— Прекрати это!
И Хогвартс умолк.
Злости не было. Переступив границу замка, Северус всё твердил себе, что пришёл разобраться с виновником неудавшейся обороны, но увиденное перевернуло его сердце, уничтожило и жажду крови, и желание мстить. Чем бы ни руководствовалась тогда Минерва, она осознала, что натворила, и раскаялась. Мерлин знает, как справилась с этим жутким чувством вины, но продолжала жить. Северус понимал теперь, что у него не поднимется рука наслать на неё в наказание даже простое Жалящее, потому что всего того, что он узнал, что делала Минерва для восстановления Хогвартса (а она работала на износ, практически круглыми сутками, не позволяя себе ни минуты отдыха), оказалось достаточно, чтобы… простить? Да, простить. Что там, Северус примирился со случившимся в тот момент, когда догадался, кто отдал замку роковой приказ, а было это ещё в Мунго. Не так уж и трудно оказалось, наверное, потому что Северус много лет находился в её шкуре, десятки или даже сотни раз проклинал себя за глупость и мечтал повернуть время вспять, исправить собственные ошибки. Нет, довольно с Минервы и того, как она наказывала себя сама. Пускай живёт, заслужила.
«Почему заслужила она, а не ты?»
Этот вопрос Хогвартса Северус оставил без ответа. Разве непонятно, насколько они с Минервой различались? Она никогда не была всеобщим врагом. Северус тоже хоть и злился на коллегу частенько, но никогда не ненавидел по-настоящему, даже в юности, когда она всячески покрывала любимых Мародёров. А вот его ненавидели. И то, что Поттер, Лонгботтом и Кингсли резко изменили своё мнение, ничего не решает. Они поддались эмоциям, эйфории от долгожданной победы, которая вскоре пройдёт. Северус один знал, чего он был достоин, а чего — нет.
Он наконец собрал волю в кулак и направился в директорскую башню, где, как подсказал Хогвартс, теперь проводились все совещания. Встреча наверняка в самом разгаре, если вообще не закончилась, — Северус безбожно опаздывал. Но это и к лучшему. Чтобы передать директорские полномочия, свидетели не нужны, а встречаться с бывшими коллегами у него не было ни сил, ни желания. До верха башни он добрался быстро, потому что не оглядывался по сторонам на разрушения, и, слава Мерлину, караулившая лестницу горгулья тоже без промедления открыла проход. Северус не хотел задерживаться. Каждая лишняя минута отдавалась в сердце, вроде давно уже зачерствевшем, тупой, ноющей болью, застывала в голове неверящим «Ты уходишь? Ты правда уходишь?» от Хогвартса.
— Я бы остался, если бы имел на это право.
Вот и проклятый кабинет. Его Северус за прошлый год возненавидел всей душой. Неизвестно, сколько времени потребуется, чтобы изгнать мерзкие воспоминания, как Пожиратели вваливались без стука за разрешением «приласкать» Круцио несогласного школьника или притаскивали очередных партизан. Спасти от наказания и пыток удавалось не всех, Северус понимал это, но всё же не переставал терзаться. Он готов был принести и немало раз приносил в жертву своё тело, душу и жизнь, однако не детей.
— Прости, Хогвартс, я делал, что мог.
Наверху слышались голоса. Не жаркие споры, но вроде как весьма оживлённый диалог. Не закончилось, значит, собрание. Лестницы оставалось несколько ступеней, и Северус быстрым шагом преодолел их все, боясь, что ещё несколько секунд промедления, и он просто сбежит, не сумев выполнить задуманное.
Педсовет действительно был в самом разгаре. В кабинете поставили большой круглый стол, и хотя при нём не могло центрального места, чувствовалось, что главной тут и во всём замке являлась Минерва. По обе стороны от неё сидели Помона и Филиус, чуть поодаль (и делая вид, будто не вникает в беседу) устроился Гораций. Аврора, Трелони, Бабблинг, Хагрид (куда ж без него?), Вектор, ещё пара незнакомых волшебниц, которых Северус видел в первый раз в жизни, мадам Помфри. Перед каждым стояла чашка с дымящимся чаем, школьные бумаги перемежались блюдами со свежими пирожками и пирожными. Северусу хватило одного взгляда на этот междусобойчик, чтобы понять: он явно лишний.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Его заметили, и разговор оборвался. Бывшие коллеги все, как один, смотрели так непонятно и пристально, что Северус невольно сделал шаг назад и инстинктивно призвал в руку палочку. Та, непривычная и незнакомая, откликнулась не сразу, а ведь Минерва уже резким движением поднялась и направилась к нему, чеканя шаг ударами каблуков по каменному полу.
