— Подожди, твой демон же не поделился воспоминанием о том, как ставит метку там? — Иначе она никогда не сможет посмотреть Дрю в глаза снова.
Нокс поднял бровь.
— Тебя это волнует?
— Э… да. Не играй со мной, Торн. Так этот жуткий ублюдок поделился тем воспоминанием или нет?
Нокс почувствовал, как дёрнулись уголки его губ. Он был совершенно уверен, что никто не осмеливался называть так — или любым другим оскорбительным прозвищем — его демона. А ещё был уверен, что его демон не нашёл бы такое оскорбление забавным, если бы оно исходило от кого-то, кроме неё. Вот так просто, но доставило удовольствие, потому что подтверждало глубину её доверия к нему и его демону.
— Нет, — ответил Нокс. — Но теперь, когда ты подала мне идею, не могу сказать, что никогда не поделюсь этим воспоминанием. — Она раскрыла рот от ужаса, а он усмехнулся. — Серьёзно, Харпер, думаешь, мой демон когда-либо подарит Кларку или ещё кому-нибудь взглянуть на тебя там? — Схватив её за бедра, Нокс прижал Харпер к себе. — Ты должна знать, что такого не произойдёт.
— Как я уже сказала, твой демон может быть жутким. Тот факт, что у меня есть там метка, только доказывает это.
Нокс вновь улыбнулся.
— Есть гораздо худшие метки, которые он бы оставил на твоём теле. Ну, ты бы их назвала худшими. Для меня же они… интересные.
Она замерла.
— Это не смешно.
— А это и не шутка. — Паника на её лице была бесценна. С другими он себе не позволял поддразнивание и не думал, что это в его природе, но Харпер открыла в нем это. До Харпер он долго был одиноким. У него было все, что только можно пожелать — успех, сила, богатство, женщины. Для него не существовало запретов. И все же он не чувствовал удовлетворение. Ни от денег, ни от власти, ни от женщин, которые постоянно искали его общества. Нокс ни разу не посвятил себя женщине, несмотря на одиночество, мучившее его и демона. Существо никогда не подталкивало Нокса кого-нибудь заклеймить. Иногда он зацикливался на женщинах, но быстро от них уставал. Женщины для демона всегда были взаимозаменяемы, никто не выделялся сильнее остальных. Как только азарт от охоты спадал, существо теряло интерес.
— Тогда тебе лучше как следует поговорить со своим чёртовым демоном, — сказала ему Харпер, — потому что трёх меток более чем достаточно. Особенно учитывая, что одна из них долбаное ожерелье, которое так и кричит «собственность Нокса Торна».
— Но это же действительно так, правда? — Нокс провёл кончиком пальца по данной метке.
— Не надо так этому радоваться, — пробормотала она.
Как он мог этому не радоваться? Он хотел, чтобы все знали, что она его. После веков общения с потребителями, манипуляторами и охотницами за деньгами, Нокс стал измученным. Одиноким. Даже пустым. Онемение начало распространяться, а вещи и люди вокруг постепенно теряли значение. Харпер разрушила его ледяную стену. Она не только показала пустоту в его жизни, но наполнила её и осветила. От одного взгляда на неё в нем просыпалось желание успокоить Харпер. Защитить. Баловать. Отвести в безопасное место. Оберегать, как только можно. И Нокс прекрасно понимал, что она ему это позволяла. Позволяла себе положиться на него, несмотря на стремление справиться самой, поскольку понимала, что это ему необходимо. Его злило, что Харпер пришлось стать самостоятельной в раннем возрасте и привыкнуть заботиться о себе. Она никогда ни на кого не могла положиться. Ей не к кому было обратиться в трудные времена. Что более важно, никто не ставил её на первое место. Он стал для неё таким человеком, решив, что больше она никогда не будет одинокой и второсортной. На это ушло время, но она поверила — в отличие от других в её жизни — что он её не оставит. Никогда. Харпер теперь была в безопасности. Однако, как она и предупреждала, какая-то её часть всегда будет волноваться, что Нокс её бросит. И он это ненавидел. Значит, ему не принадлежала каждая её частичка, чего он хотел. Кроме того, он не хотел, чтобы она жила с такими опасениями. Нокс понимал это, потому что, прежде чем признаться ей в том, что он архидемон, жил также.
