— Да.
— А нам, вишь, не повезло, доктора не было на месте. Придётся прийти ещё раз. До свиданья, старик!
— До свиданья!
Юрнас чувствовал, что в горле у него пересохло. Он бы с удовольствием выпил сейчас стакан холодной некипячёной воды.
Время тянулось и тянулось. Но наконец Меэлик просунул голову в дверь и объявил:
— Хватит! Уже больше двух!
Юрнас вышел на улицу.
— О Мадисе ни слуху ни духу? — спросил он, щуря глаза на ярком солнечном свету.
— Ни малейшего.
Меэлик был мрачен.
Подошёл Каур.
— Ну? Всё оказалось напрасным трудом и пустыми надеждами?
— Как видишь, — процедил Меэлик сквозь зубы.
— А где же Кярт?
Прошло минут пять и потом ещё примерно столько же, но Кярт даже не было видно.
— А ведь у неё часы на руке! — удивился Меэлик. — Что-то тут не сходится.
Они пошли к Рыночной улице, где полагалось находиться Кярт, но здесь не было видно ни одной девочки, похожей на Кярт.
— Странно, мы ведь чётко договорились, что после двух часов соберёмся все перед поликлиникой, — сказал Каур.
— В случае, если Мадис не появится на горизонте, — уточнил Меэлик.
— Значит, ты думаешь, что…
— Ничего я не думаю. Прежде всего надо разыскать Кярт.
— Может, она почему-либо ушла вместе с Рихо, — сказал Юрнас.
— С Рихо?! — воскликнули Меэлик и Каур разом.
— Ну да. Рихо приходил со своей племянницей к врачу, но приёма не было.
— Дело становится всё удивительнее, — сказал Меэлик.
Следовало немедленно разыскать Кярт.
11
Кярт время от времени останавливалась возле большой витрины, но не видела, что там выставлено. Она долго изучала какое-то объявление о каком-то вечере, но так и не узнала, что это за вечер и где он должен был проводиться. Она рассматривала в киоске «Союзпечати» газеты и журналы, но даже не заметила, есть ли свежая «Сяде» или ещё нет.
Конечно, Кярт не была рассеянной. Совсем наоборот: Кярт была внимательна и внутренне собранна. Но витрина, афиша и газеты сейчас совсем не интересовали её. Сейчас её интересовали лишь люди на улице, а особенно дети, и она, косясь по сторонам, внимательно следила за тем, что творилось вокруг.
Кярт но верила, что в наши дни ребёнок мог бесследно исчезнуть непонятным образом. В старину, может, ещё и могло такое случиться. Тогда будто бы повсюду встречались бродячие цыгане, которые иногда, говорят, воровали детей. И за границей бывают гангстеры, которые крадут детей у богатых родителей, чтобы получить выкуп. Но ведь в нашей стране таких гангстеров нет. И бродячих цыган почти не осталось. Куда же этот Мадис мог деться? Чем больше Кярт раздумывала, тем больше она начинала верить, что теория Меэлика всё-таки верна, и тем внимательнее наблюдала она за улицей.
Витрина. Афиша. Газетный киоск. Снова витрина. Опять афиша. Опять газетный киоск. По улице шли люди. Кое-кто спешил. У некоторых, похоже, времени было вдосталь. Случались и взрослые с маленьким ребёнком. Но Мадиса среди этих детей не было.
Минул час, а затем и порядочная часть второго часа. Кярт не спеша дошла до первого перекрёстка и повернулась, чтобы ещё раз пройти свой путь: витрина, афиша, газетный киоск. Она повернулась… И застыла на месте.
Издалека приближался Рихо.
Приближался, ведя за руку маленького ребёнка!
Увы! Рихо вёл девочку. Даже издали было видно, что на ней косынка, а неглаженое цветастое платье немного велико. Рихо шёл так быстро, что ребёнок не поспевал за ним, и Рихо почти волочил его.
Первое волнение Кярт улеглось. В данном случае девочки её не интересовали, с кем бы они ни шли, с Рихо или ещё с кем-нибудь. Причём Рихо шёл от поликлиники — следовательно, другие уже наверняка видели его.
Однако на всякий случай Кярт шмыгнула за угол. Рихо был уже довольно близко. Ещё шагов двадцать…
И тут…
— Ах ты щенок бесстыдный! Или совести у тебя нет ни на копейку?!
Слова прогремели на всю улицу, словно из репродуктора. Высокая, мощная женщина катилась на Рихо, как танк.
— Разве твой отец так мало зарабатывает, что ты стал воровать у людей одежду?! — продолжала она гневно.
Могучая рука схватила Рихо за чёлку и затрясла её, как кудель.
— Сам ещё пацанёнок, небось ещё мозги молочные, а воровать, вишь, это он уже соображает!
Люди останавливались. И те, у кого времени, казалось, вдоволь, и те, кто спешил. Ведь не каждый день случается, что прямо на улице ловят вора.
