ГЛАВА 6
На следующее утро, выгнав домашних, кого на учебу, кого на работу, я поехала в экономическую академию.
Все-таки нельзя разрешать любому учебному заведению гордо именовать себя университетом или академией. Большинство из них и на звание института не тянет, кафедрами заведуют кандидаты наук, иностранного языка нет и в помине, а профилирующие предметы читают древние старушки, поминутно теряющие нить рассказа.
Экономическая академия, где обучалась Ксюша, была как раз из таких. Грязные, обшарпанные стены, тесные аудитории с поломанной мебелью и безвозрастные преподаватели в кургузых пиджаках. Интересно, как угораздило Ксюшу подать сюда заявление! Хотя, если подумать, небось в аттестате теснились тройки, навряд ли в этом Селихове в школе давали отличные знания. Ну не в МГУ же поступать, там проходной балл о-го-го! Не всякий медалист преодолеет порог вступительных экзаменов. А в эту богом забытую «академию» скорей всего принимали всех.
Я толкнула заляпанную дверь с надписью «Канцелярия» и оказалась в довольно просторной комнате, заставленной желтыми шкафами. У окна, за письменным столом, мирно пила чай закутанная в платок тетка. Сегодня было холодно, противный северный ветер так и обжигал лицо, лучше всего сидеть в тепле и вкушать ароматный напиток. Причем, судя по отвратительному запаху, это был персиковый «Пиквик». И как только людям не жаль свои желудки?
– Вы ко мне? – довольно приветливо спросила служащая, отставляя дымящуюся чашку.
Я кивнула.
– Здесь учится моя племянница, Ксения Федина. Приехала навестить, пошла в общежитие, а девочки сказали, вроде она на занятиях. Подскажите, в какую группу податься?
Заведующая канцелярией нахмурилась:
– Федина, Федина… Факультет какой?
– Не знаю.
– А курс?
– Вроде второй.
Дама с неохотой вылезла из-за стола и принялась рыться в шкафу, периодически чихая и кашляя. Наверное, у нее аллергия на пыль. Время от времени в канцелярию заглядывали студенты и заводили:
– Любовь Павловна…
– Потом, сейчас занята, – отвечала Любовь Павловна.
Наконец пальцами с облупившимся лаком она ухватила тоненькую папочку и торжествующе оповестила:
– Нашла. Ксения Федина, только ее отчислили полтора года тому назад.
– За что? – изумилась я.
Любовь Павловна развела руками:
– Обычное дело, соблазны большого города сгубили. У нас такое часто бывает. Чаю хотите?
Терпеть не могу напитков «с запахом», но под чаек беседа станет доверительней, и я с жаром выкрикнула:
– С удовольствием, большое спасибо, обожаю «Пиквик»!
Любовь Павловна вытащила из своей чашки мокрый пакетик, сунула его в огромную кружку с надписью «Кофе Глобо» и стала лить кипяток. Я приуныла. Мало того что придется глотать отвратительный «Пиквик», так еще и спитой…
– К нам в основном провинциалы поступают, – принялась разъяснять женщина, завершив «чайную церемонию», – а точнее – девочки из Подмосковья. Приходят на первый курс такие тихони, воды не замутят, глазки в пол, косички по плечам. А к зимней сессии прямо метаморфоза. Юбки короче некуда, на лице боевая раскраска, вместо косичек – «мокрая» химия. Им не до учебы. Ну что они в своей жизни видели? Родители – алкоголики, туалет во дворе, и корова недоеная орет…
Ошалев от огней большого города девчонки напропалую кидались в омут развлечений. Институт – не школа. Уроки каждый день не проверяют, посещаемость в журнале не регистрируют, гуляй – не хочу. Большинство так и поступало, отсыпаясь днем и бегая ночью по дискотекам и дешевым клубам. Отрезвление наступало во время сессии. Получив пару «неудов», студентки брались за ум и начинали непрожеванными кусками заглатывать знания по экономике. Кое-кому это удавалось, но на курсе всегда было три-четыре девчонки, которым море по колено. Таких не пугала ни сессия, ни отчисления. День, да мой. Вот Ксюша Федина оказалась из их числа.
В зимнюю сессию на первом курсе она не сдала экзамен. Ей сначала просто погрозили пальцем, потом в летнюю она завалила еще два и следующей зимой вновь оказалась с «хвостом». Терпение декана лопнуло, и на свет явился приказ о ее отчислении.
– Вы скажите своей племяннице, – внушала Любовь Павловна, – что наш ректор, Сергей Петрович, до безобразия добр. Сначала подписывает бумаги, а потом переживает и принимает дурочек назад, на следующий год просто восстанавливает. Пусть Ксения приходит, сдает задолженности и учится за милую душу. Небось поумнела.
Я вздохнула:
– Ксюша – девушка взбалмошная и своевольная. Она никому из нас не сообщила, что отчислена. И где живет, ума не приложу!
