Квартиру опоясывала терраса. С нее открывалась панорама почти всего Манхэттена. Без сомнения, это был один из самых красивых видов в Нью-Йорке.
Квартира располагалась в пентхаузе.
На восемнадцатом этаже.
Джек толкнул в сторону скользящую стеклянную дверь и вывел Кэролайн на террасу. Он быстро прошел к большому чугунному столу, стоявшему посреди террасы, — это был единственный предмет мебели, оставшийся от прежних хозяев. Кэролайн двинулась мимо Джека к защитному кирпичному парапету высотой ей по пояс. Машинально она положила руку на парапет и вдруг поняла, что наделала. Она посмотрела на Джека. Он побледнел, у него начали подгибаться колени. Кэролайн тут же отдернула руку от холодного камня, но было слишком поздно. Джек тяжело опустился на один из стоявших около стола стульев. Его грудь вздымалась, он никак не мог сделать нормальный вдох. Кэролайн покачала головой, злясь на себя за непроизвольную жестокость. Но она гадала, какого же черта Джеку приглянулась эта квартира, ведь если она была в чем-то уверена насчет своего мужа, так это в том, что он абсолютно, безумно, фобически боится высоты.
С того дня, когда погибла его мать.
С тех пор Джек, за исключением случаев, когда этого было никак не избежать, не поднимался выше шестнадцатого этажа в любом здании. Ему больше не нравилось летать. Он не садился на верхние ряды на стадионе или в театре. Он знал, что очень многое пробуждает самые болезненные из его воспоминаний, что бывают определенные моменты, когда страх подступает и парализует его. Кэролайн прожила с ним достаточно долго, чтобы знать, что ей ни за что на свете не следовало так близко подходить к парапету. И понимала, что Джек не любит смотреть, как другие люди подходят слишком близко к краю пропасти. Особенно женщины. И особенно его жена.
Глядя, как Джек оседает на стуле, Кэролайн сделала шесть быстрых шагов, встала рядом с ним и взяла мужа за руку. Он посмотрел на нее, его щеки начали розоветь, дыхание стало более ровным и легким.
— Тебе нравится? — выдохнул Джек, и Кэролайн не выдержала и рассмеялась.
— Да, — сказала она. — Очень нравится. Это квартира моей мечты. Но жить тут будет не так уж легко, если ты намереваешься пару раз в день падать в обморок.
— Нет, — проговорил Джек негромко, хрипловато. Он все еще тяжело дышал. — Я хочу эту квартиру.
— Джек, это безумие. Давай подыщем квартиру нашей мечты на третьем этаже какого-нибудь другого дома.
Но Джек настаивал. Он сказал, что пришла пора покончить с его страхами. Пора избавиться от терзающих его призраков. Кэролайн стала возражать, она говорила, что для этого есть другие способы, но перестала спорить, когда Джек сказал:
— Это отличная квартира для детей.
Сначала Кэролайн не нашлась что на это ответить, и в воздухе повисла долгая пауза. Несколько мгновений она не отводила глаз от Джека. Она смотрела, прищурившись, а потом наконец кивнула.
— Ты думаешь, — спросила Кэролайн, — что, когда у нас родятся дети, они не станут трусами, потому что вырастут здесь, выше семнадцатого этажа?
— Да, — ответил Джек, вовсе не удивившись тому, что Кэролайн все поняла. — Я думаю именно так.
Она снова кивнула и сказала:
— Ковер в гостиной — полное уродство, правда?
— Просто жуть, — согласился Джек.
— Но с другой стороны, с этим ковром там довольно уютно.
— Потрясающе уютно.
— Настолько уютно, что можно попробовать сделать ребенка? — осведомилась Кэролайн.
— Есть только один способ выяснить это, — ответил Джек.
И он позволил ей увести его с террасы в гостиную, и они предались любви на уродском ковре в своей новой квартире.
Сразу же после того, как они переехали, Кэролайн впервые забеременела. За три недели до предполагаемой даты родов они закончили переделку одной из спален в детскую комнату — комнату для мальчика, поскольку тесты показали, что будет мальчик, наполнили ее игрушками и детской одеждой и даже нарисовали звезды на потолке над кроваткой. За неделю до родов Кэролайн согнулась от боли, и Джек спешно повез ее в больницу. Ей сделали кесарево сечение, ребенок оказался мертворожденным. Они горевали несколько месяцев, но пережили потерю, любя друг друга еще сильнее, и Кэролайн забеременела снова. На этот раз на втором месяце беременности у нее началось кровотечение, и пришлось делать аборт.
