Прибыв на место, Мартин первым делом вступил в корпорацию, именовавшуюся Бурсой, членство в которой гарантировало ему все те преимущества, какими пользуются и современные студенты: доступ в университетскую столовую, дешевое (иногда и вовсе бесплатное) жилье, медицинскую помощь в случае болезни и бесплатные консультации по учебным предметам. В роли репетиторов выступали студенты старших курсов, которые возмещали таким образом свой собственный долг перед корпорацией. Эта система надолго прижилась в англосаксонских колледжах, создаваемых при университетах (правда, с меньшими финансовыми льготами), а вот в остальной части Западной Европы от нее почему-то отказались. Скорее всего, причина кроется в том, что для подобной организации учебного процесса требуется совершенно особая дисциплина. Действительно, если студент и живет, и питается, и занимается в библиотеке, и пользуется услугами репетиторов, не покидая университетских стен, он, волей-неволей, обязан подчиняться правилам внутреннего распорядка, уметь соблюдать тишину и участвовать в общественном труде. К бесспорным плюсам такой системы можно отнести экономию времени, атмосферу сосредоточенности, благотворную для серьезной работы, наконец, царивший здесь дух товарищества. Мартина вначале приняли в колледж Небесных Врат (так в литании величают Богородицу), затем он перешел в колледж св. Георгия, названный по имени приходской церкви.
Курс обучения в начале XVI века ничем не отличался от того, каким он был и за три столетия до этого, на заре появления первых университетов. Все студенты в обязательном порядке записывались на факультет искусств, представлявший собой своего рода подготовительное отделение перед поступлением на один из специализированных факультетов, На этом первом этапе обучения они приобщались к мировой культуре, знакомились с философскими учениями и оттачивали владение латинским языком. Что касается Мартина Лютера, то он успел постичь всю эту премудрость еще в Эйзенахе, а потому в Эрфурте сразу зарекомендовал себя блестящим учеником. Осенью 1502 года, то есть всего через год после поступления, он получил свою первую университетскую степень бакалавра искусств. Единственный экзамен заключался в устном собеседовании, которое длилось несколько часов кряду и которое принимали сразу несколько наставников. С успехом выдержав испытание, он вместе со степенью получил мантию и отныне мог считать себя полноправным членом сообщества. Одновременно из разряда младших студентов он перешел в категорию студентов-репетиторов.
Учебная программа на факультете искусств отличалась энциклопедической широтой, поскольку обладатель диплома, прежде чем перейти на один из «профессиональных» факультетов (теологический, юридический или медицинский), должен был освоить все богатство мировой культуры. К «тривиуму», пройденному в Тривиалшуле, здесь добавился «квадривиум», разработанный еще Боэцием, а за тысячу лет до него самим Пифагором. В эту «четверку» входили такие дисциплины, как геометрия, арифметика, астрономия и музыка. Пожалуй, можно сказать, что если программу «тривиума» составляли гуманитарные предметы, то «квадривиум» тяготел к естественнонаучным дисциплинам, хотя строгого деления между науками, характерного для классического знания, в то время уже не существовало. Как мы видели, даже грамматика рассматривалась прежде всего с точки зрения рационального построения законов языка, так что «чтение» текстов опиралось не столько на знание правил, сколько на усвоение идей. Не удивительно поэтому, что грамматика считалась составной частью диалектики. В этом отношении Эрфурт имел богатые традиции, поскольку еще в начале XIV века, когда здесь существовала лишь школа, на базе которой впоследствии основали университет, некий Томас немало потрудился над распространением лингвистической теории Зигера де Куртре, магистра искусств Парижского университета и автора «Суммы модусов значений». Томас Эрфуртский опубликовал даже труд под названием «Умозрительная грамматика», авторство которого долгое время приписывали крупнейшему ученому-францисканцу Иоанну Дунсу Скоту, завершившему свою карьеру в Кельне. Главное содержание этого сочинения составляла идея о соответствии грамматических форм формам мышления, то есть философским понятиям.
философия и в самом деле пронизывала всю программу обучения свободным искусствам как в рамках «тривиума», так и в рамках «квадривиума». Так повелось с поры, когда на христианский Запад через мусульманских мыслителей проникли сочинения Аристотеля. Степень бакалавра искусств и, разумеется, следовавшие за ней степень лиценциата и магистра на самом деле соответствовали диплому философа. Поскольку же сама философия послушно следовала стопами Отцов Церкви (ученых, выбивавшихся из этой традиции, было меньшинство, и их почти никто не знал), то она неизбежно рассматривалась последними как орудие защиты веры, приносящее конкретную пользу. К доводам рассудка она обращалась лишь постольку, поскольку испытывала потребность в fides quaereus intellectum — разумном обосновании веры. Теология, опирающаяся на Священное Писание, обращалась за помощью к философии, опиравшейся на разум, лишь от случая к случаю. Таким образом, философия и в самом деле исполняла роль ancilla theologiae — служанки богословия.
Однако знакомство с творчеством Аристотеля пробудило у религиозных мыслителей интерес к вопросам, которые в Писании даже не ставились, не говоря уже о претензии на их решение. Речь шла не только об общих научных проблемах, связанных с мироустройством, но и о проблемах чисто богословского характера, например о Бытии Божием и взаимоотношениях между Богом и человеком. В это время появился целый ряд независимых мыслителей, которые, не считая себя богословами, задавались подобными вопросами. Не делая ни малейших поползновений к отделению от Церкви или хотя бы к спорам с Церковью, они все-таки пытались найти ответы на эти вопросы, исходя из ресурсов человеческого разума. Таким образом, этот этап развития христианской мысли оказался отмечен совершенно новой особенностью, которая заключалась в параллельном существовании двух научных направлений, имевших в дальнейшем все шансы слиться в единую теорию, но пока не находивших между собой никаких точек соприкосновения. Представители каждого из этих направлений, разумеется, считали именно себя единственно правыми. Итак, философская мысль в эти времена шла за разумом, а мысль богословская следовала за верой.
Одним из типичных мыслителей подобного толка стал в XII веке Пьер Абеляр, чье учение привлекало толпы восторженных поклонников. Предложенное им видение мира как нельзя лучше вписывалось в дух любознательности, свойственный той эпохе. Впрочем, довольно скоро на пути Абеляра возник другой мыслитель, мощью своего гения легко низринувший его. Речь идет о стороннике традиционализма св. Бернаре. Позже, в XIII веке, таким выдающимся религиозным философам, как св. Фома и св. Бонавентура, удалось нащупать точки соприкосновения между упоминавшимися двумя параллелями, однако развитые ими идеи так и не смогли помешать процессу раздвоения философской мысли, окончательно оформившемуся в XIV—XV веках. Философия, опирающаяся на умозрительные рассуждения, и богословие, не признающее иных доводов, кроме веры, существовали независимо друг от друга. Новейшее благочестие, впервые заявившее о себе в Виндешаймской школе, полностью оправдывало свое название. Оно, правда, вызывало некоторый интерес у философов, строящих свои концепции помимо Откровения, однако само, проникнутое духом сепаратизма, уходило уже в самую откровенную мистику, не имевшую ничего общего с рационализмом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
