нашли тело Элис. Учитывая обстоятельства…
— Да, — тихо отзывается она, не позволяя тому договорить. Разочарованно выдыхает. С ним хочется общаться ещё меньше, чем с братьями. — Спаситель заставил её покаяться.
Александр усмехается, а доктор Харт отворачивается от них. Верный способ избавиться от него — заговорить о вере, какую он так сильно ненавидит. В этом Лили уверена. Но он, в отличие от всех остальных, гораздо хитрее и никогда не показывает своей ненависти, никогда не высказывается вслух. Держит внешний нейтралитет.
Лили не понимает, почему Спасителя это не злит сильнее открытой ненависти. Ей подобное лицемерие нравится куда меньше.
Сверкающие за окном молнии ветвистые и яркие, от них в гостиной становится светлее. Лили наконец-то поднимается на ноги.
— Телефон так и не работает, — качает головой Джессика, а затем обращается к ней, едва замечает, как они двигаются к дверям, — Лили, ты не думаешь, что сейчас не стоит разделяться? Пока мы все сидим в гостиной — мы в безопасности.
— Пусть идёт куда хочет, — говорит Стефан. — Не дай бог снова начнёт читать нравоучения. Сейчас и без них тошно.
Лили чувствует, как жгут спину чужие взгляды. Все они косятся на них с подозрением, пока дверь гостиной наконец-то не захлопывается.
Её тяжелое дыхание звучит громче раскатов грома за окном.
Кара: слух
Сквозь плотную пелену дождя с трудом, но можно разглядеть бушующее море. Высокие волны поднимаются и разбиваются о берег, сверкают в отблесках раздирающих небеса молний.
Из-под черной толщи воды поднимаются крупные, блестящие от влаги и слизи темно-зеленые щупальца. Показываются на мгновение и вновь уходят под воду, словно пытаясь дать знак. Сказать, что стоит остановиться.
Предупредить, что пути назад уже не будет.
***
Когда бойлер в подвале дал сбой, Джеймсу пришлось собраться и отправиться вниз. Все остальные к тому моменту разошлись по комнатам — сидеть с перекошенным от злости Кроуфордом, готовым наброситься на любого, никому не хотелось.
Свет в подвале не включается. Джеймс несколько раз щелкает выключателем, проверяет щиток, но ничего не происходит. Схватив с ближайшей полки фонарик и покрепче перехватив небольшой ящик с инструментами, он делает шаг вперёд.
Ведущая в подвал лестница сегодня покрыта чем-то склизким. Прорезиненные подошвы ботинок скользят по крутым ступенькам. Джеймс поскальзывается, кубарем катится по лестнице вниз и перед глазами у него в одно мгновение проносится вся жизнь. От не самого радужного существования в гетто и короткой отсидки в тюрьме до доброты Ричарда Стоуна, который согласился взять его на работу после десятков и даже сотен отказов. И не на какую-нибудь — на работу в собственном доме, с проживанием.
Тогда Джеймс оказался на седьмом небе от счастья и убеждал себя, что такого-то шанса точно не упустит. Он не подведёт. А там, может, и жизнь наладится, и с семьёй что-нибудь выгорит. Но ничего уже не выгорит, куда там.
Постанывая от жуткой боли в спине, он пытается пошевелить рукой. Получается с трудом. Ладони испачканы в чем-то липком, осклизлом — заливающая лестницу субстанция напоминает нечто среднее между пудингом и той слизью, что скапливается в рыбачьих лодках. К тому же, воняет в подвале так, будто здесь уже кто-то помер.
«Что ж за непруха такая», — думает про себя Джеймс. У него сломан позвоночник? Рукой-то пошевелить получается, а вот с ногами такой фокус не проходит. Конечности не слушаются, а вторая рука будто тоже сломана — не гнётся, да и шевелится с трудом.
Прежде чем в коридоре гаснет свет, он успевает заметить чей-то силуэт.
— Эй! — кричит Джеймс. Может, если там кто-то есть, то хоть доктора Харта позовёт — на приезд других врачей рассчитывать не приходится. На улице в очередной раз грохочет гром. — Мне бы помощь не помешала!
Он пытается перевернуться на живот. Снова стонет. Как же больно, зараза. Попытки не увенчиваются успехом, и Джеймс сдается, прислушиваясь к чьим-то шагам. Медленные и осторожные, в отличие от его собственных.
— Аккуратнее, там лестница залита черт знает чем, — предупреждает он. — А то чего доброго свалитесь, как и я.
Джеймс понятия не имеет, кто сейчас спускается в подвал, но на его предупреждения этот человек не отвечает. Помалкивает, будто воды в рот набрал, и всё шагает и шагает. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем шаги наконец стихают.
Он слышит, как капает где-то поблизости вода и вновь пытается повернуться. Фонарик свалился куда-то, когда он упал, и скорее всего отключился — в подвале темно, хоть глаз выколи. Странно, что другого фонаря с собой никто не взял.
— Кто там хоть? Посветить нечем? Не видно ж ничего, — со стоном фыркает Джеймс.
И тогда, когда ответом вновь оказывается тишина, ему наконец становится не по себе. Внутреннее чутье, наработанное ещё в раннем детстве, — тогда, когда день изо дня приходилось выпутываться из неприятностей, убегать от копов и прятаться от других, чтобы просто выжить, — в последнюю пару лет ослабело. И лишь сейчас вновь даёт о себе знать.
Он в опасности. Настоящей. Ударивший в голову адреналин позволяет забыть о боли, одним рывком приподняться на здоровой руке и попытаться отползти в сторону. Бесполезно.
Ладонью Джеймс скользит по полу, валится обратно и едва не выбивает себе зуб.
— Кто здесь? — и вновь никто не отвечает. Шаги стихают. Джеймс не слышит даже дыхания и начинает думать, не померещилось ли ему это всё.
Не иначе как на кухне сегодня добавили слишком много травы в настойку болиголова. Мысль кажется такой правильной, такой убедительной — она медленно усмиряет его сознание, усыпляет бдительность.
Последним, что чувствует Джеймс, оказывается мощный удар по голове. Теперь всё вокруг темнеет по-настоящему.
***
— Нечисто тут что-то, ой нечисто, — в который раз причитает Марта Стэнли, когда они остаются на кухне вдвоем. — Никогда у нас на Хемлок Айленд такого не было, а тут на тебе. А всё два года назад началось, точно тебе говорю, Эрик, — как проклял кто-то Ричарда нашего, а вместе с ним и всю семью. Ну кто мог убить Элис-то? Не верю, что у кого-то из его детей рука поднялась бы с человеком покончить.
Эрик Саммерс тянется за лежащей на столе пачкой сигарет и громко щёлкает зажигалкой. В отличие от Марты, он уверен, что с детей Ричарда сталось бы кого-нибудь прикончить, коли это посулило бы им какую выгоду, да только проку от смерти Элис грош, как ни крути.
Правильно Лили сказала, когда ставила ту на место — её роль в семье это наследника выносить, родить
