Мяло: Нет, я не согласна с этим. Я не согласна. Тем не менее, юридического акта о роспуске Советского Союза не было. Его как такового не было. Значит, у каждого из руководителей союзных республик и у высшего советского руководства оставалась возможность скорректировать процесс. Оно было следующим шагом на том пути, который вел к распаду, но от собравшихся там зависело — делать этот шаг, или не делать его.
Сванидзе: Спасибо. Спасибо.
Прошу вас, сторона защиты, — ваш тезис, ваш свидетель.
Млечин: Благодарю Вас. Могу ли я побеседовать со свидетелем Станиславом Шушкевичем, да?
Сванидзе: Да, разумеется. Прошу Вас.
Млечин: Скажите, пожалуйста…
Сванидзе: Представьте еще раз Станислава Станиславовича Шушкевича.
Млечин: Станислав Шушкевич — в рассматриваемую эпоху — глава Парламента, тогда — Верховного Совета Белоруссии.
Нам никуда не уйти от вопроса о том, правомерны были Беловежские соглашения или нет. Все-таки, может быть, они незаконны? Обратите внимание, свидетели обвинения все равно считают, что это было незаконно, была нарушена Конституция, законы, и так далее. Может, Вы согласитесь с ними?
Шушкевич: Вы понимаете, я вот как профессор физики удивляюсь, за какие закорючки цепляются философы и юристы, чтобы оправдать то, что не имеет оправдания.
Млечин: Ну, закон в этом состоит.
Шушкевич: Значит, по закону «О суверенной Белоруссии», я имел право на подписание любых международных соглашений. Критерием того, правильное оно или нет, была ратификация Верховным Советом. Он принял закон: Беларусь — независимое государство, которое вступает в Союз Независимых Государств, в СНГ. Сейчас люди чувствуют себя свободнее, чем в Советском Союзе, независимее, чем в Советском Союзе, живут лучше, молодежь может строить свое счастье… может строить. Может быть, есть плохие условия, может быть, это еще трудно, но лучше, чем были тогда.
Млечин: Но все-таки — закон, тонкости… Для этого закон и существует…
Шушкевич: Вы знаете, у физических законов нет троих толкований, как у троих юристов — одного юридического закона. У нас… Язык физики — это математика, вы либо доказываете или нет, эксперимент подтверждает… А здесь до конца, в общем-то, жизни человеческой будут продолжаться эти споры. Большинство считает, что поступили законно — я объяснил, почему —…поступили законно, и это было поддержано парламентами таким большинством… Поэтому я не признаю претензий к номенклатуре, хотя уважаю тех представителей номенклатуры, которые были там, потому что они поняли, что надо делать. Смотрите, как это возникло. Собрались, чтобы спасти Беларусь…
Сванидзе: Ваше время истекает, Станислав Станиславович…
Шушкевич: …и Украину от голода энергетического. К кому надо обратиться? Надо просить Горбачева, чтобы он поставил газ и нефть — у нас денег нет по рыночной экономике, а он не поставит, потому что он не управляет страной. Поэтому мы должны были по марксистским законам вспомнить, что «политика — это концентрированное выражение экономики», и мы приняли вот эту сакраментальную фразу, что «СССР как геополитическая реальность прекращает свое существование».
Сванидзе: Спасибо, спасибо.
Шушкевич: …и мы решали все вопросы дальше… юридически нормально…
Сванидзе: Благодарю Вас. Сторона обвинения — вопрос свидетелям защиты.
Кургинян: Скажите, пожалуйста, Вы действовали, как только что я понял, согласно марксистским законам?
Шушкевич: Нет.
Кургинян: Ну как? Ну Вы только что сказали… Ну как? Ну Вы только что сказали — последняя Ваша фраза!..
Шушкевич: Склонность к неправильному пониманию, простите, у Вас в крови. Я действовал в соответствии с теми законами, которые…
Кургинян: Ну как же?
Сванидзе: Так, уважаемые коллеги, я прошу без личных выпадов.
Кургинян: Ну как же? Да. Мой вопрос говорит о том…
Шушкевич: …я действовал в соответствии с законами Белорусской Советской…
Кургинян: Нет, нет, нет, нет. Мы сейчас… Я понял.
Шушкевич: …Социалистической Республики, как суверенной республики в составе Советского Союза.
