– Окорок? Ваши джинсы? Пижама Нины? Консервированные персики?
Я перечел записку. «…Прости меня сто тысяч раз. Забираю твою куртку, джинсы. Еще консерв. персики. Не поминай лихом Н.Б.».
– Персики… Зачем ей понадобились все эти вещи, персики? Печенье… Мокасины… У нее в квартире разве нет обуви? Вот скажите мне, Борис, сбегая от вас, зачем бы ей понадобилось появляться здесь?
– Возможно, здесь неподалеку они устроили пикник… Больше ничего в голову не лезет. Проголодались, заехали сюда, Нина взяла то, что считала нужным, приняла душ…
– Быть может, здесь есть сейф?
– Нет, деньги мы храним дома, ну и в банках, конечно… Но не в Лопухине.
Я пометил в своем блокноте: проверить банковские счета.
– Ее машина в гараже, я проверял. Значит, они на его машине.
– В каких вы отношениях с господином Кузнецовым? Вы друзья?
– Не то чтобы друзья, но встречались иногда, пожимали друг другу руки, я уважал его… Нет, говорю же. Это не мог быть он.
– А вы могли бы позвонить ему? Вот так, запросто? – спросил я, поскольку сам-то не смог бы осмелиться позвонить человеку, находящемуся в ближнем круге к президенту.
– Да, мог бы… Но зачем?
– Вариантов развития событий может быть несколько, но два из них – самые вероятные. Первый: Кузнецов оказался тем самым господином, с которым ваша Нина закрутила любовь и с которым куда-то уехала. Прихватив консервированные персики.
– Дались вам эти персики…
– И если это так, то вряд ли он возьмет трубку. Он будет избегать вас, скорее всего, даже заблокирует ваш номер. Вариант второй: он ни при чем, и когда вы позвоните ему, с удовольствием поговорит с вами. Вы объясните ему причину звонка, скажете, что Нина пропала, и он, как человек не равнодушный к ней, постарается в самое ближайшее время встретиться с вами, обо всем подробно расспросить, чтобы в дальнейшем помочь вам в поисках Нины. Если вы говорите, что он боготворит ее голос, если он не равнодушен к ней, то ему будет важно узнать абсолютно все, что касается ее исчезновения. И вы покажете ему письмо…
– Хотите сказать, что и он тоже приревнует Нину к похитителю? Я имею в виду, ее… язык не поворачивается сказать любовнику?
– Несомненно. И он, как человек серьезный, сразу поймет, что с Ниной случилось что-то странное, раз она решила разорвать контракты. И вы будете действовать уже вместе!
– Хорошо, я звоню…
В такие вот минуты мне всегда было стыдно признаваться даже самому себе, что я, должно быть, выбрал такую профессию, да и личную жизнь свою зарубил на самом корню, чтобы избежать подобных трагедий. Я готов помогать людям, не есть и не спать, чтобы только выполнить то, что от меня требуется – найти ли пропавшего человека или преступника, но только при условии, что моя собственная жизнь останется как бы в тени, неприкосновенна, за плотной ширмой безопасности.
Я смотрел на застывшее лицо Бориса в момент, когда он слушал гудки в трубке, и искренне переживал за него. И чем дольше он ожидал, пока зазвучит в трубке голос потенциального соперника, тем серьезнее была вероятность того, что именно Кузнецов и умыкнул нашу красавицу певицу.
– Его телефон молчит, – пробормотал он растерянно, все еще продолжая прижимать телефон к уху.
В эту минуту в дверях появился Виктор Ухов, мой второй помощник. Я уже научился читать по выражению его лица и понял: результатов ноль! В такой ситуации его взгляд всегда останавливался на мне, он словно каменел, и я понимал, что пока что ничем хорошим он меня порадовать не может.
– Я так понял, что Нину Бретт никто из соседей не видел? – Я решил задать свой вопрос, прояснить для Бориса обстановку.
– Никто ее не видел. Единственное, что мне удалось выяснить, что буквально часа полтора тому назад на соседней улице останавливался красный «Фольксваген», чужой, понимаете? Постоял около часа и уехал. Но ни номеров никто не запомнил, да и человека, который потом на нем уехал, тоже.
– Как выглядел «Фольксваген»? Какая модель?
– Самая старая, не машина, а развалина, судя по описанию. Ни у кого поблизости нет такой машины. И в гости никто к соседям не приезжал.
Так что, вполне возможно, что именно на ней приезжала Нина Бретт, и машину эту они с любовником оставили подальше от дома, чтобы не светиться.
– Старый «Фольксваген»? – горько усмехнулся Борис, и я понял, что он имеет в виду.
– Да уж, мужчина, с которым уехала Нина, мог быть и посолиднее, – подтвердил я. И чуть было не добавил известную грубоватую поговорку о любви, что она зла… и так далее. Кто знает, в кого влюбилась Нина, может, в какого-нибудь бедного парня, единственным богатством которого был как раз этот красный «Фольксваген»?
Я дал поручение Виктору заняться Кузнецовым, хотя бы выяснить, где он, в Москве ли. Дома, на службе? Это выяснить было совсем несложно. Виктор сел на свою потрепанную «Мазду» и уехал.
