Там, неподалеку от водонапорной башни, — красно-кирпичного сооружения с остроконечными и округлыми армированными башенками, с круто вздымающейся кеглей крыши, на верхушке которой укреплен флюгер, — водонапорной башни, ставшей конечным пунктом системы обеспечения высокогорной водой при императоре Франце-Иосифе (вода поступает с Альп, высота подъема составляет 33 метра, машинное отделение состоит из двух котлов фирмы «Галловей» и двух труб с объемом нагрева в 52 кубометра каждая и с восемью атмосферами рабочего давления, а также из двух компаундных паровых машин мощностью в 45 лошадиных сил каждая и двух пар насосов, присоединенных к двум паровым поршневым штокам: разрастаясь к югу, район требует уже более сильного напора воды), — там и заложен фундамент Новейшей Звезды. Теперь уж никакому Шмёльцеру не придется сбивать в кровь ноги, собирая «кирпичные марки», никакому поощрительному союзу, связанному собственным уставом, не надо будет считать каждый геллер, каждый грош, собирая взносы на строительство, — ведь иначе в смете на строительство не свести дебет с кредитом. Новейшая Звезда возводится на деньги налогоплательщиков, — ради чего иного отправился бы Сосед Шмёльцера и других товарищей, будучи законно избран, заседать в парламенте, в этом воистину храмовом сооружении на Рингштрассе, бело-золотом, как в древних Афинах, — и народовластие смогло наконец провозгласить (не только устами Шмёльцера и его товарищей по борьбе):
— Деньги на бочку!
— Даешь Новейшую Звезду!
Шмёльцер, — он и вообще-то смотрит на вещи просто, — говорит себе: вода — к воде, родник денег забил возле водонапорной башни. Что ж, браво! Прощай, убогая партийная пивная, прощайте, жалкие кухни, на которых совещаются товарищи, — отныне на смену вам пришло ослепительно-прекрасное белоколонное здание парламента на Ринге, а Сосед избран в парламент депутатом, и система водоснабжения богатствами страны наконец передана в надлежащие руки демократической борьбы. Там, позади четырех отлитых в бронзе укротителей коней на спуске к Рингу (каждый на гранитном постаменте) и восьми памятников авторам исторических хроник на стене, под фронтоном со скульптурными группами «Правосудие» и «Местное управление», под сенью восьми бронзовых квадриг, установленных по углам (каждой квадригой правит на крыше парламентского здания крылатая Ника, а в мраморных нишах высятся боги Эллады), — там Сосед легче и радостней выдохнет свое заветное:
— Я требую финансирования строительства Новейшей Звезды!
И поставит Шмёльцеру со товарищи дополнительное условие:
— А вы превратите ее в неприступную цитадель!
Когда позднее, на торжественном открытии Новейшей Звезды, оркестр «Вольная типография» исполнит «Оду труду», Шмёльцер с красной гвоздикой в петлице поднимется на трибуну. Соседу, не зря же он депутат парламента, придет пора произнести речь:
— Светлые и сухие квартиры для семей трудящихся, — скажет он, — детские площадки с деревьями и с газоном во дворе, баня в каждом корпусе здания, — теперь измотанный за неделю рабочий не поплетется в свой выходной в пивную, он пойдет в народную библиотеку, пойдет в общеобразовательный центр (Ученье — свет!). Но знают ли верные товарищи по борьбе, Шмёльцер и остальные, обступившие сейчас оратора со всех сторон, знает ли собрание новоселов, женщины в накрахмаленных летних платьях и дети с красными, голубыми и белыми целлулоидными пропеллерами, вращающимися на ветру, и мужчины, отцы семейств, радостная толпа (ведь почти каждый из собравшихся здесь получает новую квартиру), — знают ли они, гордо собравшиеся в собственной цитадели, что цитадели обладают особым свойством притягивать к себе врагов? Квадратный двор цитадели с аркадами, двор, в который квартиры рабочих выходят пусть маленькими, но балконами, — балконами, которые буржуазия привыкла называть «балконами-выбивонами», не зря на таких же балконах по Рингштрассе выколачивают персидские ковры! Пыль, выбиваемая из ковров по пятницам, поднимается точно такой же тучей, как голуби над конными памятниками в центре города. Да и воскресенья у них начинаются не колокольным звоном из церквей, а прямо вечером в пятницу — стуком выколачиваемых на балконах ковров. У нас, на Новейшей Звезде, не будет однако же никаких персидских ковров, даже лже-персидских у нас не будет! Для чего же нам тогда «выбивоны»? Может, Шмёльцер в конце концов превратит каждый «выбивон» в бойницу? А не предназначены ли водосточные трубы для слива кипящей смолы на штурмующего цитадель противника? Но где этот противник? Пока суд да дело, кругом сплошные товарищи, все восклицают «Дружба!», все поют оду труду, все радуются новоселью. На «выбивонах» они не прочь завести кролика или парочку кур (к счастью, устав Новейшей Звезды такое категорически воспрещает), ставить там лейки и развешивать на просушку белье, приглядывать с балкона за детьми, прыгающими через скакалку на асфальте двора возле зеленого четырехугольника газона. И, тем не менее, они живут в цитадели, живут в ее бастионах. Двенадцать подъездов с двенадцатью квартирами в каждом, — балконы-«выбивоны» выходят во внутренний двор, гладкие окна поблескивают на фасаде, — все вместе образуют оборонительно-жилищный комплекс. Но его оборонительная функция проявится не раньше, чем обитатели Новейшей Звезды обретут врага.