Кургинян: Я цитирую. Я цитирую: «мы должны были в соответствии с марксистскими законами, по которым „политика есть концентрированное выражение экономики“, так-то и так-то работать с газом», — это была последняя фраза перед тем, как я вышел сюда. Ее все слышали. Вот что буквально Вы говорите. Перед вами здесь портрет того, что произошло в Беловежье — вот он, портрет, это гигантская возможность…
Сванидзе: Сергей Ервандович, — вопрос свидетелю.
Кургинян: Пожалуйста, следующий вопрос: скажите, пожалуйста, слово «эксперимент», которое я от Вас услышал — «мы проводили эксперимент» — это правильное слово, оно тоже отвечает законам легитимности и политической демократии? Вы можете произнести его на Западе? Вы можете проводить эксперимент не в физике, а со своим народом?
Шушкевич: Когда Вы успокоитесь, я отвечу Вам. Значит, я «эксперимент» применил к физике. В физике подтверждается закон физики математическим доказательством и проверкой в эксперименте. В обществе только коммунисты ставили опыты на людях и проверяли, что такое государство. А надо было, наверное, сначала на ком-то ином поставить такой эксперимент.
Кургинян: Я благодарю Вас за желание успокоиться и абсолютно наглядно демонстрирую…
Сванидзе: Спасибо, время истекло, Сергей Ервандович.
Кургинян: …насколько спокоен, насколько спокоен другой человек…
Сванидзе: Сергей Ервандович…
Кургинян: …и хочу сказать, что вы провели …
Сванидзе: Сергей Ервандович…
Кургинян: …чудовищный эксперимент над своим народом, чудовищный!
Сванидзе: Время истекло. Мы объявляем небольшой перерыв, после чего продолжаем слушания.
Сванидзе: В эфире «Суд времени». Вопрос обеим сторонам: свидетельствует ли отсутствие негативной реакции на «Беловежские соглашения» о поддержке этого соглашения?
Пожалуйста, сторона защиты, — ваш тезис, ваш свидетель.
Млечин: Благодарю Вас, Ваша честь. Можно я буду опрашивать одновременно обоих свидетелей, да?
Сванидзе: Конечно.
Млечин: Скажите, Леонид Макарович, на Украине, там находились части Советской армии, Комитет государственной безопасности — они поднялись против Беловежского соглашения? Они потребовали восстановить единое государство? Они восстали, с оружием в руках пошли на Киев?
Кравчук: Ни одного факта в Украине не зафиксировано, чтобы, скажем, к парламенту пришел хоть один коммунист — хотя бы один — и принес протест от областной, районной, городской партийной организации против распада или развала, как тогда говорили, Советского Союза или попытался защитить тот строй, который существовал.
Млечин: А реакция военных? Леонид Макарович, вот военные? У них в руках была сила. Киевский военный округ один чего[стоит.
Кравчук: Мы пригласили в Верховный Совет весь генералитет тогда еще Советской армии.
Млечин: У вас ведь на территории Украины было несколько военных округов и Черноморский флот.
Кравчук: Полтора миллиона Вооруженные Силы составляли. Это не так просто. И 165 шахт ракетных. Я задал генералам, адмиралам вопрос — прямо из президиума Верховного Совета — будете ли вы служить независимой Украине? Никто не сказал «нет». Был один единственный вопрос: «Для нас есть проблема присяги. Вот если мы решим вопрос, что присяга, данная бывшему Советскому Союзу, может быть заменена…», — даже формулировки предлагали, повторяю, как, кому, какому государству служить теперь военным. Ну, во всяком случае, это говорили генералы, но ни одной военной части не было, которая бы выступила на защиту Советского Союза.
Млечин: Комитет государственной безопасности, в чью задачу входила безопасность единого государства?
Кравчук: Был тогда главой Комитета Голушко. Он пришел в Верховный Совет — я был тогда Председателем Верховного Совета, Вы правильно говорите, — и задал вопрос: «У меня есть очень много документов — сокрытых — кто агентом был, кто куплен, кто перекуплен»… Это смотреть было невозможно; он сказал: «Что мне делать с этими документами? Мне оставить Вам их?» Я говорю: «Я не имею таких полномочий». На этом наш разговор закончился. Он ни словом, ни полсловом не обмолвился, что Комитет госбезопасности Украины выступает против того, что Украина объявила независимость.
