— Нет. Я никогда о нем не слышала, — уверенно ответила Мэри. — Не помню, чтобы ты когда-нибудь рассказывал мне о своей семье.
— Верно. Ты была моим оазисом наслаждений, Мэри-Белл, — признался он и поцеловал ее в темечко.
— Оазисом наслаждений? — удивленно воскликнула Мэри. — Не знала, что ты поэт.
Кейну тоже понравился этот экспромт, он помог понять, что его влекло к Мэри, что он искал рядом с ней.
— Ты хотел рассказать о старшем брате, — напомнила Мэри.
— Он был любимчиком всей семьи. Этакий золотой мальчик. Он родился победителем. С ним сопрягали много надежд по части продолжения семейных традиций. В общем, он был полной противоположностью мне.
— Из-за этого ты о нем никогда не рассказывал?
— Нет. Из-за того, что он трагически погиб. Это сильно подточило всю нашу семью. Он погиб во время восхождения на Эверест.
— Вероятно, от тебя потребовали, чтобы ты заменил его?
— Они до сих пор уверены, что имели на это право.
— А при чем тут твой брак?
— Виктория была невестой Найджела. Она переживала его гибель вместе с нашей семьей. Тяжелее, чем кто-либо из нас. Это стало причиной очень длительной депрессии. Она вызывала мое искреннее уважение и сочувствие.
— И поэтому ты женился на ней.
— Не совсем. — Кейн замялся. — Она была в глубоком отчаянии, замкнулась в своем горе. Нам приходилось буквально насильно вытаскивать ее из дома. Я часто навещал ее, мы много говорили, вспоминали Найджела, прошлое. Я симпатизировал ей. В какой-то момент мы увлеклись. Потребовалось время, чтобы понять, что это всего лишь подмена.
— Ответь честно. Ты сделал ей предложение, когда мы были вместе?
— Да.
— В таком случае ты — мерзавец, — четко произнесла Мэри.
— Жаль, но это так, — смиренно принял он ее вердикт.
Кейн искренне верил в то, что Виктория, воспитанная в строго английских традициях, будет идеальной женой для молодого перспективного аристократа. А простушка Мэри не могла рассчитывать ни на что, кроме как на честь быть его пылкой любовницей.
— Так почему все-таки брак был аннулирован? — продолжала допытываться Мэри.
— Незадолго до гибели брат позвонил мне с места их последней стоянки и заставил меня пообещать, что в случае несчастья я позабочусь о его невесте. Ради его спокойствия я дал обещание. Но сложилось так, что наш брак оказался фикцией. Мы не были супругами в полном понимании этого слова.
— Как долго это продолжалось?
— Больше года.
— Невероятно, чтобы за это время вы ни разу… — Мэри запнулась, подозревая, что Кейн ее дурачит.
Кейн почувствовал себя неловко. Ему очень хотелось, чтобы она поняла его правильно.
— Видимо, у тебя с твоим мужем все было иначе.
— Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя виноватой перед тобой? Это так. Я жестоко ошиблась.
— Вместо того чтобы сокрушаться о прошлом, мы должны воспользоваться шансом и все исправить, Мэри, — менторским тоном сказал Кейн. — Мы стали мудрее и можем простить друг друга.
— Кейн, пойми меня. В моей жизни сейчас такой период, когда я должна стать самостоятельной. А на это требуется время. Я должна понять, кто я и что я. А это можно сделать лишь в одиночестве. Ты сам убедился, чем чреваты скоропалительные решения. Мы должны подождать… несколько лет.
— Ты, должно быть, шутишь. С каждым годом я чувствую, как бездарно пролетает жизнь. Я бы мог тебя понять, если бы между нами стояли объективные преграды, но… — Он смолк и крепко обнял ее. — Расстаться сейчас станет еще более непростительной ошибкой, чем то, что мы натворили, будучи молодыми и самонадеянными. Мы знаем жизнь и сможем справиться с трудностями.
Остаток дня Мэри пребывала в состоянии растерянного удивления. Как же быстро и незаметно обида на Кейна сменилась чувством вины перед ним. Конечно, то обстоятельство, что он, будучи ее любовником, присматривал себе другую женщину на роль жены, ранило Мэри. Но свое прегрешение перед ним она расценила строже. Кейн все еще пребывал в неведении, чьего ребенка она носила, оставляя его. Мэри затруднялась предсказать его реакцию, случись ему узнать об этом.
Равновесие духа достигалось нелегко. Мысли перепрыгивали с его рассказов о семье на взрыв страсти, испытанной в кабинете деда. Блаженная нега быстро приходила на смену терзающему ощущению безвыходности.
Когда Кармен принесла напитки с закуской к бассейну, Мэри забеспокоилась, как бы экономка чего-нибудь не заподозрила в отношении ее и Кейна, слишком плохо у нее получалось вернуть себе душевное спокойствие. Вспоминался дед, строгий к эмоциональным вольностям.
Старик многим казался жестким, отпугивал своей бескомпромиссностью. Но у Мэри была возможность убедиться, что это лишь внешнее проявление его волевого характера. Когда в доверительном разговоре она рассказала ему о своем желании учредить педиатрическое отделение для детей из малообеспеченных семей, он благословил ее план. Он искренне сочувствовал ее потере и не сомневался в серьезности намерений. Однако нежная его любовь и понимание никогда не умаляли строгости главы клана. Его требования оставались одинаково обязательными для всех. Мэри была готова на многие жертвы, чтобы соответствовать высоким стандартам, предъявляемым к женщинам семьи Дюваллов. И это было нетрудно, пока она вновь не встретила Кейна.
— Не желаешь прогуляться по пляжу? — спросил ее быстро освоившийся Кейн.
— Придется переодеться, — согласилась она.
— Я подожду.
— Там, — она указала на кабинки для переодевания возле бассейна, — есть разная пляжная одежда. Подбери себе что-нибудь.
— Отлично.
Мэри надела свободную юбку и легкий топик без рукавов. И собралась было выпорхнуть из комнаты босиком, но, вспомнив о правилах семьи Дювалл, обула сандалии и степенно спустилась по лестнице, на нижней ступени которой замерла, насторожившись.
Внизу Кармен разговаривала с Ченнингом. Чтобы не привлекать их внимание, она разулась и бегом на цыпочках пересекла внутренний дворик. Кейн поймал ее за талию и спросил:
— За тобой кто-то гонится?
— Не хочу сталкиваться с Ченнингом.
— А мне бы очень хотелось с ним столкнуться, — воинственным тоном произнес Кейн.
Будучи превосходным боксером, он мог позволить себе даже открытые угрозы в адрес противника.
— Кулаками проблемы не решаются, — строго одернула его Мэри, видя, что Кейн не шутит.
— У меня свои методы решения спорных вопросов, и они меня никогда еще не подводили.
— Свои дела ты можешь улаживать, как тебе нравится. Но это моя семья и мои проблемы, — категорически заявила она.
