– Говорят, что он любит общество куртизанок? – поинтересовался Роман. – А еще он охотник, игрок, волокита за женскими юбками и пьяница. Ну, прямо как мой двоюродный брат со стороны матери, Ной Цимисхий[89]. Ох уж этот Цимисхий! Правда, он не пьет за здоровье Сатаны, как Октавиан. Несмотря на это вы с герцогом, как ровесники, вполне можете найти общие интересы. – Ты хочешь, чтобы я пил с ним за здоровье Сатаны? – ухмыльнулся Роман.
– Нет. Я имею виду охоту, игры и гулянки с девицами. Тебе самое время. А для меня все это скукота неимоверная, раз не с кем подраться. Даже морской путь совершенно безопасен. С халифом[90] Ифрикии[91] подписан, хоть и худой, но мир. Эмиры[92] Крита и Сицилии сдерживают своих морских псов. А вольные пираты побояться напасть на имперский флот.
Еще один из пассажиров, Василий Ноф нисколько не обиделся на словесный выпад Никифора в свою сторону. Как у всякого евнуха, у него было гладкое, холеное лицо. Внебрачный сын болгарки и свергнутого басилевса Романа I Лакапина[93], Василий был человеком умным и рассудительным, хотя и несколько прижимистым. Он весьма удачливо и примерно во всех делах помогал Константину VII Багрянородному, женатому на законной дочери базилевса Лакапина Елене. В борьбе Багрянородного с сыновьями Романа I Стефаном и Константином за скипетр, Василий Ноф выступил против своих сводных братьев. Оставшись единодержавным властителем, Константин сразу же назначил своего протовестиария[94] Василия патрикием[95], паракимоменом и управляющим синклитом. – Друг мой Никифор! Мы едем в Рим не для того, чтобы Роман гулял с блудницами Октавиана! А чтобы показать силу Византии и ее расположение герцогу Тусколо, хозяину Вечного города. Так уж получилось, что со времен Карла[96] Аппенинский полуостров[97] разделен на три части. На севере князей лангобардов франки объединили в королевство Ломбардия[98] или Италия. Владения южных князей лангобардов Византия объединила в свои провинции. Остались неприсоединившимися ни к северу, ни к югу княжества центральной части полуострова. За эти территории и идет борьба между Каролингами и Византией. И Рим – ключ в этой борьбе. Неужели ты забыл о восточнофранкском рексе Оттоне? – Продолжал, словно читал лекцию Василий. – Так я напомню тебе эту историю. Чтобы закрепить за собой царство Италийское, Каролинг Беренгар[99] маркграф Иврейский хотел женить старшего сына на молодой вдове цезаря Лотаря Адельгейде[100]. Вдова оказалась с норовом, за что и подверглась заточению. Из заточения она сбежала к своему деверю Октавиану Тусколо. Владыка Византии поощрял устремления Беренгара, и потому папа Агапит II[101] воззвал к восточным франкам, умоляя спасти Рим от «злого» Беренгара.
Вот тут-то, вняв мольбам римского пантифика, и подоспел другой Каролинг, «благородный» Оттон. Прямо как когда-то Аттила ринувшийся в Италию «за спасением чести» девицы Гонории, чтобы заодно приобрести и пол-Европы в приданое. Новый «спаситель обиженных вдовиц», перейдя Альпы с цветом норманнских баронов, так напугал ломбардийцев, что войско Беренгара разбежалось, даже не вступив в схватку.
Благодарная «жертва обстоятельств» немедленно отдала руку и сердце своему освободителю. Этот политический брак на вдовствующей Адельгейде, отдал во власть Оттона все Италийское царство. Правда сам он предпочитает жить в более суровом климате севера, подписав с местными аристократами вассальный договор[102] в качестве их сюзерена. Даже Ломбардию, как немецкий лен, он оставил все тому же Беренгару изъявившему покорность. Хотя уже без маркграфства Вероны и герцогства Фриульского, которое он подарил своему брату Генриху, герцогу Баварскому, – тоном учителя излагал произошедшие события Василий. – Наш визит вежливости – это, прежде всего, политический акт, напоминающий италийским аристократам и заезжим норманнам, кто является истинным хозяином в Восточных и Западных ромейских царствах.
Если станет уж совсем грустно, то ты всегда сможешь найти какого-нибудь спесивого франка при дворе герцога. И облегчить свою душу в хорошей драке.
