— Подумаешь, света нет! — строго и вслух сказала себе Лиза. — Ну и не надо. Ну и пожалуйста. Ночью свет не нужен. Всё равно никто не позвонит, можно смело чистить зубы и ложиться спать. — Она посмотрела в Бабушкино большое трюмо и на всякий случай показала себе язык — для бодрости.
Но отражение, слабенько озаренное свечкой, в ответ состроило кислую гримасу. За спиной у него качалась и кланялась высокая тень.
— Но-но-но! — дрожащим голосом погрозила ему Лиза. — Кто спать-то весь день хотел? Вот иди и спи, твоё высочество. А завтра мы все вместе посмеемся над этой дурацкой историей.
Телефон зазвонил.
— Андрей Петрович! — обрадовалась Лиза и в следующий момент испугалась. — Ой, а что у вас с голосом?!
— Простыл немного, — кратко ответил Филин, но Лиза ясно слышала, что вовсе не немного. — Лизавета, бабушка просила передать, что останется сегодня в Радинглене. Так что не волнуйся.
— Не буду, — горячо пообещала Лиза и прикусила губу. Андрею Петровичу и так там плохо, ещё не хватало носом в телефон хлюпать. Она всё-таки надеялась, что Бабушка сегодня вернется.
— Хочешь прилечу? — неожиданно предложил Филин. — Нехорошо, что ты дома одна…
— Ещё чего! — Лиза гордо задрала нос. — Мне совершенно не страшно, я совсем не волнуюсь и сейчас пойду спать, а вы тоже идите лягте и болейте как положено, — велела она Бабушкиным голосом. От Бабушкиного голоса ей стало совсем спокойно.
— Я, собственно, уже лежу и сейчас пойду лягу обратно, — послушно согласился Филин. — Спокойной ночи, Лизавета. Если что — звони. И просто так тоже звони.
Но позвонить «если что» и «просто так» оказалось невозможно — телефон, как выяснилось, работал теперь только в одну сторону — Лиза проверила сразу, как только Филин повесил трубку. А спать совсем не хотелось.
Лиза пошла в кухню, залезла в отключившийся безмолвный холодильник и начала при свечке выставлять на стол всё, что там нашлось, — сыр, варенье, винегрет, колбасу, сок, холодные блинчики…
Глава 2,
в которой одной жабе не дают поспать, а дракон покидает стаю
В заведении «Жабы и Богданович» было пустовато, хотя в Амберхавене обычно в одиннадцать вечера жизнь ещё только начиналась. За развесистым цветущим кактусом у окна пан Лисовски полушёпотом обсуждал какие-то бумажки с робеющей дипломанткой. А в закутке у самой стойки за столиком на одну персону рыжий первокурсник в белом свитере сосредоточенно стучал по клавиатуре ноутбука — только пальцы мелькали. Время от времени рыжий шуршал объёмистой книгой с маятником на обложке.
Хозяин заведения Богданович, напевая себе под нос, предавался извечному барменскому занятию — протирал бокалы — и прислушивался к разговору рыжего с компьютером. Телевизор у него за спиной беззвучно мельтешил новостями. Тихо пылилась на полочках по стенам подобравшаяся за несколько веков коллекция разнообразных жаб — от хрустальных до плюшевых. Главная жаба Джабба, налакомившись улитками до полной невменяемости, дремала в террариуме.
— Вот это сохрани, — говорил рыжий, — а потом новый документ создай мне, пожалуйста, и табличку в нем сделай в пять столбцов.
— А поужинать? — У машинки был трескучий капризный голосок, будто кузнечик стрекотал. — Сам небось третью чашку кофе пьешь!
— Прости, Мэри-Энн, заработался, — виновато улыбнулся рыжий и вытащил из кармана пакетик орехов. Сбоку компьютера мгновенно выдвинулся небольшой перламутровый ящичек.
— Фисташки? — просвиристела Мэри-Энн. — Хррр-шо…
Ящичек с чмоканьем втянулся. В ноутбуке удовлетворенно захрустело.
В новостях безмолвно пошел новый сюжет. Богданович поставил бокал на стойку, обернулся и уставился в экран. Бесчисленные брелоки на кожаной жилетке звякнули, как кольчуга. Телевизор под пристальным взглядом длинного бармена мигнул и послушно забубнил — сначала тихонько, а потом погромче. Рыжий книгочей резко поднял голову от книжки.
— …зима. Несмотря на беспрецедентное похолодание, городу в ближайшие часы грозит наводнение…
Рыжий бесшумно поднялся и тоже уставился в телевизор.
— …коммуникации и электроэнергия. Аэропорт «Пулково» закрыт… Железнодорожное сообщение…
— Нет, ты видел?! — пробормотал Богданович. — Это что, их за сегодня так скрутило? За один день?! Куда храни… куда все смотрели?!
