Во время путча в Москву были введены войска. Некоторая часть народа строила баррикады на улицах.
По большей же части народ безмолвствовал, и с тех пор в российской политике принято принимать в расчет не народ, а лишь небольшую его часть. Чтобы войти в Москву, войскам надо было нарушить присягу, данную на верность народу. Если бы военные отказались войти в Москву, то не подчинились бы приказу, то есть все равно нарушили бы присягу, в любом случае нарушили бы. Через три дня военные перешли на сторону защитников Белого дома, то есть в три дня нарушили присягу дважды. Чего с тех пор стоит в России военная присяга?
Тогда же, защищая Белый дом, погибли три человека, но защитники Белого дома праздновали победу, а скорбели не очень, надолго положив так, что число жертв среди гражданского населения может быть приемлемым. Вся история России, репрессии, войны, приучила нас к тому, что три человека погибших — это ничего, терпимо. Если бы сейчас в «Норд-Осте» и Беслане погибли не сотни человек, а три человека, кто бы говорил про «Норд-ост» и Беслан? Кто сейчас в России остро чувствует, что нетерпима даже гибель одного человека? Разве мы не чудовища?
Сам я в августе 91-го всем сердцем был за свободу, но на всякий случай уехал за город. И как же теперь я могу осуждать людей, которые сочувствуют идеалам, но на всякий случай уезжают?
Одержав победу, защитники Белого дома ненадолго посадили путчистов в тюрьму, но зато закрыли никакого юридического отношения не имевшую к путчу Коммунистическую партию, и не через суд, а властным решением, точно так же, как тринадцать лет спустя, после теракта в Беслане президент Путин отменит выборы никакого отношения к захвату бесланской школы не имеющих губернаторов.
В том же 1991 году никому не известный человек по имени Шамиль Басаев захватил самолет с пассажирами. Угнал в Турцию и такое объявил условие освобождения заложников, чтоб ему созвали пресс-конференцию. Пресс-конференцию созвали, Басаев поговорил о свободолюбивом чеченском народе, отпустил заложников и сдался турецким властям. Турецкие власти передали Басаева российским властям, то есть ФСБ, а те — отпустили его. Во всяком случае, вскоре Басаев командовал в Абхазии отрядом и баллотировался на пост президента Чечни. Или он сбежал из подвалов Лубянки? Или это либералы его отпустили? Или точно так же спецслужбы отпустили его тогда, как и потом много раз отпускали в Дагестане и в Чечне из окружения, в первую и во вторую чеченскую войну?
Потом был еще Пригородный район в Осетии, резня, спровоцированная якобы национальной рознью.
Средства массовой информации сообщали, что ингуши, дескать, напали на осетин, и убивали женщин и выжигали им половые органы. И зачем выжигать половые органы понятно: ингуши мусульмане, осетины христиане, мусульманки от христианок половыми органами отличаются разительно — мусульманки их бреют. И если половые органы выжжены, то нельзя узнать досужему телезрителю, кто на самом деле начал резню, мертвую осетинку он видит или мертвую ингушку, нужно расследование, а расследования никто не дождался, все только привыкли к крови.
А в 1993 году по приказу президента Ельцина расстрелян был парламент, тогда же, когда решено было приватизировать госсобственность за ваучеры. И чем же президент Ельцин лучше президента Путина, который парламент всего лишь отстроил так, как ему удобно?
Про мятеж 93-го активный его участник, молодой коммунист, говорил мне, что они, люди, штурмовавшие тогда мэрию и телецентр Останкино, боролись за справедливость и свободу. Мы познакомились в 2004 году в Киеве. Он работал в штабе кандидата в президенты Януковича, и при мне диктовал информационным агентствам для публикации заведомо ложные результаты голосования. Видимо, и его, молодого коммуниста, девяностые годы в России не научили добру.
А в 1994 году, кроме приватизации, началась еще и чеченская война. Война, которая сделает молодого журналиста Мовлади Удугова, молодого поэта Зелимхана Яндарбиева и молодого артиста Ахмеда Закаева повстанцами, с их точки зрения, и террористами, с точки зрения федеральной власти. Началась война! Люди вышли на улицы протестовать против войны, но вскоре отвлеклись: рекламный экскаваторщик Леня Голубков по телевизору учил обывателя, как надо вкладывать приватизационные ваучеры и чертил в телеэкране маниловские графики своего финансового преуспеяния. Люди носились с ваучерами, как с писаными торбами, и думали, куда бы их лучше вложить: в МММ или в «Хопер-инвест». А когда ваучеры сгорели, куда бы их ни вкладывать, хоть в МММ, хоть в «Хопер-инвест», тот самый народ, который вчера еще ходил на многотысячные антивоенные демонстрации, стал беспокоиться о сгоревших ваучерах больше, чем о сгоревших до состояния угольных чурбачков танкистах в Грозном. Вот какими мы стали чудовищами.