— Северус Снейп! Во имя Мерлина!
Это восклицание вернуло его в школьные годы. Точно таким же тоном Минерва отчитывала их с Лили и Мародёрами за очередную стычку. Только сейчас вместо снятия баллов в Северуса прилетит проклятие или приказ убираться вон. Но Минерва неожиданно вцепилась в его предплечья и сильно сжала, будто боялась отпустить. Северус смотрел на неё, но не узнавал: пережитое сражение и горе состарили Минерву пуще прежнего. Он и себя чувствовал практически старцем, разве что каким-то чудом без седых волос.
— Я в жизни не видела большего мальчишки, чем ты! — У неё, некогда сдержанной и сильной духом, предательски дрожал голос. — Мы боялись, что ты так и не появишься. Ты же ото всех отгородился, никого из нас в Мунго к тебе не пустили.
В глазах Минервы чудились и радость, и облегчение, и негодование, и вина, но чего Северус не видел точно — тех ненависти и презрения, которых ждал и к которым готовился. Никто — он обвёл обалделым взглядом остальных волшебников, — так на него не смотрел. Бедная мадам Помфри, расчувствовавшись, плакала, утирая слёзы платочком, другие женщины крепились из последних сил, даже Хагрид подозрительно блестел глазами и шмыгал носом. Все разом заговорили, и вроде невозможно было вычленить отдельные слова, но он слышал невозможное:
— Почему ты молчал? Почему не рассказал нам? Мы бы помогли!
Северус пропустил момент, когда в него с объятиями, причитая, врезалась Помона. Это будто стало сигналом для других, потому что и Филиус подлетел на своей стопке книг, и мадам Помфри торопливо поднялась и присоединилась к ним, да и остальные повскакивали с мест.
— Минерва, прекратите сейчас же! — Голос прорезался, но не сразу, а силы оттолкнуть буквально впившихся в него коллег к Северусу так и не пришли. — Филиус, Помона, я от вас не ожидал. Взрослые же люди!
— Одно другому не мешает, — философски заметил Слагхорн.
— Уволю к драккловой матери! Всех уволю!
Запальчивые обещания не помогли, и не было в них прежних злости и яда, Северус сам знал. Не смог он всерьёз угрожать людям, которые фонтанировали искренней радостью и смущением. Кое-как удалось высвободиться, точнее, это Помона и мадам Помфри отступили, но Минерва держала его крепко и неожиданно, впервые за всё время их знакомства, притянула к себе. Прерывистое дыхание выдавало убивавшие эту женщину слёзы.
— Минерва, — выдохнул он, приобнимая её в ответ.
— Молчи уж! Мальчишка… какой ты ещё мальчишка, Северус. Нельзя же тянуть такое на себе в одиночку. Ну, почему, почему ты думал, что ты один, что мы тебя не поддержим? Если бы мы только знали, Северус!..
Гордость требовала немедленно отойти, высказать собравшимся всё, что он хотел, и удалиться, но спасовала перед тем, как были произнесены эти слова. Его простили. Его понимали, его ждали — не только Минерва, все те люди, которых Северус считал своей семьёй и с которыми уже мысленно распрощался.
«Ты видишь? Видишь? Ты по-прежнему думаешь, что обязан уйти?»
Коллеги вновь загомонили все разом, разбавив их с Минервой неловкий момент, и Северус, потонув в шуме, неожиданно в нём же нашёл ответ на вопрос Хогвартса. Нет, он не обязан. Больше всего на свете — кроме спасения Гарри Поттера и гибели Лорда — Северус хотел когда-нибудь вернуться домой и просто жить. Вот о чём толковал оказавшийся не по возрасту мудрым Поттер: его, Северуса, война действительно закончилась. Прошлое осталось в прошлом, отгороженное от будущего — не защитными чарами и вообще колдовством, а людьми. Людьми, которые простили его. Гарри, Невилл Лонгботтом, Филиус, Помона, Поппи… Может быть, у него это тоже получится — простить себя?
