Но его альковный партнер Альбер испытывал к Мэри стойкую неприязнь. Он-то и мог снабдить Ченнинга этими сведениями. Она затруднялась сказать, что страшит ее больше: угроза потерять свою долю в наследстве, разоблачения и скандалы или страх потерять Кейна, который рано или поздно узнает, что это его сына она носила, скрывая от него правду.
Зная Ченнинга и Лоретту, она была уверена, что эти двое не остановятся на полпути, завладев ее деньгами. Страшило то, что они станут трепать имя невинного малыша Брента — так она нарекла перед похоронами своего младенца, — чтобы до основания разрушить ее жизнь.
Стараясь не думать о последствиях, Мэри решила, что Кейн должен узнать о сыне из ее уст. Не в лучшие времена он вернулся к ней. Узнавая его вновь, Мэри была уверена, что его возвращение — не блажь или авантюра, а обдуманный поступок зрелого человека. Его переезд в Иствик, желание стать финансовым партнером в учреждаемом ею проекте, его постоянные уступки и терпеливое отношение обязывали ее быть откровенной с ним. Он уже стал частью ее жизни, она не могла отрицать очевидное.
— Приступим к трапезе, — вывел ее Кейн из задумчивости, горячей рукой прикоснувшись к ее обнаженной спине.
— Пожалуй, — согласилась она.
Мартини добавил еще больше сумятицы в ее беспокойные и путаные мысли. Посмотрев в лицо Кейна, она испугалась своего желания открыть ему правду. Любое сказанное ею слово грозило стать последним в этих почти идеальных отношениях.
— Кейн… я бесконечно благодарна тебе за все, что ты для меня делаешь.
— Я делаю это не только для тебя, а ради нашего общего будущего. И я счастлив, что могу хоть чем-то тебе помочь. — Кейн нежно поцеловал ее в лоб.
Растроганная и растерянная Мэри обхватила его торс озябшими руками и, словно ребенок, прижалась к груди.
Все эти годы стараясь держать себя в руках, она втайне мечтала о таком могучем плече, в которое можно зарыться в надежде, что все дурное быстро пройдет, а ее защита крепка и несокрушима. Обнимая Кейна, Мэри осознавала скоротечность этой минуты и все же в глубине души цеплялась за наивную мечту.
Кейн приподнял ее лицо за подбородок и, обнадеживающе поцеловав глубоким поцелуем, сказал:
— Не тревожься, милая. Все образуется.
— Каково это — всегда быть таким правильным? — спросила она, думая о своем и вызвав его искреннее недоумение.
— Ты мне льстишь.
— Назови хотя бы один случай, когда ты сознательно солгал, — допытывалась Мэри, — или поступил нечестно.
— Я думаю, таких случаев было много, иначе я бы тебя не потерял.
— Я понимаю, ты тогда запутался, что называется, из лучших побуждений. Но бывает, что люди сознательно совершают неправильные поступки. Скажи откровенно, с тобой было такое?
— Ты хочешь, чтобы я выдал тебе какую-то страшную тайну из своего прошлого? — шутливым тоном предположил он, избегая затягивать тему, не сулящую ничего хорошего.
Мэри пристально наблюдала за ним. Вместе с восхищением и удивлением он всегда вызывал у нее желание вооружиться карандашом и набросать тот или иной своеобразный его жест, запечатлеть па бумаге неуловимую мимику.
Мэри уже долгое время не была в своей мастерской, она даже эскизы делала крайне редко. Сначала ей казалось, что эта апатия временная и вызвана проходящими причинами, но в последнее время почувствовала, что ничего не вдохновляет ее, как прежде. Страсть к рисованию вернулась вместе с Кейном. Она впитывала его глазами, чтобы затем излить на холсте чувства, навеянные им.
— У всех есть парочка скелетов в шкафу.
— Даже у тебя?
— Я задала вопрос первая, — слегка занервничав, отгородилась Мэри.
— Ты действительно хочешь знать обо мне все? — спросил он, и она кивнула. — Это хороший знак, одобряю. Но только не уверен, что я готов по первому твоему слову выворачиваться наизнанку. В этом есть что-то патологическое, прости… Может быть, со временем, — разочаровал ее Кейн. — Но если ты хочешь, чтобы в моем шкафу оказался скелет Ченнинга, я с удовольствием это устрою. — Заполнив этой кровожадной шуткой неуютную паузу, он вышел на балкон, а она вслед за ним.
Растекшийся по горизонту солнечный круг вычерчивал на земле длинные мутные тени. Становилось влажно и душно. Засыпающий день гасил беспокойный вихрь мыслей. Мэри понимала, что все дурное, что могло произойти сегодня, уже случилось. А ночь сулит чистое отдохновение, и она не должна пренебрегать этим даром. Закат пьянил. Пение океана убаюкивало. Кейн согревал.
Они уже многое знали друг о друге. Казалось, обсудили все стоящие книги, вместе посмотрели несчетное количество интересных фильмов, хорошо изучили вкусы друг друга. Однажды он крайне изумился, застав ее за чтением книги маститого британского историка о Второй мировой войне. А когда она прямо спросила его мнение о популярном ныне типаже актрис с силиконовыми деталями, он озадаченно почесал затылок и решил, что правильней будет сказать: «Я как-то не задумывался над этим». Тогда Мэри призналась, что хотела бы обзавестись более сочными формами, вынудив Кейна признать, что она самая желанная женщина на свете в ее природном виде.
Кейн наблюдал за Мэри и понимал, что она не просто расстроена, она раздавлена навалившимися проблемами. Он видел ее в подобном состоянии только дважды: в день гибели родителей и брата и в день, когда он сообщил ей о своем намерении жениться на Виктории.
Ужин прошел чинно. Мэри промокнула губы салфеткой.
— У тебя красивейшие губы, мне не терпится их поцеловать. — Кейн смотрел на нее, не отрывая взгляда.
— Меня тоже вдохновляет красота. И лишь однажды она меня ввергла в отчаяние. Твоя свадьба была убийственно красива.
— Ты видела фотографии?
Она молча кивнула в ответ, вспоминая отчаяние, с каким разглядывала эти одновременно притягательные и отвратительные снимки в разделе светской хроники.
— Каким образом ты познакомилась с Жаном-Полем?
— Я знакома с ним дольше, чем с тобой. Познакомилась в его парижской галерее.
В глазах Кейна блеснула настороженность. Зная его ревность, Мэри поняла, что высказалась не вполне аккуратно.
— Насколько я знаю, он очень высоко ценит твои работы. Вы встречались, когда мы жили вместе?
— Кейн, ты меня в чем-то подозреваешь?
— Ты понимаешь, что я имею в виду, — дерзко сказал он.
Мэри неторопливо встала со своего места и, подойдя к забавно злящемуся Кейну, с хмельной игривостью присела к нему на колени.
— Тебе нравится ранить меня? — прошептала она, заглянув ему в глаза с грустной улыбкой.
— Конечно же, нет! Но у меня достаточно оснований ревновать тебя. — Кейн долгие три года жаждал узнать, к кому ушла Мэри, чьего ребенка она носила.