А были же еще бандитские разборки, стрельба на улицах, до сих пор остающаяся обыденным делом на Кавказе. Стреляют не либералы, стреляют военные. А был же еще героин, продаваемый открыто при небескорыстном попустительстве милиции. Где это в милиции вы видели либералов? В начале девяностых годов я зарабатывал распродажей ошметков незавершенного своего образования — преподавал итальянский язык. Лучшими моими ученицами были валютные проститутки: кроме оплаты уроков (с которой я не отчислял, разумеется, никаких налогов) девушки на каждый урок приносили для моего ребенка еще и бесценное лакомство — йогурт.
Моя мама, врач и доктор наук в приватизацию верила, говорила: — Не все же обманщики. Надо просто подумать, и вложить ваучеры в какое-нибудь серьезное производство.
Почему нельзя вложить в газ или в нефть, или в землю?
— Потому что, мамочка, — отвечал я, догадавшись уже, что на всякий случай надо не верить никому и тогда не будешь обманут, потому что коммунистическая наша Дума запретила приватизировать газ, нефть, или землю. Выставили на приватизацию никому не нужные остановившиеся заводы, и вот думай теперь, который из них оживет. Я отказываюсь думать об этом.
Мама моя, будучи человеком образованным и интеллектуальным, рассудила так, что в МММ и «Хопер-инвест» вкладывать не надо, потому что их слишком много рекламируют, и они поэтому явно обман. И вложила наши ваучеры в компанию «Гермес-финанс», которую рекламировали меньше, что не мешало и ей тоже быть обманом — финансовой пирамидой и тоже вскорости лопнуть.
Как там пишет Ходорковский? «… Обманули 90 % народа, щедро пообещав, что за ваучер можно будет купить две „Волги“. Предприимчивый финансовый игрок, имеющий доступ к закрытой информации и не лишенный способности эту информацию анализировать, мог сделать из приватизационного чека и десять „Волг“».
Моя мама не была предприимчивым финансовым игроком, не имела доступа к закрытой информации, ее обманули, исходя не из либерального вовсе, а из шулерского представления, что не стыдно обыгрывать человека, плохо знающего правила игры.
Но если бы только это! Наша семья — династия врачей.
И обиднее для меня, чем потерять две «Волги», будто бы причитавшиеся мне за ваучер, думать, что мама моя в 1994 году несколько месяцев больше заботилась о цветных этих бумажках, чем о больных людях. Это было унизительно. И я знаю единственного богача и финансиста, который осознал это унижение моей мамы как свою вину.
Его зовут Михаил Ходорковский. Он сидит в тюрьме.
И если все богатства в России нажиты обманом, то получается, что в тюрьму посадили единственного раскаявшегося обманщика. Нераскаявшиеся — на свободе.
В 1994 году владельцы Банка МЕНАТЕП, разумеется, были уже предприимчивыми финансовыми игроками и имели, разумеется, доступ к закрытой информации.
Про Платона Лебедева, например, финансисты (даже те, которые его ненавидят) говорят, что он финансовый гений. Он учился в Плехановском экономическом институте, он в Советском Союзе занимался экономическим планированием в компании «Зарубежгеология», что, считается, круто. А бывшая его подчиненная Ирина говорит: — Ну как вам объяснить? Финансы это же наука, верите?
— Верю.
Мы разговариваем, разумеется, в Лондоне. В баре гостиницы на Ноттингхилл. Ира, разумеется, не может вернуться в Россию, потому что ее затаскают по допросам.
— Ну, вот когда занимаешься наукой, время от времени заглядываешь же в справочник, чтоб посмотреть какую-нибудь формулу или какой-нибудь закон. А Платон, он чувствовал всегда эти законы, видел, как деньги движутся, как живут. Понятно?
— Понятно. Так бывает с неправильными глаголами.
Только школьник их зубрит. На определенном уровне изучения языка начинаешь понимать, почему они так неправильно спрягаются.
— Хорошо, что вы понимаете. Еще Платон Леонидович был невероятно красивым мужчиной. От него исходило невероятное мужское обаяние.
— А говорят, он был груб?
