— Сочтемся. Когда-нибудь, — ответил на это Шлегель и дружески похлопал «интеллигента» по плечу.
Бориса Шлегеля всегда тянуло к этому странному парню. Сергей происходил из благородной семьи, тогда как сам Шлегель пробивал себе путь из самых низов. Его мать всю жизнь проработала санитаркой в больнице, а отец — слесарем на машиностроительном заводе.
Шлегель с детства любил песни знаменитого поэта-песенника, и когда (спустя десять лет) узнал, что Сергей — его сын, проникся к парню непонятным уважением, в котором была и примесь презрения. Вероятно, такое же чувство вызывали у дореволюционных нуворишей нищие, затюканные жизнью аристократы со следами вырождения на бледных породистых лицах.
Шлегель взял «интеллигента»-неудачника под опеку, поставлял ему хорошие спиртные напитки, отвадил от наркотиков (потратив на это дело кругленькую сумму).
— Че ты с ним носишься? — спрашивали Бориса удивленные кореша.
— А нравится он мне, — просто отвечал Шлегель.
Друзья лишь пожимали могучими плечами в ответ. Для них чувства, которые Шлегель испытывал к Сереже Славному, были абсолютно непонятны. Со временем они стали считать эти чувства причудой и перестали обращать на них внимание…
Итак, прямо из аэропорта Боря Шлегель отправился к Сержу Славному. Тот был искренне рад старому другу. Славный уже был слегка пьян и, увидев в руках у Шлегеля литровую бутылку «Русского стандарта», расплылся в довольной улыбке.
Шлегель бухнулся в кресло и вытянул перед собой длинные ноги.
— Осторожно, горилла, книгу помнешь! — вскрикнул Славный и выдернул из-под задницы немца увесистый том.
Шлегель кивнул на книгу:
— Че за муть?
— Да один хрен американский написал. Про ассасина.
Немец ухмыльнулся:
— Кого? Отсосина?
Славный поправил пальцем очки и спокойно сказал:
— Дурак ты, Боря. Ассасин — это убийца в переводе с английского.
— Что-то я такого не слышал. Киллер — слышал. А твой отсосин…
— Ассасин, — вновь поправил приятеля Славный. — Это от арабского «гашишин». А гашишинами мусульмане называли своих убийц за то, что после каждого дела они накачивались гашишем. Гашиш — это…
— Ты мне не впаривай, умник. Я без тебя знаю, что такое гашиш. Даже пробовал пару раз.
— Где это? — усомнился Славный.
— Не твое дело. Ух, блин, ноги как гудят. — Борис пошевелил пальцами ног, поморщился и поуютней устроился в кресле. — А твои отсосины толк в расслабухе знали. Хотя, по мне, лучше кокс. Или просто наша беленькая. — Борис протянул руку и звучно щелкнул пальцем по бутылке с водкой.
— Ну так давай накатим! — оживился Славный. — Чего мы ждем?
— Закуску-то хоть сообрази. Мы же не свиньи, чтоб без закуси.
— А где ты видел свиней, которые пьют водку?
— Не умничай. Лучше подними задницу и притащи сюда мой пакет. И черного хлеба подрежь, если есть!
Через несколько минут на столе появились колбаса, соленые грузди, маринованные корнишоны и оливки.
— Ну! — Шлегель поднял полную рюмку водки. — Давай за то, чтоб мы не забывали хорошо расслабиться после тяжелой работы!
Мужчины чокнулись и выпили. Шлегель снова взялся за бутылку.
— Между первой и второй перерывчик небольшой!
И они выпили снова.
— Вторая без закуски, а третья — для разгрузки! — продекламировал немец и разлил по третьей.
Мужчины снова выпили. И лишь затем взялись за закуски.
— Как у тебя с работой? — поинтересовался Славный, пожевывая корнишон.
— Да есть тут один… заказик.
— Хороший?
Борис пожал плечами:
— Средний. Деньги не ахти какие, но зато само дело несложное. — Немец прищурился, явно что-то вспомнив, и пьяно улыбнулся своим мыслям. — Там, короче, такая бодяга… Одна плохая девочка решила проучить своего неверного любовника, а заодно уберечь от «экспроприации» все то, что этот старый хрен подарил ей, пока не превратился в жадного скрягу.
— Что ж, я ее понимаю, — кивнул Славный, целясь вилкой в оливку.
— Еще бы! Месть — дело благородное. Да и с деньгами расставаться только дурак захочет. В конце концов, она их заработала своей…
— Не продолжай.
Шлегель ухмыльнулся:
— Я хотел сказать — любовью. А ты что подумал?
— То и подумал. А девочка твоя молодец. Я бы на ее месте сделал то же самое.
