— Не боги горшки обжигают, — обнадежил Тит. — Ты, главное, дай мне портрет простого среднего бебрика, который один остался из всего народа. Хочу я, чтобы этот бебрик с царем Кадмом сразился. Пусть бебрик даже погибнет, но чтобы ясно стало — он победил! Потому что правду не убьешь. Я эту сцену вижу во всех деталях. Если книга будет, мы по ней потом фильм снимем.
— Уж не в Голливуде ли? — ехидно предположил Май.
— А что, у меня там есть свои люди, — всерьез ответил Тит. — Один бывший протезист из Николаева, сейчас продюсер. Ну, Семен, по рукам?
«Надо устоять, надо устоять», — застучало в голове Мая. Горячий стыд вдруг обжег сердце, стыд за Анаэля: за то, что он не имеет ни денег, ни возможностей Тита Глодова. Где справедливость?! «А ведь я его ударил! — мысленно простонал Май. — Ударил ангела! Предатель я. Мразь».
— Надо устоять, — невменяемо пробормотал Май, сцепив руки на коленях. — Надо устоять, надо, надо…
Тит взирал на Мая с умилением, будто ему показывали старый наивный фильм.
— Приятно, когда у человека принципы. Хотя при такой нищете, — Тит широко развел руками, озираясь, — при такой дикой нищете иметь принципы — это срамотища!
— На… — вырвалось у Мая; он хотел позвать на помощь Анаэля, но пресекся — язык вдруг странно окаменел. — А!..
— Б-э-э!.. — шутливо подхватил Тит и фамильярно похлопал Мая по коленке. — Семен, Семен… У тебя же ребенок есть, жена молодая. Ну что ты им можешь дать? Как защитишь, если придется? Ничего-то у тебя нету, ни в чем ты не волен, даже в смерти.
— Это как? — выдохнул Май.
— А вот как: богатый умрет — не заметит, потому что с удобствами, в комфортных условиях, на хорошей кровати. А нищему — что?
— Догадываюсь, — угрюмо сказал Май.
— Не-ет, ты всего не зна-ешь! — лукаво погрозил пальцем Тит. — Богатого на хо-ро-шем кладбище похоронят. Гроб у него будет — прелесть, как сейф в банке! Могила — неприкосновенна, сверху — памятник! А нищего-то из его поганенькой могилки, из гроба, дешевеньким ситчиком обитого, возьмут да и вытряхнут ночью!!!
— Зачем?! — изумился Май.
— А затем что жизнь такая! — зловеще прошептал Тит. — Конъюнктура требует! Это в прошлых веках покойники без дела в могилах валялись, а теперь — не-ет, извольте живым людям послужить!
Он замолк, прислушиваясь к голосу своего любимца-брюха — оно урчало, требуя внимания. Тит начал поглаживать его, похлопывать и… тайна нищих мертвецов осталась нераскрытой.
— Вы просто пугаете меня страшилками, — сказал Май сдавленно. — А для меня самое страшное — это…
Язык вновь онемел, и Май договорил фразу про себя: «…страшное — это то, что Анаэль — чужой в нашем мире, а ты, Тит Глодов, — свой».
— Знаю я, чего ты боишься, — подмигнул Тит. — Боишься, что дружки-писатели пронюхают о твоей удаче и от зависти будут на всех углах звонить: вот, мол, гад, за какие деньги продался!
— А разве не гад? И не за деньги?
— Не узнают они! Мы этим кретинам ничего не скажем! — поклялся Тит, сострадая мятущемуся писателю. — А будут спрашивать, откуда деньги взялись, ты говори: спонсора нашел. Ну а как напишешь про бебриков — гуляй, трать честно заработанное! Я тебя, может, и потом не забуду. Мне библиотекарь нужен. Виллу я под Неаполем купил со всей обстановкой. Там книг — до чертиков. Очень тебе пойдет библиотекарем быть, Семен. Условия — мечта! Зарплата, обед, карманные деньги, по воскресеньям обзор Везувия, пиццерия, пляж! Жену к себе выпишешь, ребенка и даже эту, которая мне дверь открыла.
— Эту не надо, — вырвалось у Мая; он и помыслить не мог о Неаполе; в реальности, охваченной жизненными планами Мая, такого города не было.
— Хотел я книжку за свой счет издать, да тянет меня быть, как все. Может, Колидорову твоему отдать? Ты название придумай покруче.
— «Последний бебрик», — мрачно сказал Май.
— Шикарно, — похвалил Тит и добавил повелительно: — Ты, Семен, пиши, старайся, а если что не так будет, я потом поправлю.
— Вам нравится такое начало: «Кадм жестоко угнетал бебриков»? — безжизненно спросил Май.
— Класс! Теперь видно, что ты — не совсем малахольный.
— Я — ого-го! — молодцевато воскликнул Май, желая одного: чтобы Тит Глодов исчез навсегда, а портфель с деньгами остался.
