Ее жакетик распахнулся, открыв закрепленный на пояске мобильный телефон.
— Это я, — кивнула я, усиленно вспоминая, откуда я ее знаю. — А вы?
— Ольга Зарубина, — слегка улыбнулась она, — я сурдопереводчик, но в последнее время я одновременно исполняла еще обязанности менеджера по рекламе.
«Конечно! — я чуть не ударила себя по лбу. — Я частенько видела ее лицо в нижней части экрана, когда Вероника Дюкина вела местную программу новостей „Тарасовский дневник“. Вот почему она показалась мне знакомой».
— Где мы можем поговорить? — спросила я.
— Пойдемте, — Зарубина бодрым шагом двинулась в глубь коридора.
Мы устроились в большой полупустой комнате, где на высокой стойке типа барной, только чуть повыше, был установлен небольшой телевизор. У противоположной от входа стены стояли диваны и пара журнальных столиков. В углах, в больших керамических кадках «росли» искусственные пальмы. На одном из столиков кто-то оставил открытую литровую коробку из-под кефира. Помещение, вероятнее всего, являлось комнатой отдыха. Пепельницы на столиках свидетельствовали о том, что здесь можно курить, поэтому я достала сигареты.
— Ну, — Зарубина села на диван, закинув ногу на ногу, — что вы хотите узнать?
Я сидела под углом к ней. У сурдопереводчицы был заостренный носик, который, казалось, вынюхивает все самое интересное и злободневное. Выкрашенные в светло-соломенный цвет волнистые волосы спадали на плечи, серо-зеленые глаза смотрели куда-то мимо меня. Тон, которым она задала вопрос, не слишком мне понравился, но мне сейчас было не до выяснения отношений. Я спокойно закурила.
— Что вы можете сказать о Дюкине? — безразличным тоном спросила я.
— Нормальный был мужик, — Зарубина пожала плечами и выпустила к потолку струю дыма. — Очень жаль, что так получилось.
— Вы были с ним в хороших отношениях?
— В отличных, — улыбнулась она, — поэтому я и стала менеджером, не все же время сидеть в нижней части экрана.
— Не могли бы вы немного пояснить, что значит «в отличных»?
— В отличных, — заявила Ольга, наклонившись ко мне, — это значит, что мы с ним великолепно понимали друг друга. Альберт Степанович не был глухим к нуждам старательных и расторопных сотрудников. Так что его предложение о менеджерстве было продиктовано исключительно тем, что он по достоинству оценил мою работу.
— Как вы узнали о его смерти? — невозмутимо продолжала я.
— Так же, как и все — Вероника позвонила на студию, — почему-то с подчеркнуто эмансипированным видом ответила моя собеседница.
— Когда это было?
— Утром, когда она его обнаружила, — сокрушенно вздохнула и вслед за тем как-то брезгливо поморщилась Зарубина. — Она предупредила всех — сказала, что не сможет вести вечерний выпуск новостей.
— Значит, с того самого злосчастного утра вы не видели Дюкину?
— Видела, — неприязненно усмехнулась Зарубина, — она вчера приезжала. Была в кабинете Альберта Степановича.
— Вы не знаете, зачем она приезжала?
— Понятия не имею… Но в конце концов она же была его женой. Может, какие-то личные вещи думала забрать или решила, что пришло время потихоньку осваиваться в новом кабинете… — Зарубина растянула рот в язвительной усмешке.
— Вы намекаете на то, что смерть Альберта Степановича была ей выгодна? — прямо спросила я, не сводя с лица Ольги испытующего взгляда.
— Сказать такое… — недоуменно приподняла она плечи, — что вы! Хотя… почему бы нет? — как-то вдруг оживилась и повеселела она.
— То есть вы считаете, что госпожа Дюкина могла быть заинтересована в смерти своего мужа? — не отступала я, добиваясь от нее конкретного ответа.
— Ну вы же не маленькая! — с насмешливым пренебрежением взглянула на меня Зарубина. — Кому достанется все это? — окинула она завистливо-злым взглядом помещение.
— Но Вероника Сергеевна любила своего мужа! — в интересах дознания горячо возразила я.
— Это ничего не меняет, — двусмысленно усмехнулась моя собеседница, — от любви до ненависти, как говорится…
— То есть вы намекаете на то, что у Вероники Сергеевны был повод возненавидеть своего мужа?
— Я не была вхожа к ним, — с ироничным прищуром ответила Зарубина, — могу судить об их отношениях только исходя из моего повседневного общения с ними на работе.
— И что же вы заметили?
