– Владеющий титулом имеет право набрать дружину, стать вождем и взять все, что ему необходимо, – просто ответил Алан. – Секонунг Эрман не имеет земельных владений и ведет странствующую жизнь наемника – варяга на своем корабле. И у него есть отряд преданных ему воинов. Он остановился в нашем порту, в качестве моего гостя, по дороге в Испанию. Во время зачистки города от пиратов, было арестовано несколько человек из его дружины. Я готов поручиться за него и его людей. Во время пиратского набега мы стояли плечом к плечу при защите городского храма. Это может подтвердить и местный священник.
– Твоего ручательства достаточно, ректор, – махнул рукой Никифор. – Но позволь тебе заметить, что земляк твоего гостя Детерих из Равенны поступил намного умнее и заработал намного больше, – снова поддел Рыжего Никифор. – Он позволил продавать римскому папе то, чего нет и что нельзя пощупать и попробовать. А папа, как фокусник, превратил пустой звук в звонкую монету. Любой, имеющий достаточно золота, теперь может называть себя рексом. И у него будет папский пергамент, который можно посмотреть и пощупать, с гербами и печатями удостоверяющими его. На западе это стало модно, а папе выгодно. Собравшиеся в зале стали переговариваться и шушукаться. Где-то послышались смешки.
– Ладно, оставим это, – Никифор видел, как викинг помрачнел и снова разрядил обстановку. – Да что там титул какого-то рекса[109]. Римский архиепископ не постеснялся в свое время продать Карлу франкскому даже несуществующий в то время титул священного императора Западной Римской империи. В зале снова раздались смешки. Выдавил из себя кривую ухмылку и Эрман. Разрядив обстановку, стратиг стал расспрашивать наемника серьезно:
– Сколько у тебя воинов, и по какому такому делу, рекс Эрман из Таврии, ты направляешься в Испанию?
– Со мной вместе сорок два воина. Говорят, халиф Кордовы нанимает норманнских викингов для войны с викингами африканскими, берберами. В наших краях сейчас холодно, а здесь уже не так жарко, – с акцентом, трудно подбирая слова, отвечал Эрман.
– А почему не к агарянам на Крит? У тамошнего эмира тоже есть твои соплеменники норманны. Или даже в гвардию халифа африканского?
– На Крит не пойду, потому, что там нужно будет поверить в Мессию Ифрикии. Гораздо больше наемников идут к халифу Абдурахману[110] из Кордовы[111]. У него тоже за службу платят золотом, но не требуют сменить свою веру. – Очень хорошо, викинг. Я понял, к чему ты клонишь. Тебе не надо искать службы у халифа Кордовы. Храбрые воины ценятся везде. Как стратиг Анатолии, я найму тебя и твоих людей. И в свою веру насильно тебя обращать не буду. – В Грецколани умеют ценить профессионалов. – Эрман почтительно склонил голову, выражая согласие.
– Пока что присоединишься к отряду кораблей наварха Никиты. Плата будет стандартная, двадцать золотых на душу и премия – доля с добычи. В Византии достаточно мест, где храбрецам найдется возможность завоевать славу, а заодно и пополнить кошелек. – Закончил разговор Никифор.
Алан нетерпеливо прочистил горло, вновь привлекая к себе внимание Никифора.
– Что-то еще ректор? – Никифор удивленно вздернул бровь.
– Да, есть еще просьба.
– Что еще? – Скривился Никифор. – Если по поводу золота, то это к паракимомену.
– Нет, нет. – Поспешно успокоил его Алан. – Это по поводу спектакля. – Видя заинтересованный взгляд Никифора, пояснил: – На завтра, на стадионе было запланировано выступление местной театральной труппы мимосов. Позволь не откладывать представление и провести его в честь победы византийского флота.
Никифор минуту размышлял. – Что ж, город приходит в себя после погрома. Людям надо отвлечься от его последствий. Что будут показывать?
– Вторую часть трилогии о похождениях хитроумного Одиссея. Первая часть, как известно – комедия, третья – трагедия. В данном случае они будут не к месту. Но третья часть, мелодрама, будет в самый раз.
– Неплохой выбор. – Одобрил Никифор. – Кстати, ректор, пленные в один голос утверждают, что в городе Лев Триполитанский охотился за группой мимосов. Не знаешь почему? – Не имею ни малейшего представления. – Развел руками Алан. – Но поскольку моя супруга, госпожа Цира возглавляет театр Гитио, позволь, друнгарий, считать тебя и твоих спутников моими гостями на этом представлении.