– Успокоил, – усмехнулся Никифор. – Но почему базилевс делает трагедию из-за этого Оттона? Он что, первый? В Италии все как обычно. Так уж повелось там со времен Римской Республики. Очередному наемнику надоел беспорядок среди нанимателей. И он навел порядок в грызне аристократии. А заодно сам стал царем, посадив псов патрициев на короткий поводок. Не о чем беспокоиться, – рассуждал Никифор. – Интересно, сколько времени Беренгар сможет сносить положение вассала у дикого северянина? – Беренгару остается пока только скрипеть зубами, – так же рассудительно продолжал излагать Василий. – Герцог Октавиан и архиепископ Рима Агапит предпочитают служить не ему, а у рексу восточных франков Оттону. За их преданность тот благоволит им. А самому рексу нужен послушный иерарх западной Церкви, который рукополагает епископов не за их веру, а за их преданность правящей династии. Наглядный пример тому, как брата Оттона, герцога Лотарингии Бруно, папа Агапит рукоположил архиепископом Кельна. В благодарность за это Оттон поспешил привести войско эрманских рыцарей и баронов в Италию по призыву папы Агапита. Получился взаимовыгодный альянс, – продолжал разбирать политическую обстановку Василий. – Этот варварский рекс не так глуп. Он использует христианских епископов, как узду для заносчивых и независимых баронов. Не изволите подчиняться – получите обвинение в ереси и отправляйтесь бегом на костер. Он строит сильное государство на западе. И поэтому становится потенциально опасен для Византии. – Ладно, ладно, уяснил, – отмахнулся Никифор. – Что ж навестим Октавиана с Агапитом. Пусть и дальше остаются вассалами Оттона и запугивают им Беренгара. Но пусть Каролинги не забывают, кто истинный хозяин во всей Западной Римской империи и на Аппенинах, в частности. Кстати, говорят, что бароны Оттона так боятся смерти, что покрывают железом не только себя, но и своего коня, – заметил Никифор.
– Не думаю, что боятся, – таким же ровным голосом возразил Василий. – И нельзя недооценивать фронтальный удар тяжелой рыцарской конницы. Покрытые тяжелыми доспехами рыцари-норманны составляют конкуренцию легковооруженным берберским наемникам из Африки. В Риме сейчас много этого сброда. Иногда там проходят состязания. Сможешь сам составить представление о западных рыцарях, если по пути туда не произойдет нечего непредвиденного. Ведь берберских пиратов полно и в море.
Но прошу тебя Никифор, помни, что басилевс нас послал не для того, чтобы ссориться с Каролингами. Они все-таки, какие никакие, а христиане. А вот подданные халифа Магриба, которых сейчас полно в Италии, действительно опасны. И с ними можешь не любезничать.
– Что может произойти в пути? И чем же это так опасны берберы? – Презрительно скривил губы Никифор. – Обычные пираты и грабители. В лучшем случае наемники.
– Я знаю! – Встрял в разговор Роман. – Мы проходили это на факультете, в разделе о сектантах, которые в Персии зовутся шиитами. У нас это Павликиане[103], в Багдаде – Исмаилиты и карматы, а в Африке – Фатимиды.
И те и другие грабят и убивают, прежде всего, своих же собратьев по вере, но инакомыслящих. В отместку сектантов травят, как бешенных собак.
– А твой отец еще говорит, что ты ничего не знаешь и учиться ленишься, – удивился Никифор. Роман засмущался от похвалы своего кумира.
– Юный цезарь прав, – поддержал Романа и паракимомен Василий. – С берегов Африки ползет карматская зараза. Воинственных берберов и туарегов нанимают в свои отряды князья Лангобардии на юге Аппенинского полуострова.
Вместе с наемниками на полуостров попадают и имамы Фатимидов. Они сеют смуту и вражду. Мы уже когда-то потеряли Сицилию и Крит. Если ничего не предпринимать, то на очереди наши южные провинции на Аппенинах, впрочем, как и наши союзники в мусульманской Испании. И если для противостояния Фатимидам нам надо будет заручиться поддержкой Каролингов, мы сделаем это. А опасаюсь плавания я потому, что мир миром, но именно в таком же безобидном путешествии, пять лет назад от рук берберских пиратов погибла юная Берта, дочь Гуго, графа Арля и жена цезаря Романа. Помнишь ее, Роман? – Василий с некоторым любопытством посмотрел на наследника. – Ты едва начал ходить, когда тебе ее сосватал басилевс Лакапин. Если бы не тот несчастный случай, быть бы тебе Роман законным цезарем Италии. И не маячил бы теперь Оттон «спаситель вдовиц» у ворот Рима.
– Что я могу помнить? Мне едва тогда минуло 10 лет, а она была уже взрослой девушкой. Иногда мы играли, но больше времени она проводила со своим братом епископом, – проворчал Роман.