Вышло же наоборот: исчезли деньги. Тит позвал Рахима, тот, улыбаясь, забрал портфель и вышел. Май засмеялся — он ждал, что сейчас уйдет и Тит, но не дождался. Тит дробно захохотал, брюшко его заколыхалось, как студень.
— А ты, Семен, думал, что эти денежки для тебя приготовлены?!
Май поднялся, устав бороться с собой. Он рванул кушак, сбросил халат на пол, огляделся, схватил стул и занес его над головой Тита.
— Ханна! — взвизгнул Тит, изнемогая от смеха.
Миг отделял его от гибели, но вмешалась судьба. В комнате возникла женщина с большим конвертом в руке. Май остолбенел. Никогда не видел он такой красавицы наяву. Ярко-белое лицо и ярко-черные волосы, карминовые губы, опаловые глаза — все пребывало в совершенном сочетании друг с другом, все завораживало вызывающей прелестью. Она стремительно приблизилась к Титу, задев Мая кончиком длинной, тугой, будто живой косы. Радость и тоска стиснули сердце Мая. Он тихо опустил стул и встал за ним, чтобы закрыть голые ноги в рваных тапочках с помпонами. Ханна подвинула стул к себе, уселась и ножкой в красной узкой туфельке брезгливо отшвырнула халат. Май метнулся, встал за стол и от неловкости принялся чистить апельсин. Ханна молча достала из конверта бумаги, передала Титу.
— Познакомься, Семен, — напыщенно сказал Тит. — Мой пресс-секретарь. Между прочим, внучатая племянница канцлера Бестужева… этого как его… Рюмина. Он еще граф был и фельдмаршал, представляешь? Через нее тебе и привалило счастье — это она тебя выбрала из кучи писателей.
Обескураженный Май ковырнул апельсин так, что сок брызнул во все стороны.
— Очень приятно, — пробурчал он, проклиная себя за неуклюжесть.
Красавица будто не заметила ничего. Май расценил это как проявление деликатности.
Тит Глодов просмотрел бумаги, кивнул и распорядился:
— Ты, Ханна, аванс выдай человечку нашему, чтоб он пять месяцев жил — не голодал.
Ханна впервые взглянула на Мая — его окатило холодом и жаром одновременно.
— Сколько же вам дать денег? — произнесла она плещущим контральто.
Май потерялся, катая апельсин между ладонями, и промямлил:
— Позвольте, но я…
Он все еще надеялся, что наскребет моральных сил и откажется.
— Я жду вразумительного ответа, — насмешливо сказала Ханна, скользнув влажным опаловым взором по лицу бедного Мая.
Он почувствовал иррациональный страх. Похожее чувство внушал ему и Анаэль.
— Стесняется человек, — пояснил Тит, заразительно зевая. — В первый раз почуял настоящие деньги. Одурел! Ты, Ханна, дай ему тысчонки три долларов.
Май уронил апельсин, сел на ледяную батарею парового отопления и крикнул про себя: «Анаэль! Анаэль!» Ханна взглянула на него, как оцарапала, и ехидно заметила Титу:
— Вы, Тит Юрьевич, явно перегнули: плохо человеку с непривычки. Шутка ли, три тысячи американских долларов наличными!
— Ну, тогда две с полтиной ему дай, — благодушно отозвался Тит, потягиваясь. — А еще лучше, две, чтоб не выпендривался.
— Три, — вдруг выдавил Май трагически.
Ханна одобрительно улыбнулась, и Маю почудилось на миг, что она — старуха. Но он сразу забыл об этом, любуясь новым, веселым, волнующим блеском ее красоты и невольно улыбаясь в ответ.
— Распишитесь, — прожурчала Ханна, вручая Маю договор и перламутровое стило.
Май замешкался. Гибельная сладость безволия замутила мысли, исказила желания. Он покорно расписался, запомнив из всего договора два слова: «Глобал» и «Российская». Договор исчез в конверте; появились деньги — тридцать стодолларовых купюр, схваченных красной резинкой. Ханна положила пачечку в ритуальное блюдце с зернами пшеницы, из которых Зоя тщилась вырастить деньги. «Свершилось!» — ахнул про себя Май, вспомнив пророчество Анаэля, и беспомощно признался вслух:
— Не устоял я… не устоял… Колдовство какое-то…
— Подписали, так нечего теперь ныть. Будьте мужчиной, — надменно сказала Ханна.
— Семен, не слушай ее! — развязно вмешался Тит. — Ты — уже настоящий мужчина, раз подписал! Этим ты, считай, семью свою спас от позорной жизни!
— Всего один раз не устоял… один раз! — моляще вскричал Май, обращаясь к Анаэлю.
— Хватит причитать, — с отвращением прервала Ханна и заговорила казенным языком: — По истечении пяти месяцев вы обязаны представить заказчику в лице Тита Юрьевича Глодова работу в полном объеме. Заказчик же обязуется выплатить вам гонорар в размере семи тысяч американских долларов.
— Итого вместе с авансом — десять тысяч долларов, — заключил Тит.
