class="p1">Но, если честно, в поединке между яичными роллами и Лэндоном явно побеждал первый вариант.
– Боже, я с ума схожу от беспокойства, – выпалила Трейси, когда мы стояли у дома Лэндона.
Я.
На крыльце Лэндона.
Дерьмо.
На секунду я задумалась об отступлении. Я представила, как развернусь на пятках и спокойно дождусь следующей вечеринки в каком-нибудь другом доме. Странное чувство в животе не давало мне покоя с того самого момента, как я решила пойти на эту вечеринку. Я знала, что слишком себя накручиваю, но тот факт, что в последний раз, когда я была в этом доме, мои руки обнимали Лэндона, не давал мне покоя.
Этот интимный момент, мимолетно проскользнувший в нашу многолетнюю ненависть, так живо запечатлелся в моей памяти, словно все это произошло накануне. Я видела его глубокие голубые глаза, полные печали, я ощущала, как его тело дрожит от моих прикосновений, я чувствовала его боль, такую грубую и незамутненную. Он был полной противоположностью тому Лэндону, которого я видела в школе. Он всегда казался таким равнодушным, словно он находился в нашем мире, но не был его частью. Он был самоуверенно хладнокровен, спокоен и собран, как будто ничто и никто не мог его потревожить. В тот вечер, когда я обнимала его, сидя на его кровати, я видела его сердце – его нежное, страдающее сердце, истекавшее кровью.
Возможно, он истек кровью куда сильнее, чем большинство людей.
Я посмотрела на свою воодушевленную подругу. Трейси не переставала говорить о Реджи и о вечеринке с того дня, как о ней узнала. Она была убеждена, что домашние тусовки – лучшее место для флирта. По мнению Трейси, кокетничать в школе было бы глупой затеей. Она предпочитала приглушенный свет, громкую музыку и текилу.
В первую очередь текилу.
– Никак не могу успокоиться, – пожаловалась она, отрывая меня от мыслей о Лэндоне.
– Почему? Ты великолепна, и, если Реджи этого не заметит – он псих, – сказала я ей, пока она красила губы.
Она протянула мне тюбик помады, чтобы я сделала то же самое.
– Да? Как считаешь, я не переборщила с нарядом? Хочу выглядеть сексуально, но не как шлюха. Типа «да, у меня есть сиськи, но ты не можешь их трогать».
– Ты можешь быть полностью голой, и это все равно не даст парню права прикасаться к тебе без разрешения, – объяснила я. – Кроме того, одежда не делает тебя шлюхой. Это просто глупые стереотипы.
Сказав это, я внутренне поклялась, что однажды стану такой же, как мои мать и бабушка, – буду проповедовать о достоинстве женщины, зная, чего я заслуживаю и чего не заслуживаю от мужчин.
Она хихикнула и закатила глаза.
– Хорошо, мать Тереза. Так как выглядят мои сиськи?
Я рассмеялась.
– Будь я на месте Реджи, я бы точно не упустила своего.
Трейси заправила волосы за уши, прежде чем нервно выправить их в исходное положение. Она очень суетилась, когда нервничала.
– Хорошо. Хорошо. Он всего лишь школьник. Пусть и самый горячий во всех старших классах. Он всего на четыре месяца старше меня – это же ерунда, верно? Нет необходимости проявлять инициативу, но, опять же, если я не сделаю первый шаг, то, возможно, он подумает, что он мне не нравится, а это совсем не так, и, и…
– Трейси, – вмешалась я.
– Да?
– Дыши.
Она выпустила облако горячего воздуха.
– Хорошо.
– Просто будь собой, и если этого будет недостаточно, то к черту Реджи. В этом мире есть и другие парни.
Она хихикнула.
– Тебе легко говорить. Парни бросаются на тебя каждый день, Шей. Не все рождаются настолько безупречными.
Я не ответила, потому что Трейси всегда говорила такие вещи, и это вызывало у меня странные чувства. Я не хотела, чтобы мной интересовались только благодаря моей внешности, но произносить такие вещи вслух казалось мне очень фальшивым и раздражающим. Я знала, что я привлекательна, но по какой-то причине мне было стыдно в этом признаваться, хотя свою внешность я не выбирала. Думаю, это было моим наименее интересным качеством.
Я бы предпочла, чтобы парни интересовались мной из-за моего воображения, моего чувства юмора или из-за того, что я знаю сюжет «Зачарованных»[7] практически наизусть, а не просто потому, что я выгляжу сексуальной.
Благодаря маме мне повезло с генами. Мима называла это нашим подарком от рода Мартинез. Клянусь, бабушка выглядела так, будто ей было сорок, а не шестьдесят. Ее кожа была безупречной. Папа всегда шутил, что я выгляжу, как копия мамы, и во мне нет ни грамма его генов.
– Эта мочка уха определенно моя, – комментировал он, – и твой безымянный палец тоже от меня.
У меня были глубокие шоколадные глаза, пухлые губы и кудрявые угольно-черные волосы. Изгибы моего тела в точности повторяли фигуру мамы, что, по всей видимости, очень нравилось парням. Но именно это и останавливало меня, когда дело доходило до отношений. Если парень первым делом упоминал о моем теле, я сразу знала, что оно никогда не будет ему принадлежать.
– Ты больше, чем твое тело, и только тот, кто это замечает, заслуживает быть с тобой рядом, – всегда говорила мне Мима, и я была уверена, что в свое время те же слова она говорила и маме.
Мы с Трейси вошли в дом, и я выдохнула, осознав, что все это время я задерживала дыхание.
Я сделала это. Пересекла врата в логово Сатаны и смогу рассказать об этом внукам. И, что удивительно, я все еще жива. Ангелам вроде меня не положено танцевать в одной комнате с выходцами из Ада.
Оглядев комнату и заприметив нескольких своих друзей, я окончательно успокоилась. Все под контролем. Я могу быть собой и чувствовать себя прекрасно, зная, что рядом вся моя компания.
– Смотри, вот он! – закричала Трейси, пихнув меня рукой.
Она кивнула в сторону камина, где Реджи тусовался с несколькими парнями из футбольной команды. В руке у него было пиво, и он громко смеялся – вероятно, с тем самым южным акцентом, который сводил с ума добрую половину старшеклассниц.
– Давай поздороваемся, – предложила я, и Трейси тут же напряглась.
– О, ради всего святого, Трейс, давай же. Он не кусается, а если и кусается, то я уверена, что это приятно, – пошутила я, подтолкнув ее вперед.
Когда мы подошли к их компании, разговор прекратился, и все ребята ухмыльнулись, глядя в нашу сторону.
– Так-так-так, – протянул Эрик, оглядывая меня и Трейси с головы до ног. – Кто это к нам пожаловал… – сказал он, присвистнув.
Я широко улыбнулась и толкнула