— Да ну? — Немец насмешливо прищурился. — А я помню, ты мне как-то впаривал про искренность человеческих отношений. Целую лекцию прочел!
— Ради денег можно через многое переступить, — изрек Славный. Затем поднял палец и назидательно добавил: — Деньги, старик, это величина метафизическая. Как Бог! Это самая постоянная штука на свете. Друзья, знакомые, любовники, коллеги — все это приходит и уходит. Даже Богу люди изменяют с другим Богом, переходя из адвентистов в буддисты, из буддистов — еще в какую-нибудь хрень, и так до бесконечности, пока не подохнут. Но деньги всегда остаются деньгами.
— Это точно, — согласился Шлегель. Он взял со стола сигару, откусил зубами кончик и сплюнул в пепельницу. Затем, пока Славный наполнял рюмки, раскурил ее. Дымя благоухающей сигарой, он откинулся в кресле, хрустнув суставами, и блаженно произнес: — Эх, хорошо-то как. — Выпустив в потолок густое облако дыма, он заговорил снова: — Честно говоря, братан, мотивы этой девахи мне до лампочки. Меня в данном деле интересуют две вещи. Первая — гонорар.
— Это понятно, — согласился Славный. — А второе?
— Второе? — Борис похотливо улыбнулся. — Второе, братан, это девочка по имени Таня. Вернее, упругое, молодое тело этой сучки.
— Да уж… Ради женщины можно на многое пойти. Как и ради денег. Иногда даже не знаешь, что лучше — классная телка или деньги. Как там у поэта?.. — Славный напряг память и продекламировал нараспев:
Помнишь, Боря, у наместника сестрица —Худощавая, но с полными ногами?(Ты с ней спал еще.) Недавно стала жрица.Жрица, Боря! И общается с богами!
Славный подергал себя пальцами за жидкую бороденку и продолжил, мечтательно прищурив глаза:
— Помню, лет пять назад снял я у «Метрополя» одну потаскушку…
— Славный, заткнись, — небрежно осадил его Шлегель. — Ты мне эту историю уже раз десять рассказывал. Как нажрешься, так сразу вспоминаешь.
— А может, это другая история, — обиженно сказал Славный.
— Ну да. Конечно. И стихи ты мне эти сто раз читал. Я даже запомнил:
Поезжай на вороной своей кобылеВ домик шлюх, под городскую нашу стену.Дай им бабки, за которые любили,Чтоб за ту же и оплакивали цену.
Шлегель усмехнулся и добавил:
— Вообще-то там фигурировали гетеры, а не шлюхи. Но в целом верно. За бабки эти твари продажные и похоронят, и оплачут как надо.
Славный взял свою рюмку и, не чокаясь с немцем, залил ее содержимое себе в глотку. Иногда Шлегель становился просто невыносимым. Особенно когда перебивал или коверкал стихи. Сейчас он сделал и первое и второе. Горилла проклятая! Славного так и тянуло обидеться, но, прикинув, какими нехорошими последствиями это может обернуться, он передумал.
Выпив водку и заев ее огонь соленым груздем, Славный снова подобрел. До того, что решил первым продолжить прерванную беседу.
— Так, говоришь, дело несложное? — спросил Славный, жуя хрустящий гриб. Спросил не потому, что ему было интересно, а просто так — для поддержания беседы. Славный давно уже смотрел сквозь пальцы на мерзкую работу, которую приходилось делать его другу. Тем более что чаще всего паразиты, которых немец отправлял на тот свет, не заслуживали ни сочувствия, ни снисхождения. Это грызня шакалов — только и всего. А Шлегель был «вставными зубами» этих старых шакалов, поскольку свои зубы у них давно уже стерлись и обломались.
Шлегель презрительно поморщился:
— Дело проще пареной репы. По сравнению с теми заданиями, которые я получаю от Старшины, эта заказуха — детская забава.
— А если Старшина узнает?
— Откуда?
Славный посмотрел на друга поверх очков.
— Борисыч, ну ты же умный мужик. Сам понимаешь, что со Старшиной лучше не связываться.
Шлегель небрежно махнул сигарой:
— Да ладно, старый, не менжуйся. Ни хрена он не узнает. Если, конечно, ты не расскажешь. И потом, мало, что ли, залетных в Москве бывает?
Славный поправил пальцем съехавшие на нос очки и с ухмылкой произнес:
— Помнится, одного такого залетного Старшина собственноручно порезал на куски и скормил своему волкодаву.
— Не волкодаву, а ротвейлеру, — педантично уточнил Шлегель. — Но это потому, что залетный был дурак. Его рожа на пяти видеокамерах засветилась. Кто так работает? Только лохи из Сыктывкара.
— Откуда?
— Из Сыктывкара.
Славный улыбнулся.