По площади пробежал глашатай, который во все горло расхваливал предстоящее представление и выступающих в Амфитеатре мимосов. Со всех концов города народ повалил к месту представления. Заплатив две медные монетки, люди проходили по крытым коридорам, ведущие к местам для зрителей, расположенных на склоне холма и полукругом охватывающих площадку сцены расположенной у его подножья. За сценой располагались помещения мимосов: гримерные и комнаты для реквизита. По установленному порядку нижние ряды занимали представители мужской половины. Женщины занимали огороженные верхние места театра, куда проходили по отдельному входу. Зрители занимали места, шумно обмениваясь последними городскими новостями и слухами. Человек не может долго грустить. Веселый гомон царил в Амфитеатре. Скамьи были переполнены.
В огороженной центральной ложе почетных гостей встречал ректор Алан и начальник равдухов Демна, который изо всех сил стараясь услужить высоким гостям. Словно не замечая Демны, Никифор на правах старого знакомого представил Алану своих спутников.
– Ректор, представляю тебе цезаря Романа, паракимомена Василия и наварха Никиту. – Мы слышали, что мимосы Гитио не уступают в мастерстве столичным мастерам. И теперь хотим в этом убедиться сами. – Несколько свысока, но вполне любезно добавил Василий.
Как только в ложе показались Никифор с сопровождающими, зрительские ряды взорвались криками:
– Хай[112] кайсар! Хай Никифор! Слава цезарю! Хвала Никифору! – Скандировали трибуны.
Слуги поднесли гостям молодое вино. Отпив глоток с видом знатока, Василий одобрительно хмыкнул: – Редкий букет. – Эту прекрасную молодую кровь виноградной лозы разливали на прошлой неделе. – Тут же с заискивающим видом заговорил Демна.
Ответ патрикия утонул в громе аплодисментов. На сцену вышли мимы.
Один из актеров показал, как засмотревшись на ложу гостей, оступился и чуть не упал. Это вызвало взрыв смеха на трибунах.
Представление началось.
– Кто эта милая дева, что играет Цирцею? – спросил Василий у ректора.
– Моя дочь Анастасия. Так же талантлива, как и ее мать, – ответил ректор и после небольшой паузы попросил: – В моем имении сегодня, после представления, будет устроен торжественный обед по случаю отражения пиратского нападения. На него приглашены местные землевладельцы и предводители цеховых объединений. Прошу тебя, паракимомен, оказать мне честь и быть со своими спутниками сегодня вечером моими гостями. Я представлю вам своих домочадцев.
Василий немного подумал и снисходительно кивнул:
– Я принимаю приглашение.
В греческих городках и поместьях редко придерживались строгого этикета поведения, принятого при дворе царя царей. В Спарте в ходу было более демократичное отношение между полами, чем на материковой части империи. Раздельные застолья обходили, сервируя столы в тенистых парках. Собравшиеся гости свободно общались, гуляя по аллеям, мимоходом утоляя голод и жажду возле столов, уставленных фруктами и прохладительными напитками.
– Роман, позволь представить, очаровательную Цирцею, дочь ректора Алана, несравненную Анастасию. – С этими словами паракимомен подвел девушку к Роману. У Романа округлились глаза и перехватило дыхание.
Девушка была небольшого роста, но словно выточена из слоновой кости. Постоянные танцевальные упражнения придавали ее движениям грациозность. Цвета темной меди волосы и синие глаза говорили о твердом, но романтичном характере.
– Анастасия, красивое имя, как и носящая его, – произнес Роман, едва справился со своим дыханием. – Речь его была вкрадчивой и обольстительной.
– Ты очень добр, цезарь, – скромно потупив глаза, отвечала Настя.
– Мне понравилось твоя игра. У кого ты училась мимическому мастерству? – Сколько себя помню, с самого рождения. Моя мама играла со мной. На самом деле так она учила играть меня.
Видя, что молодые люди вполне довольны общением друг с другом, Василий оставил их одних.
– Твоя мама хорошая актриса? Откуда она родом?
– О, моя мама родом из аланов народа куру[113] в Тароне, где и постигала древнее искусство гусанов[114] и танцев вардзак, посвященных богине любви и красоты Анахит[115].
– Она что, язычница?
– Да нет, что ты, моя мама истинно верующая в Мессию Иисуса, я тут говорю о танцах.
– Хм. Да? – Хмыкнул Роман. – И моя мама из народа куру, но с побережья Первой Армении.