За несколько дней до девятой годовщины свадьбы Кэролайн объявила Джеку о том, что снова беременна. Они принимали все меры предосторожности. Кэролайн почти не занималась делами ресторана, перестала посещать спортзал, не выпила ни капли алкоголя и перешла на вегетарианскую диету. Они отложили открытие ресторана «У Джека» в Лондоне из-за первых двух беременностей, но решили, что больше тянуть нельзя. Врач сказал, что перелет не полезен ни самой Кэролайн, ни будущему ребенку, поэтому впервые в жизни Кэролайн позволила Джеку выполнить большую часть трудов, и он отправился в путь один. На протяжении нескольких месяцев он ежемесячно проводил неделю в Англии и присматривал за тем, чтобы все шло как надо, а Кэролайн тем временем отдыхала, правильно питалась, не пила спиртного и заботилась о том, чтобы в Нью-Йорке тоже все было хорошо. С самого первого свидания они не расставались почти ни на минуту, и Джек, к собственному изумлению, виновато поймал себя на мысли, что ему нравится время от времени покидать Кэролайн. Они постоянно разговаривали по телефону, он посвящал ее во все детали бизнеса, но впервые понял, что теперь у них есть тайны друг от друга. Он не мог рассказать ей обо всем, чем занимался и о чем думал, и догадывался, что она тоже не может. Женщины флиртовали с ним, и ему это нравилось. Бывало, он отправлялся с друзьями-мужчинами то в паб, то в частное казино в Мейфэре, и это ему тоже нравилось. Он начал копить свои маленькие секреты и порой гадал, как это отразится на их жизни с Кэролайн, когда он вернется домой. В итоге он решил, что от этих секретов никакого вреда нет и никак они не отразятся.
Но секреты Кэролайн оказались далеко не такими тривиальными. Сразу после открытия ресторана в Лондоне Джек возвратился домой, и Кэролайн сообщила ему, что ребенка у них опять не будет. Она ложилась в больницу, и теперь все было кончено. Она ему не звонила, не хотела ничего рассказывать по телефону, чтобы не тревожить его в то время, когда у него столько дел. Но на этот раз все было по-другому. Возникли новые осложнения: врач сказал Кэролайн, что у нее больше не будет детей.
Она плакала, они обнимались, и, как и прежде, их раны постепенно зажили. И, как когда-то заметила Кэролайн, после полученных травм они стали другими людьми. Не лучше, не хуже, а просто другими.
Они стали другими и впустили в свою жизнь Кида Деметра.
Все началось в вечер десятой годовщины их свадьбы. Они были дома вдвоем. Джек собирался приготовить ужин, они с Кэролайн решили провести романтический вечер, предаться любви и постараться, как это часто теперь с ними бывало, не думать о том, что у них никогда не родится ребенок. Они слушали пластинку «Чет Бейкер в Париже».[7] Джек навсегда запомнил, что звучала «Му Funny Valentine»,[8] потому что это была любимая песня Кэролайн, и они произнесли тост и чокнулись бокалами с шампанским, когда задребезжал телефон. Звонил Дом, и, едва услышав его голос, Джек сказал:
— Мы пьем шампанское и шепчемся о всякой милой ерунде. Ты когда можешь быть у нас?
Но поскольку Дом ничего не ответил, Джек понял, что что-то неладно, и спросил:
— Что случилось?
— Сэл, — коротко отозвался Дом.
Джек поставил на стол бокал с шампанским и сказал:
— Черт.
Сэл Деметр трудился у Дома, и Джек несколько лет проработал с ним в мясоразделочном цехе. Когда Джек был подростком, Сэл всегда относился к нему не как к мальчику, а как к мужчине; он был первым, кто повел Джека выпить, а когда Джеку было четырнадцать, однажды позволил ему посреди ночи повести свой трейлер по пустынному Уэст-Сайд-хайвею. Сэл был чертовски хорошим малым. Здоровяк весом в три сотни фунтов и при этом добрый. С огромным животом, который как бы шел впереди него. С ручищами, похожими на свиные окорока. Казалось, он способен этими ручищами поднять что угодно. А он и поднимал. Не сказать чтобы Сэл блистал умом, но, будучи таким великаном, он отличался добротой и мягкостью характера.
Дом рассказал Джеку, что Сэл только-только закончил работу и шел по цеху, развязывая тесемки своего фартука, когда вдруг зашатался. Он сделал три-четыре быстрых шага, опустился на колени и простоял так пару секунд. К нему со всех сторон побежали люди, но он рухнул ничком, повернув голову набок, и умер. Сэл немного не дожил до сорока пяти, у него остались жена и четырнадцатилетний сын, а страховка, насколько знал Джек, у Сэла была мизерная. Четырнадцатилетнего сына Сэла звали Джордж, но так его никто не называл, наверное, с трехмесячного возраста. Он с самого начала был Кид — Малыш. Кид Деметр.