Император в бакенбардах уже помер. Он сделал это раньше, чем Сосед прокричал с кухонного подоконника: «Да здравствует республика», — так откуда же, ко всем чертям, взяться врагу? Генерал-лейтенанты с сорванными эполетами и уланские ротмистры, скинутые с коней и трусливо укрывшиеся в своих, еще в соответствии с прошлым статусом роскошных квартирах, — неужели они способны совершить кавалерийский наскок на Новейшую Звезду? Ударят ли пушки по запрещенным к разведению кроликам и разрешенному белью, вывешенному на просушку? Но откуда взяться пушкам? Кто из бывших адъютантов его императорского и королевского величества осмелится прогарцевать с развевающимся на шлеме конским хвостом по Виднерхауптштрассе, минуя лавки зеленщиков, мебельные магазины, сапожные мастерские и булочные, проскакать по Матцляйнсдорфской площади и Триестерштрассе в южную сторону — к Новейшей Звезде, чтобы затем убраться восвояси и доложить своему полководцу: некто Шмёльцер стоит на балконе-«выбивоне» с лейкой в руках, собравшись поливать штурмующих кипящей смолой… Вот оно как: другом обзавестись трудно, но порою куда труднее обзавестись врагом.
Шмёльцер с Соседом внушают себе: мы построили Новую Звезду, а теперь мы добились сооружения Новейшей Звезды, мы водрузили республиканские флаги на обе зубчатые башни, — на правую и на левую, — на обеих теперь развевается красно-бело-красное знамя, белая полоса посредине — как белое пятно на карте, терра инкогнита, возможно, и она когда-нибудь станет красной, все кругом станет красным, как на знаменах у товарищей, живущих восточнее Брест-Литовска. Главные ворота крепости, предназначенные для проезда машин, с железными прутьями толщиной в детскую руку, постоянно открыты настежь; запирает их в десять вечера привратник, бесплатно проживающий в первом подъезде на первом этаже. Но их можно будет запереть и днем, если появится враг, и товарищи общим числом в двенадцать взводов, не говоря уж о членах семей, образуют гарнизон нашей цитадели, — что ж, пожалуй, не так уж плохо. Но кто же, черт его побери, у нас во врагах? Обезоруженный и лишенный пенсии генерал-лейтенант, по-прежнему проживающий в положенной по былому статусу шикарной квартире, безлошадный уланский ротмистр, пивные бароны, которым теперь раз и навсегда отказано во дворянстве, или, может быть, чехи, живущие по ту сторону Тайи, или священник со своей мелкобуржуазной паствой? Победоносные товарищи, живущие восточнее Брест-Литовска между Доном и Волгой, — они-то уж безусловно наши друзья! А как насчет чадолюбивых американцев, подбрасывающих нынче и манку, и крупу, и овсяные хлопья, и все такое прочес голодающим школьникам красных районов Вены? Раньше они подсуетились и помогли нам сократить население страны с пятидесяти до семи миллионов человек, не насильственным путем, конечно, а исключительно патетическими призывами к самоопределению, адресованными ко всем нациям бывшей императорско-королевской «тюрьмы народов». Ладно, не будем об этом. Мы ведь не на уроке в общеобразовательной школе для рабочих, где даются точные определения того, кого и что следует называть врагом, враждой, классовой ненавистью (классовая ненависть — это политическая ненависть, классовая борьба — средство ее реализации), причем не без помощи гимназического преподавателя еврейского происхождения. Нет, прежде всего надо построить Новейшую Звезду, надо ее обустроить и открыть, и все в ней как следует организовать. А враг откуда-нибудь сам возьмется. Если же он собьется с пути и не начнет осаду зубчатых оборонительных башен, на которых развеваются республиканские флаги, тогда здешний привратник все равно запрет главные ворота, правда, во вполне мирных целях. В десять вечера, как принято домовым уставом. Запирать их днем еще не приходилось ни разу.