– А вы идите к ее бывшим одногруппницам, – посоветовала заведующая, – девчонки все друг про друга знают. Если поторопитесь, всех на третьем этаже застанете, группа 8 г , аудитория 34.
Поблагодарив за чай и дружеское расположение, я побежала вверх по выщербленным ступенькам. Тридцать четвертая аудитория оказалась закрыта, коридор пуст, но из-за угла доносился веселый смех. Я прошла в конец длиннющего коридора, обнаружила дверь на другую лестницу, а на ступеньках несколько девиц с сигаретами. При виде меня они настороженно замолчали и попытались спрятать тлеющий «Парламент». Чтобы не пугать их окончательно, я быстро произнесла:
– Здравствуйте, я ищу Федину.
– Ксюшу? – спросила хорошенькая брюнеточка в невероятно коротком и узком красном платье.
– Да.
Девица надула очаровательные губки и сообщила:
– А ее выперли.
– Знаю, только домой Ксения не вернулась, не подскажете, где она может быть?
– Зачем вам? – поинтересовалась маленькая, похожая на больного кролика девочка.
– Федина отправила свою фотографию на «Мосфильм», в картотеку статистов. Ее лицо понравилось Никите Сергеевичу, и он хочет пригласить ее в картину.
– Ох и не фига себе! – выкрикнули девицы в голос.
Потом брюнетка с жалостью сказала:
– Она не слишком с нами дружила.
– Да, – подтвердил «кролик», – все с Викой Поповой гужевалась, секретничала да хихикала. Ну да Викуша у нас девочка богатая, вот Ксюха небось и думала, что и ей обломится.
– Попова в общежитии живет?
– Нет, – усмехнулась черненькая, – ей западло, папашка квартиру снимает.
– Адрес знаете?
Девчонки покачали головами.
– У богатеньких своя тусовка, – пояснил «кролик», – мы им, так сказать, не пара.
И они оглушительно захохотали.
– Ксения тоже из обеспеченных?
– Голь перекатная, – вступила в разговор рыженькая девчушка в очках, – нищая, как мы.
– Как же богатые к себе пустили голодранку? – удивилась я.
– Ну, должен кто-то за Викой сумку таскать и колготы стирать, – довольно злобно выплюнула брюнетка, – Ксюха просто в прислугу превратилась.
– Да уж, – протянул «кролик», – прямо противно смотреть было. Викуля пальчиком поманит, а Ксюха сломя голову несется.
– За кофточки старалась, – фыркнула рыженькая.
– Один раз ей Вика шубу скинула, из козлика, всю потертую, а наша дурочка в ней на занятия явилась, – ехидничал «кролик». – Хоть бы постеснялась, все кругом знали, с чьего плеча обновка.
Они еще долго могли самозабвенно сплетничать, но я прервала ядовитые речи:
– Кто-нибудь может знать координаты Вики?
– Может, Антон? – неуверенно пробормотала молчавшая до сих пор девица с прыщавым личиком.
– Точно, – оживилась брюнетка, – у них роман был, идите в библиотеку, на второй этаж, и спросите его.
– Думаете, он там?
Девчонки засмеялись. Потом рыженькая подтвердила:
– Где же ему еще быть, нашему Ломоносову. Там, там, не сомневайтесь.
Я двинулась было к лестнице, но притормозила:
– Как я узнаю его? Хоть фамилию скажите…
Девушки вновь захихикали, они находились в счастливом возрасте, когда любая сказанная фраза кажется остроумной.
– Он там один сидит, в читальном зале, – улыбаясь во весь рот, объяснила рыженькая, – больше таких идиотов нет – в пятницу над курсовой чахнуть!
– Красный диплом получить хочет, – хмыкнул «кролик».
– Знания копит, – заржала брюнетка, – прямо обидно, такой красавчик, а книжный червь!
Провожаемая их глупыми репликами, я спустилась на этаж ниже и, поплутав по темным и не слишком чистым коридорам, нашла наконец библиотеку.
Девицы оказались правы. Довольно просторная комната, заставленная стеллажами и письменными столами, оказалась пуста. Никто из студентов не рвался изучать первоисточники и конспектировать обязательную литературу. Только у окна, обложившись томами, лихорадочно строчил что-то в тетради темноволосый парень.
– Вы Антон? – спросила я, подойдя поближе.
Юноша вздрогнул, положил копеечную пластмассовую ручку на стол и посмотрел на меня:
– Да.
Что ж, девчонок-сплетниц можно понять. Парень оказался хорош, словно греческий бог. Большие, слегка раскосые темно-карие глаза, легкая смуглота щек, прямой нос, будто нарисованные брови и рот, который авторы книг времен Возрождения называли «лук Амура». Каштановые волосы вились крупными кольцами, а руки с узкими ладонями и длинными пальцами выдавали артистическую натуру. Небось в детстве закончил музыкальную школу.