– Ну все, все странно! – между тем восклицал Борис, кружась по дому и находя все новые и новые доказательства, на его взгляд, того, что в доме не так давно произошли какие-то странные вещи. – Не могла же она просто взять и сойти с ума! Она не могла так поступить… И не понимаю, зачем она вообще приезжала сюда. Вы поймите, она женщина вполне состоятельная, и даже если предположить, что она влюбилась в бедного парня или мужчину без средств, то первое, что она сделала бы – это пошла бы в банк и сняла деньги… или через банкомат. Думаю, что это она и сделала…
– …но с деньгами она могла бы заехать в любой магазин и купить себе одежду, скажем… и эти же несчастные персики! И окорок!
– Борис, предполагаю, что денег-то у нее как раз и не было. И снять деньги с карточки в банкомате она тоже по какой-то причине не могла… Возможно, у нее этих самых карт или документов, по которым она могла бы это сделать, просто не было.
– Да? – Он устало присел на диван, опустил голову, словно она стала тяжелее или просто заболела, не в силах осмыслить ситуацию. – Но как это… Куда же они делись, все ее документы?
– Борис, думаю, что Нина все же попала в беду. И что у нее нет денег даже на еду. Поэтому она и взяла окорок и остальные продукты, которые вы назвали… И персики тоже. И ваши джинсы, свитера. Вы правильно рассуждаете, будь у нее деньги, она не стала бы все это забирать. И помылась она здесь потому, что не могла по какой-то причине попасть в свою московскую квартиру. Возможно, у нее просто не было ключей.
– Думаете, ее ограбили?
– Мы будем это выяснять.
– Хорошо, я допускаю это. Но тогда откуда вдруг эта легкомысленная записка?
– Ее заставили ее написать.
– Под дулом пистолета?
– Мне это неизвестно.
– Но это точно ее почерк, и все эти фразы, слова… к примеру: «Прости меня сто тысяч раз» – это точно ее фраза. И никто на свете не знал об этом, только я. И вряд ли ее заставили бы написать так. Смысла нет. Она могла бы просто написать типа «прости, не поминай лихом» и тому подобное. Но я чувствую сердцем, что записку она писала сама, понимаете, са-ма! И что никто ее не заставлял.
– Возможно, она попала в сложную ситуацию и просто не хотела, чтобы это как-то коснулось вас… – Я набрал в легкие побольше воздуха, чтобы выразить словами то, что я действительно предполагал: – Она специально написала такую вот странную, на ваш взгляд, записку, чтобы специально разозлить вас. Чтобы вы разозлились на нее, понимаете? Другой вопрос, зачем ей это понадобилось. Возможно, чтобы вы меньше страдали.
Он поднял голову и смотрел на меня, пытаясь, видимо, понять.
– И? Что дальше? К примеру, я разозлился? Что дальше? Если она не появится в ближайшее время, мне придется расплатиться с агентом, выплатить все деньги…
– Думаю, вы не уполномочены это делать. Записка – это еще не повод тратить деньги Нины. Это документ, но все-таки не настолько серьезный, как, скажем, контракт с театром, понимаете меня? К тому же вы пока еще не супруг Нины. Ну и что, что у вас есть банковская доверенность. Послушайте моего совета: не торопитесь тратить ее деньги.
– Да я бы и не собирался! Она вернется к гастролям, я уверен, время еще есть… Она опомнится и вернется. И я ее прощу. Сразу!
Я же, окидывая взглядом дом и пытаясь представить себе все действия Нины здесь, словно все еще чувствуя ее присутствие, понимал, что с ней стряслась беда. И что эта записка – действительно способ настроить Бориса против себя, разозлить. И не ради того, чтобы вызвать в нем отвращение, это лишь скрытое желание причинить ему как можно меньше боли. Значит, она совершила нечто такое, или же с ней произошло что-то ужасное, опасное, от знания которого Борису будет значительно больнее, нежели от ее измены. Во всяком случае, этот вывод я сделал, лишь составив портрет Нины со слов самого же Бориса и частично Стеллы, ее подруги.
Меня мучил вопрос: почему она проникла в дом тайно? Я узнал от Бориса, что войти в дом можно и без ключей, система тайников с ключами позволяла сделать это. То есть если предположить, что Нину ограбили, что у нее не было ни ключей, ни документов, ни карточек, ни денег, единственное, что она могла сделать, – это попасть в свой загородный дом, чтобы воспользоваться тем, что есть там, вплоть до еды! И ее похитители (или один похититель, какой-нибудь отморозок, увидевший в ней источник живых денег) позволили ей взять кое-что из вещей, помыться здесь, в Лопухине. С другой стороны, какое им дело до Нины, нужен ей душ или нет, голодна она или сыта? Если ее похитили с целью убить, то почему еще не убили, а если с целью получения выкупа, то почему до сих пор не позвонили и не назвали сумму? Не надо быть очень умным или сведущим в музыке, чтобы понимать, что Нина Бретт – женщина, безусловно, богатая. Стало быть, все-таки выкуп?