— А говорят, что волк возле своего логова овцу не задерёт! — орала тётка. — Так на тебе! Даже соседским детям теперь доверять нельзя!
Она отпустила чёлку Рихо и… Шлёп! Шлёп! Шлёп!..
Вот тебе, вот тебе!..
Шлепки раздавались звонко, словно кололи сухие дрова.
— Есть у тебя совесть, а?
Ждать здесь ответа на этот вопрос не имело смысла: Рихо со своей совестью или без неё рванулся в переулок, промчался, словно молния, мимо Кярт и исчез, перескочив через ближайший забор.
— Ничего, — сказала пылкая тётка, которая так и не выяснила, имеется ли у Рихо совесть, — мальчишка никуда от меня не денется. Он живёт в нашем доме…
— А что он у вас украл? — спросила какая-то женщина в очках.
— Да вот это самое платье, что на ребёнке надето. Исчезло прямо с верёвки, только прищепки на земле нашла. А я-то голову ломала, куда оно могло деться. И тут вдруг вижу: идёт мальчишка с ребёнком, а на ребёночке-то украденное платье.
— А вы уверены, что это то самое платье? — поинтересовался кто-то.
— Ну как же не то самое! Я же сама его шила! Я же каждый свой шов знаю!
Она наклонилась к ребёнку и взяла в руки подол платьица.
— Господи помилуй! Да на ней же ещё мальчиковый костюм! — завопила она. — Это же совсем криминальное дело!
До сих пор малыш довольно спокойно наблюдал за ходом событий, но теперь, когда история сделалась почти криминальной, он вдруг расплакался.
— Да это же мальчик!
— Вот так история?! — удивилась женщина в очках.
— Не плачь, маленький! — принялась утешать малыша толстая тётка. — Не бойся.
Однако унять его было не так-то просто.
— Чей же это ребёнок? — спросила женщина в очках. — Знает кто-нибудь, где он живёт?
Никто ничего о ребёнке не знал, и Кярт почувствовала, что пришла пора ей вмешаться. Она подошла к ребёнку и сказала:
— Я его знаю. Могу отвести его домой. Хочешь домой, Ма-дис?
— Хочу домой, — ответил Мадис и тотчас же перестал плакать.
Очевидно, он узнал Кярт.
— Вот спасибо, — со вздохом сказала толстая тётка. — А то и не знаю, что мы стали бы делать с этим ребёнком.
Кярт сняла с Мадиса платье и отдала женщине.
— Я не думаю, что они в самом деле украли это платье, — сказала Кярт. — Тот большой мальчишка — друг старшего брата этого малыша. Они, наверное, хотели кого-то разыграть, а потом вернули бы платье.
— А уж это я хотела бы услышать от него самого. И услышу! — сказала тётка. — И ещё я хочу знать, что думают его родители! И в школу пойду! И в пионеры!
Кярт поняла, что полученной тут нахлобучкой эта криминальная история для Рихо ещё не кончилась. Она взяла Мадиса за руку и повела домой. Но, пройдя совсем немного, встретилась с Меэликом, Кауром и Юрнасом, которые застыли на месте и смотрели на неё и Мадиса, как на сверхъестественное явление.
12
Пеэтер ждал у калитки своего дома, и чем дольше он ждал, тем сильнее мучило его беспокойство. Куда запропастился Рихо? Давно уже пора ему быть здесь. Не случилось ли чего с Мадисом?
Постепенно нетерпение Пеэтера обращалось в недовольство против Рихо. Разве не Рихо, в конце концов, был главным виновником того, что всё так обернулось? Именно Рихо придумал «включить таксометр», спрятать Мадиса и всё остальное. А теперь он сам пропал вместе с малышом. Уже давно пора ему быть здесь, а его нет и нет. И Пеэтер рассерженно плюнул.
Впрочем, Мадис-то его брат. И отвечает за Мадиса в первую очередь он, Пеэтер. Рихо имеет, так сказать, лишь совещательный голос. А уж его, Пеэтера, дело — прислушаться ли к советам Рихо или нет. Абсолютно личное дело… И Пеэтер принял решение: он прекратит всю эту кутерьму. Меэлик, Каур и Юрнас ничего плохого ему не сделали. Ничегошеньки. Он пойдёт к ним, сознаётся во всём и скажет примерно так: «Ребята, простите! Это была лишь небольшая шутка, вроде игры в разведчиков. И никакой платы от вас я, конечно, не хочу». Именно так он скажет.
Пеэтер и вообразить не мог, как скоро появится у него возможность во всём сознаться. Да, они уже приближались: Меэлик, Каур и Юрнас. И эта девчонка. И… Мадис! Мадис шёл с ними! Пеэтер понял, что теперь действительно конец кутерьме. Но ясно было и то, что предстоит ещё сколько-то горьких минут. Он ждал. Он должен был дождаться и вытерпеть эти горькие минуты.