались, а новые компании у них были разные, там блистали другие и совсем другими талантами.
Так что Светка права – дело не в деньгах. Просто они стали чужими людьми. Разными. Они развивались не параллельно, а в разные стороны. Вернее, она развивалась и шла вперед, у нее имя и престижная работа, позволяющая заводить нужные контакты. А он остался стоять на месте. «А кем работает ваш супруг?» – интересовались иногда у Катерины. И когда она отвечала, что геологом, изумлялись так, как будто она сказала – стриптизером. Хотя нет, в этом случае удивлялись бы меньше: стриптизеров сейчас, похоже, куда больше, чем геологов, и живут они не в пример лучше. А геологи, чертежники, слесари, электрики, повара, школьные учителя и музейные работники вроде снежного человека – кто-то где-то его видел, но мельком. Во всяком случае, в последнее время о них мало что слышно. И вот надо же – живой геолог, кто бы мог подумать. Да еще Катин муж, то есть приближен к «нашему кругу», как мило!
Но объяснять все это Светке Катерина, конечно же, не собиралась. Во-первых, потому что не любила изливать душу перед посторонними, а во-вторых… Она, если честно, и сама еще не совсем сформулировала себя, зачем уж ей так приспичило разводиться. Никто из «ее круга» на горизонте даже не маячил, муж, положа руку на сердце, был вполне среднестатистический, бывает и хуже. Но ведь и лучше бывает! А она, Катерина, достойна самого лучшего. «Л’Ореаль – ведь вы этого достойны!» – тут же услужливо пропела в голове тетенька из рекламы. Опять вышло глупо. Но в любом случае она в отличие от Светки, которая там наверняка заливается слезами, оплакивая свою неудавшуюся семейную жизнь, сама решает, как ей поступать.
…Дашка повернулась на другой бок и что-то пробормотала. Катерина взглянула на часы – второй час. Вечер прошел гаже некуда. Но уже ничего не поделаешь, надо лечь спать, чтобы этот день поскорее закончился, – решила Катерина. И тут раздался стук в дверь. Она подскочила от испуга. За дверью стояла Светка в своем драгоценном – как его там? – жилете с рукавами. Глаза ее горели лихорадочным блеском.
– Ты чего? – осторожно спросила Катерина, впустив подругу.
– Давай мне объявление! – выпалила Светка. – Развод так развод! Лена говорит: «Чего ты, мама, греешься? Чем так жить, как вы с папой, лучше разъехаться на Северный и Южный полюсы». Этот придурок, оказывается, ее со своей нынешней знакомил. Это, говорит, тетя Снежана. Лена говорит – какая она мне, блин, тетя? Сама девчонка! Представляешь?! Я-то думала, что Лена ни о чем не догадывается, что ей до нас дела нет. А она меня жалеет. Меня! А чего меня жалеть? Что ли я не лучше всех?!
– Лучше, – шепотом вставила Катерина. – Мы с тобой лучше всех! Только не ори, Дарью разбудишь.
– Вот я и говорю! – не убавила звук Светка. – Найду себе мужика нормального – не замуж, так хоть в любовники! Это, между прочим, быстро. Да на раз! И чтоб он со мной по магазинам ходил! Я видела – ходят, за ручку, очень даже свободно. Я ему покажу идиотку! Развод он получит, а квартиру – черта с два! Пусть отваливает к своей тете Снежане, дал же Бог имечко! Подавай объявление, еще посмотрим! И напиши там: девяносто – шестьдесят – девяносто!
– Что, правда? – невежливо усомнилась Катерина.
– Ха! Если постараться, пятьдесят девять можно сделать, – с гордостью подтвердила Светка. И даже немного успокоилась.
Василий любил ночные смены. Колесить по спящему городу было гораздо приятнее, чем днем изнывать в пробках. К тому же днем в магазинах все нервные, все торопятся – и товароведы, и грузчики. Ночью, правда, грузчиков и вовсе не было, поэтому мужики из гаража собачились с начальником смены, когда он ставил их в ночную смену. А Василий считал, что не переломится, если и выставит из машины на порог десяток коробок с творогом и сметаной. Да и работы в ночную смену было не особенно много: маленькие магазины по ночам товар не принимали, так что в путевом листе значились два супермаркета, в одном три филиала, в другом – шесть, ну так ведь и улицы пустые, ни светофоров тебе, ни гаишников – красота. Он даже дружески подмигивал фарами водителям грейдеров, самосвалов и прочей снегоуборочной техники – до того у него было хорошее настроение. Как ни крути, и он, и эти ребята делают важное дело: утром горожане поедут на работу по расчищенным дорогам, а перед работой смогут купить в магазине свежий кефир или сырок. Он и сам всегда покупал, если, конечно, в отпуске был или в отгулах, продукцию только родного молокозавода; не потому что такой уж патриот, а просто – вкуснее. А если еще повезет пересечься у магазина с «зилком» с хлебобулочного комбината!..
Сегодня ему как раз повезло, и буханка свежайшего черного с тмином благоухала на всю кабину. Он специально положил ее рядышком на переднее сиденье и приоткрыл газету, и теперь от сытного хлебного запаха у него было тепло на душе. И руке, которой он изредка поглаживал буханку, тоже было тепло и приятно. Пожалуй, он и домой ее привезет теплой, если сунуть под куртку и если мужики подбросят до дома – работу на сегодня он закончил. А времени еще – полпятого. Тогда его ждет вкуснейший завтрак – горячий и сладкий-пресладкий чай с молоком, еще теплый черный хлеб с толстыми кусками докторской колбасы. А потом – спать. Выспится – надо будет дома прибрать, запустил он это дело, укоризненно посмотрел сам на себя в зеркало Василий. На Димку все равно надежды никакой.
