из столовой.
Лили хочется оказаться где угодно, — хоть в море, посреди бушующего шторма — только бы не в отвратительной тишине, повисшей в комнате.
***
Элис Стоун кричит от боли. Её трясет от холода, а в рот забивается вода — она чувствует, как безжалостно хлещут её крупные капли дождя, слышит совсем рядом шум волн и оглушительные раскаты грома. Слышит, но ничего вокруг не видит.
Насквозь мокрая одежда липнет к телу, а запястья и лодыжки ноют от давящих на них веревок. Ей кажется, что эти веревки — плотные, жесткие и какие-то скользкие. Вот только сбросить их с себя всё равно не получается.
Она пытается перекатиться на другой бок и ударяется о камень. Саднит губа, кровоточит — горячую кровь тут же смывает дождевой водой.
— Где я? — спрашивает она вслух. Никто не отвечает. — Кто вы? Как и зачем вы меня сюда притащили?
Последнее, что она помнит — как смотрела в окно в их с Кроуфордом гостевой спальне. Помнит, как заметила мелькнувшую в отражении стекла черную тень, а потом всё словно погрузилось в туман. Пришла в себя она уже здесь. Но где — здесь? Она не могла оказаться за пределами острова.
Под ладонями мокрый, густой, словно патока, песок и какая-то трава. Здесь пахнет озоном, морем и болиголовом. Элис понимает, что может быть где угодно — в двух шагах от поместья или на другой стороне острова, где нет ничего, кроме пары покосившихся домов и кладбища.
— Помогите! — кричит она во весь голос — тот отзывается эхом, но больше ничего. — Помогите! Я здесь!
Она уверена, что муж или сын станут её искать. Кроуфорд и Джаред — самые ценные на свете люди, единственные светлые пятна в её жизни и в этой семье. Когда-то она даже жалела, что согласилась выйти за Кроуфорда замуж, потому что ей не по душе ни принятые у Стоунов порядки, ни остальные родственники. Когда-то. Сейчас она едва ли может представить без него свою жизнь.
Ни её крики никто не откликается. Не издаёт звуков даже тот, кто её сюда притащил. Но Элис чувствует, как лица касается что-то металлическое — холодное, острое и такое же мокрое, как и всё вокруг. Кто-то скользит куском металла по её подбородку, поднимается вверх по щеке и останавливается у правого глаза.
Она дрожит всем телом. Если это чья-то неудачная шутка, то она сильно затянулась — и ей уже совсем не смешно. Это кто-то из прислуги — хотят сыграть на семейной вражде и поживиться наследством? Или всё подстроила негодяйка Лили? Сейчас бы усмехнуться, да ситуация не располагает.
Элис с ног до головы окатывает водой, она едва не задыхается. Её накрывает волной, а значит они скорее всего у самого берега. Она кашляет и давится, едва сама не натыкается на застывшую у лица железку.
Почему ничего не видно? Почему вокруг лишь отвратительная темнота? Затылок отзывается резкой, противной болью.
— Кем бы ты ни был, тебе это с рук не сойдёт, — с вызовом произносит Элис, сплевывая воду. — Прятаться на этом острове некуда, так что я лично прослежу за тем, чтобы полиция, добравшись сюда, наказала тебя за твои шуточки.
Ей кажется, что с ней должны заговорить, — поддаться на провокацию — но ответом становятся лишь шум дождя и моря, раскаты грома и едва различимые среди них шорохи. Будто что-то тащат по мокрому песку.
Кусок металла — острый — вонзается в глаз, и пронзительный вопль Элис эхом разносится по всей округе. Она извивается, кричит. Всё будто бы утопает в ослепительной светлой вспышке, хотя она до сих пор не в состоянии разглядеть ровным счётом ничего.
Горячая кровь стекает вниз по лицу, и на этот раз дождь уже не может её смыть.
Элис мечется по земле, несколько раз натыкается на мелкие камни и завывает ещё громче, срывая голос. В голове не остаётся ни единой мысли — боль вытесняет их все.
Кто-то — или что-то — рывком переворачивает её на спину. Она чувствует, как оно приближается, прижимает её к земле чем-то тяжелым и мокрым. Её накрывает новой волной жуткой боли. Оно касается поврежденного глаза чем-то острым, надавливает на тонкую кожу век и заставляет кричать всё громче и громче.
Оно — и Элис уже наплевать, кто это — медленно, будто наслаждаясь своей жестокостью, пытается вырезать ей глаз. Хочется бросаться из стороны в сторону, вертеть головой, только бы не позволить навредить себе ещё больше, но оно держит её всё крепче. Сдавливает чем-то шею, не позволяет пошевелиться.
К горлу подступает ком, и Элис чувствует, что её сейчас вырвет. От страха, от боли, от поселившегося в душе леденящего ужаса. Тяжесть на шее становится ощутимее, рвота подбирается ближе к самой глотке и не находит выхода.
Вместо криков с губ Элис срываются едва слышные хрипы. Глазница и вся правая половина головы разрываются от боли, ногтями она впивается в собственные ладони и расцарапывает до крови. Ей становится тесно в своём же теле, становится тесно на этом жутком острове и во всём мире разом.
Ей хочется выжить. Спастись и увезти отсюда семью — схватить в охапку Кроуфорда и Джареда и никогда больше не возвращаться на Хемлок Айленд. Пусть с ним разбираются другие, пусть живут здесь хоть всю жизнь, но им здесь делать нечего. Лучше остаться в живых, чем умереть ради этого богами забытого места.
Но Элис понимает — этому не бывать. Осознание того, что она умирает подбирается к ней так легко, словно она знала об этом всю жизнь. Знала, что погибнет на Хемлок Айленд, задыхаясь от своих же криков, захлебываясь солёной морской водой и рвотой. Слыша, как совсем рядом, справа от неё что-то хлюпает и причмокивает — так громко, так ярко.
Перед смертью она отчетливо представляет, как нечто пожирает её глаз.
***
— Элис! — кричит Кроуфорд. Рядом с ним шагают сторож Саммерс с фонариком в руках, Джаред и Стефан. — Где ты?
На остров уже несколько часов как опустилась ночь, вокруг до сих пор бушует гроза и льющий стеной дождь сносит порывами ветра прямо в их сторону, но они всё равно идут в сторону пирса.
— Может, она всё-таки где-то в поместье? — спрашивает Стефан, пытаясь перекричать ливень, и ежится.
— Нет её там, мы же всё осмотрели. Да и не в её характере играть в прятки. Мы давно уже не подростки.
— Мало ли, заснула или захотела побыть одна.
На поиски Элис Стоун