— Детка, ты не вправе судить моего демона, — сказал Нокс. — Твой демон оставил на мне две метки.
— Да, но не чёртово ожерелье. Серьёзно, почему бы просто не надеть мне ошейник?
— Не ожерелье, но твоя метка на шее довольно заметная. Она даже переходит в другую, которая на спине, что зрительно увеличивает обе. И привлекает внимание. — Отчасти это и делало метки такими сексуальными. Они давали знать и Ноксу, и миру, что он занят. — Признайся, тебе нравится тот факт, что я отмечен.
Она фыркнула, но не стала отрицать. Ему нравилось собственническая натура её демона. Значит, демон и Харпер его приняли. Кто бы обвинил их, если бы они отвернулись от него, учитывая, что архидемоны были жестокими и бессердечными существами, которым место в аду? Но они так не поступили. Вместо этого Харпер сказала «великое, мать его, дело». Не то чтобы она его не боялась. Опасалась… и по праву. Но её не волновало, что он — часть ада. Харпер все равно любила и доверяла ему, знала, что с ним в полной безопасности. Хотя она не сразу справилась с правдой, когда Нокс сообщил ей, но это заняло всего несколько мгновений. Харпер никогда не отталкивала ни его, ни его демона. Никогда не отвергала их, ни на секунду.
Он легко поцеловал её в губы.
— Знаешь, ты для меня чудо. — Она нахмурилась, и он прикусил её губу, прежде чем Харпер успела возразить. — Это правда.
Вряд ли легко быть связанным с кем-то таким властным, требовательным и ревнивым, как Нокс. Особенно, когда он своей заботой иногда сводил с ума и не всегда рационально мыслил, ведомый собственническим инстинктом. А ещё у него была чрезмерная тяга все контролировать… Нокс это понимал. Наслаждался. И на это были причины. В детстве лидер культа указывал, что ему делать. Каждое мгновение жизни было расписано другими — не только, во сколько ему спать или просыпаться, но и когда есть, что носить и где спать. Он не имел права голоса. И любой протест жестоко наказывался. В конце концов, его родители восстали, но им перерезали горло. Именно тогда, впервые в жизни Нокс потерял контроль над внутренним демоном. Не для защиты. А чтобы жестоко отомстить.
Присоединившись к внешнему миру, он поклялся, что больше никто не будет его контролировать. Став взрослым, Нокс искал и присваивал себе все, в чем ранее ему отказывали — знания, деньги, независимость, успех, власть и сила. Он жил по своим собственным правилам, придерживался собственного плана и брал, что хотел и когда хотел. Любая другая женщина с ним бы не справилась. Но Харпер не давила на него, по большей части. Приняла его суть. Не судила. По правде говоря, она просто завладела им — его разумом, телом и душой. Но он не возражал, потому что она принадлежала ему.
Он только собрался овладеть её фантастическим ртом, когда маленький разум коснулся его… с вопросом. Нокс улыбнулся.
— Ашер спрашивает, где мы.
Рот Харпер изогнулся.
— Тогда давай пойдём к нашему мальчику.
Ярость Нокса все ещё бурлила внутри, как открытая, заражённая рана. Но гнев больше не был горячим и ослепляющим. Он стал холодным и расчётливым. Что ещё более важно, его можно сдержать и не показать Ашеру. Обняв Харпер, Нокс пиропортировал их в детскую. Ему нравилась эта комната. Светлая и просторная с лаймовыми стенами, гладкой сосновой мебелью и деревянными украшениями на стенах и дверях шкафа, она излучала тепло и безмятежность, что притягивало людей.
Когда пламя погасло, раздалось взволнованное хихиканье. Лицо Ашера просветлело.
— Па!
Он бросил грузовик на ковёр и поднял ручки, сжимая и разжимая маленькие кулачки.
Нокс поднял его на руки и нежно поцеловал в щеку.
— Насколько сильно ты свёл Мег с ума?
Ашер надул из слюны пузырь.
— Я так и думал, — сказал Нокс. Харпер улыбнулась, умиляясь от дивного зрелища. Если люди ожидали смягчения характера Нокс после рождения сына, то они ошиблись. Если уж на то пошло, необходимость защитить ребёнка, заставила напрячься больше. Харпер решила, что отчасти так произошло, потому что собственные родители его подвели… и он преисполнился решимости дать сыну лучшее.
