фонемные поля, словообразовательные поля, лексемные поля, семантические поля, микро- и макрополя, поле множественности, поле залоговости, модальное поле, компаративное поле, поле одушевленности, поле неодушевленности, указательное поле, поле времени, микрополе предположения, макрополе числа, поле утверждения, поле отрицания, поле вопросительности, понятийное поле, микрополе единичности, микрополе прошедшего, микрополе настоящего, микрополе будущего, поле действительности, поле недействительности, поле фауны, поле побуждения, потенциально-ирреальное поле, поле лица, грамматико-лексические поля, трансформационные поля, реляционные поля, поле места, поле деятеля, поле вещи, поле отвлеченности, поле действия, поле состояния, подполе орудий действия, квазиполе, дисперсионное поле[42].
Другими словами, в качестве поля необходимым образом проявляют себя все основные категории и элементы фонетики, морфологии, лексики, синтаксиса, стилистики и поэтики. Все эти поля потому являются полями, что здесь перед нами не просто неподвижные абстрактные категории, но – бесконечное множество проявлений этих категорий, причем проявления эти в живом языке настолько близко подходят одно к другому, что часто становится даже затруднительным формулировать их в отдельности и часто воспринимать их приходится только на основании общего чувства языка. Без этого континуума значений, который мы называем полем, невозможно владение живым языком. И вот почему никакой словарь не может заставить понимать отдельные фразы в языке, если нет общего чувства языка, которое возникает только из пользования самим же языком в его континуальной данности. Можно прекрасно знать грамматику языка и в то же самое время не уметь понимать в нем ни одной фразы. И это потому, что грамматики и словари основаны на принципе разделения, а язык основан на принципе нераздельной текучести, т.е. на принципе континуума, которым порождается раздельность, но который сам по себе вовсе не есть раздельность, а непрерывная сплошность.
з) В заключение напомним еще раз, что для теории языка является большим искусством объединить в одно целое континуальные и дискретные стороны языка. Континуум и дискретность только для абстрактной метафизики являются чем-то несовместимым и взаимно исключающим одно другое. В качестве примера того, как континуум и дискретность вполне ясно и определенно объединяются в речевом потоке, мы привели бы следующее рассуждение В.Я. Плоткина:
«Непрерывное звуковое пространство членится на дискретные участки, соответствующие фонемам и получившие название их дисперсионных полей. Конфигурация дисперсионного поля фонемы определяется парадигматически – она зависит от всей структуры фонологической системы данного языка. В речевом потоке дисперсионное поле подвергается синтагматической деформации, в результате которой в каждой данной позиции оно представлено одним из своих аллофонических участков. Дискретность фонемы означает, что у ее дисперсионного поля есть четкие внешние границы. Но в пределах этих границ звуковое поле остается континуумом. Поэтому аллофонические участки дисперсионного поля фонемы дискретными единицами не являются, никакими границами друг от друга не отделены, и их число теоретически бесконечно, а практически оно растет с увеличением точности фонетического инструментария»[43].
Поэтому никак нельзя остановиться на том, что фонема в языке представляет собою нечто только дискретное. А. Мартине писал:
«…сама возможность говорить о пограничных явлениях подтверждает тезис о том, что фонемы являются дискретными единицами языка»[44].
Эта теория А. Мартине односторонняя. По М. Мамудяну[45], тезис о дискретном характере фонем не подтверждается: данные анкетирования показывают, что в разных районах распространения французского языка фонемы не одинаковы и что нельзя определить количество фонем, общее для французского языка в целом.
Вопроса о разложимости и неразложимости фонемы мы еще коснемся ниже.
Алгоритм
Итак, мы пришли к тому выводу относительно модели, что всякая модель требует такого своего окружения, которым сама она не является, но которое есть тот фон и тот материал, для чего она и трактуется как образец. Этот фон является не просто единораздельной цельностью, поскольку таковой является уже и сама модель; но он обязательно является противоположностью всякой единораздельной цельности, т.е. является континуумом. И только благодаря этому континууму модель может осуществить свою единораздельную цельность. Однако модель – это пока еще результат смыслоразличительной функции мышления, но еще не есть язык в смысле реальной речевой деятельности.
а) Человеческая речь всегда есть тоже непрерывно осуществляемая энергия; и если в реальном речевом потоке и встречаются паузы, они тоже имеют здесь свой коммуникативный смысл. Так или иначе, но континуум речи есть свой собственный и вполне специфичный континуум, а именно, континуум артикуляционно-акустических звучаний. И если в нем необходимым образом присутствует своя раздельность (так как иначе человеческая речь превратилась бы в бессмысленное завывание), то, очевидно, отдельные элементы этого речевого континуума – вовсе не те, которые мы находим при расчленении смысловой модели речи. Модель речи есть ее смысл, ее значение, ее коммуникативное содержание. Но сама речь, сам поток речи не есть просто смысл речи, не есть просто только ее значение, но обязательно фактическое произношение. Вот почему, если для единиц энергийно функционирующей модели мы должны были употребить особый термин, а именно «квант», то для обозначения структурных элементов энергийно функционирующего континуума живой речи тоже необходимо подыскать соответствующий термин. Если элемент энергийно звучащего потока речи не будет отличаться от элементов энергийно действующих смыслоразличительных моделей, это будет значить только то, что мы отказываемся различать речь и язык. А это совершенно невозможно на современном этапе языковедческой науки.
б) Нам представляется, что таким элементом как специфическая структура энергийно функционирующего потока речи является то, что в других науках носит название «алгоритм». Правда, этот термин не носит в математике такого заострения, каким он должен обладать в языкознании, если этим термином пользоваться систематически.
Дело в том, что когда математики говорят об алгоритмах, они имеют в виду просто само исчисление, взятое само по себе и ни на чем другом не базированное, как только на самом же себе, на своих же собственных числовых соотношениях, независимо ни от каких посторонних инстанций и часто даже вопреки их кажущейся очевидности. Ярким примером такого алгоритмического понимания исчисления является, например, та или иная формулировка пространства в зависимости от допущенных аксиом, как об этом трактует специальная наука под названием «основания геометрии».
Так, можно отметить аксиому параллельности, сохраняя при этом все прочие аксиомы пространства, и на этом основании получить целую науку, которая называется неевклидовой геометрией и которая продумана с начала и до конца, без всяких противоречий и без нарушения мыслительной системы. Существует ли на самом деле такое неевклидово пространство – этот вопрос совершенно не интересует математиков (в отличие от физиков). И почему? А потому, что это для них только алгоритм. И если развитие науки показало, что такое неевклидово пространство действительно существует, это ничего нового не прибавило к той геометрической