— «Пулково» закрыли и поезда не ходят, — очень тихо отозвался рыжий студент. — Туда ж не попасть теперь…
— Фробениус умеет, — лаконично сообщил бармен. — Скоро зайдёт.
Пан Лисовски за кактусом повертел в руках листок с какой-то сложной схемой и с усмешечкой показал его дипломантке вверх ногами. Та ахнула и застрочила в блокноте, то и дело кивая. Лисовски удовлетворенно усмехнулся, отчего крошки на скатерти тут же сложились в длинную формулу. Дипломантка покрылась испариной, склонилась над столом и стала списывать. Уши у неё заалели.
— …музыкальный фестиваль. Всемирно известный музыкант, композитор и меценат, который родился и вырос в этом городе… — гнул своё телевизор. Бармен поднял бровь. Телевизор покорно показал крупный план — элегантного господина в тёмных очках. На губах у него играла сдержанная, корректная улыбка человека, привыкшего к вниманию журналистов.
— Богданович, — рыжий студент забарабанил по стойке, как по клавиатуре. — Это он.
Бармен вгляделся в экран и скривился.
— А я его тоже знаю, — заключил он, прищурив жёлтые ягуарьи глаза. — Это же Алоис
— На службе, — обиженно ответил девчоночий голос. — А у нас наводнение и света нет, вот! А я думала, ты приехал!
— Лизкин, ты меня послушай, — вполголоса сказал Инго. — Ты можешь пока дома посидеть и никуда не выходить?
— Инго, ты чего? Тут вообще на улицу не выйти, тут наводнение…
— Вот и хорошо, что не выйти, вот и славно. Так надёжнее, а то знаю я тебя, пролезантка.
— Бузюзю! — не очень уверенно ответил девчоночий голос.
— Что Филин про это всё говорит?
— Ничего не говорит, — на том конце провода явно надули губы и захлюпали носом. — Он спит, потому что более-е-е-ет, температу-у-ура у него со-о-орок.
— Ч-чёрт, как некстати… Дома тепло?
— Ну, так… Еда ещё есть.
— Лисёночек, тебе что, там страшно?
— Нет, — помедлив, твёрдо сказала Лиза, задёргивая занавеску, чтобы не глядеть в окно. Там было всё то же самое — проливной дождь лупил в стекло, и в тёмных окнах блуждали тусклые огни — кто-то ходил со свечками. «Не буду про Лёвушку говорить, — решительно сказала себе Лиза, — и про Паулину тоже. Что человека волновать, всё равно он далеко и сделать ничего не может. И вообще у него только в этом году нормальная жизнь началась, так что пусть сидит себе в Амберхавене!»
— Лизкин, всё образуется. Ты только не ходи никуда и… знаешь что ещё… окна не открывай. Спокойной ночи. — Инго повесил трубку и задумчиво уставился на дремлющую Джаббу. — Богданович, что же наши-то этим не занялись, а?
— Почему же, занялись, — сказал рядом очень спокойный голос. У стойки возник маленький кудрявый человек. Он близоруко оглядел зальчик, по-птичьи склонив голову набок. — Думаю, не сегодня-завтра пространственники отправят кого-нибудь разобраться. Полагаю, Грифонетти поедет или Герш-Иоффе. Или даже Бубендорф. А что вы так волнуетесь, Инго, — у вас кто-нибудь в Петербурге? Вы же из Радинглена, или я опять всё перепутал?
При виде близорукого король Радингленский облегчённо вздохнул. В Амберхавене его никто «величеством» не называл — на одном только Магическом факультете училось несколько принцев, парочка королей и эрцгерцог Месмерийский. И все они яростно противились титулованию: дома хватило.
— Вы ничего не перепутали, мейстер Фробениус, — ответил он, через силу улыбнувшись. — У меня в Петербурге все.
— Так-так-так, сейчас разъясним… Вы пока собирайтесь, минут через пять-десять я вас отправлю. — Фробениус повертел кудрявой головой, махнул рукой спускавшейся с лестницы весёлой компании и устремился к ней, чуть прихрамывая. От компании откатился симпатичный толстяк в тирольской шляпе с легкомысленным зелёным перышком, и они с Фробениусом подсели к пану Лисовски, оттеснив зардевшуюся дипломантку.
— Постой, — вполголоса велел Богданович и вытащил из большой стеклянной чаши на стойке два сцепленных брелочка-бубенчика. — Вот тебе, — он расцепил брелочки и один бросил Инго, а второй прикрепил к своей кожаной жилетке. — Если что — сигналь.
Фробениус уже о чем-то уговорился с Лисовски и толстяком и спешил к стойке.
— Ну что, всё-таки поедете, Инго? — спросил он. — Я бы вас кратчайшим путем через Радинглен переправил, но боюсь, его от Питера тоже отрезало. А вообще — смотрите, там ведь и без вас разберутся, дело опасное…