— По-моему, Альберт Степанович пренебрегал Вероникой. Да она сама, честно говоря, жаловалась мне на это. Мы же с ней все-таки подруги…
При слове «подруги» я почему-то поморщилась — мне определенно не хотелось бы иметь такую особу, как Зарубина, в числе своих подруг.
— И как реагировала на такое пренебрежение со стороны мужа Вероника? — я затушила сигарету в пепельнице и взялась за другую.
— Как-как, — со смесью насмешки и раздражения передразнила меня Зарубина, — вот жаловалась мне, переживала, страдала, наверное. Но она сама виновата! — злорадно добавила она.
— Почему же это?
— Да мягкотелая она… Все перед ним лебезила, словно задобрить пыталась. А мужикам, им характер показывать надо! Уж лучше стервой быть, но только не такой душкой, о которую собственный муж готов при каждом удобном случае ноги вытереть! — с тайным ликованием изрекла Зарубина.
— И вы полагаете, что в один прекрасный момент Вероника Дюкина потеряла терпение и не смогла перенести очередное унижение?
— Возможно, — кокетливо пожала она плечами, — таким, как Альберт Степанович, командовать, конечно, было нельзя, но хитростью от него, думаю, многого можно было добиться.
— Вам виднее, — съехидничала я.
— Я говорю гипотетически, — резким тоном произнесла Зарубина, — с Альбертом Степановичем меня связывали исключительно деловые отношения. Да он вообще, как мне кажется, не был бабником. Умеренный и уравновешенный мужчина. Я уж Веронике говорила, что это, наверное, во всем его флегматичный темперамент виноват. Все-то он улыбается и шутит. Да только улыбка у него какая-то ленивая получалась. Он ведь и сотрудников увольнял именно с такой вот улыбочкой. Не нервничал, стекол не бил, в подчиненных предметами не кидался… — с шутливым жеманством дополнила она.
— Если я вас правильно поняла, любовницы у него не было?
— Думаю, что адюльтер — не его конек. Хотя кто его знает, — сощурила она свои зеленые глаза.
— Значит, если допустить, что госпожа Дюкина… — я дипломатично замялась, — …ну, вы понимаете меня… В таком случае причиной инцидента не могла стать ревность?
— Если принять во внимание, что Альберт Степанович не изменял ей, то нет. Я склонна думать, что он не изменял. Но кто поручится за это? Мужчина в расцвете лет, с приятной внешностью, положением, хорошими манерами… И потом, он в последнее время был особенно равнодушен к Веронике! Мне бы ее терпение! — насмешливо воскликнула она.
— Вы считаете Дюкину способной на убийство? — холодно посмотрела я ей в глаза.
— Вероника тиха и послушна, если можно так выразиться, — усмехнулась Зарубина, — но вы ведь сами знаете, в тихом омуте…
Она стрельнула в меня глазками, словно я была мужчиной, а она тщилась меня соблазнить.
— То есть при иных обстоятельствах, — долбила я в одну точку, — вы допускаете с ее стороны возможность…
— Не знаю, — бесцеремонно перебила меня Зарубина, — иногда ведь равнодушие хуже измены.
— А если учесть, что равнодушие подразумевает измену… — победоносно улыбнулась я.
— Бог его знает, — неожиданно добродушно сказала Зарубина, — Альберт Степанович был непростым человеком. Что на самом деле творилось у них в семье, кто может знать это? Почему бы вам не поговорить напрямую с Вероникой?
— Я уже беседовала с ней. И думаю, мне еще не раз придется обратиться к ней за разъяснениями. Просто она сейчас не в самом лучшем состоянии.
— Поня-ятно, — задумчиво протянула Ольга, вдруг отрешенно уставившись в пол.
— А как насчет врагов Альберта Степановича?
— Врагов? — зевнула сурдопереводчица.
— Госпожа Дюкина утверждает, что ее мужу угрожали. Вы ничего не знаете об этом?
— Нет, — округлила глаза Зарубина, — я ни разу не видела Альберта Степановича испуганным или удрученным. Иногда он бывал раздражительным, мрачноватым — когда ссорился с женой. Конечно, он не докладывал мне об этих ссорах. Но достаточно было взглянуть на Веронику, и все становилось ясно. Тем более что она частенько делилась со мною наболевшим!
— Ни звонков, ни писем? — не верила я.
— Ничего такого, — отрицательно покачала головой Зарубина, — хотя… Может, что-то такое и было, просто я не знала.
— А Вероника не говорила вам об этих угрозах в те моменты, когда изливала перед вами душу? — я сверлила ее недоверчивым взглядом.
— Нет, — уверенно ответила она, — может, не считала нужным?
