— Вот видите, — уже весело воскликнул хиромант. — И я занимаюсь здесь практикой с научной целью и с разрешения агитпросвета при вашем штабе. — Он вытащил из кармана френча бумажку и положил ее перед командиром бронепоезда.
Документ за подписью самого начальника штаба, ссылаясь на необходимость разоблачения религиозного дурмана, разрешал предъявителю его читать лекции на тему о факирах, гипнотизерах и хиромантах, а также за умеренную плату давать консультацию всем желающим. Предъявителя сего документа запрещалось уплотнять, а его вещи не подлежали реквизиции; ходить по городу ему разрешалось и после семи часов вечера, а всем учреждениям и организациям предлагалось оказывать содействие.
— Так вот, — сказал хиромант, дождавшись, пока матрос дочитает удостоверение до конца, — как говорит наука, парабола вашей жизни отчетливо гиперболична. Но означает нонсенс. Имперфектум и плюсквамперфектум…
— Плюс ко мне что?
— Плюсквамперфектум. Закон Ома, Паскаля и Архимеда. Вам ясно?
— Малость не пойму. Какой, говорите, закон?
Хиромант перегнулся через стол и взглянул матросу прямо в глаза тяжелым взглядом гипнотизера.
— Я имел в виду ту победу, о которой вы спрашиваете меня. А вы имеете в виду легендарного канонира, который ежедневно своими четырьмя выстрелами разрушает самые важные ваши военные объекты. Компренэ?
Холодный пот снова обильно покрыл лоб Князьковского. О приказе выявить и уничтожить огневую точку знал только штаб, только комдив да начальник штаба, и больше никто.
— Да вы не отчаивайтесь, — успокаивающе похлопал хиромант матроса по загрубевшей ладони, — судьба человека зависит только от созвездия, под которым ему было суждено родиться, и знание астральных тайн дает возможность предупреждать несчастья и идти счастью навстречу. Год, месяц и день! Астральное число! Важно — где, когда и в какой час начать дело. В каком направлении и когда вы собираетесь выезжать в порученный вам рейс?
Князьковский тяжело поднялся и отодвинул ногой скрипучий табурет.
— Вот что, — сказал он глухо, будто из потустороннего астрального мира, — ты, братишка, поедешь вместе со мной в этот рейс на моем бронепоезде и догадаешь там мне до конца. Победю я чи не победю. Ежели выйдет, что не победю, значит пропадем вместе. Но смерть за революцию и для тебя, ежели ты революционный хиромант, это почетный конец доблестной пролетарской жизни. Коли выйдет, что победю, — нам с тобой обоим будет почет и благодарность от революции. А тебе отдельно можно выписать и специальную благодарность за подписью самого поарма. Но если соврешь и наука твоя окажется никудышной — в расход, и ваших нет! Идем!
— Куда? — побледнел хиромант.
— В экипаж бронепоезда «Верный». На время рейса я зачислю тебя на красноармейский паек. Но времени и направления отбытия я тебе сказать не могу, потому, сам понимаешь, браток, военная тайна и секретный приказ. Барахлишко брать не нужно. Пошли!
— Позвольте… — уже совсем очумел хиромант, — но ведь согласно этого удостоверения мои вещи и квартира освобождаются от реквизиции, а я сам…
— Твоя квартира и барахло, — хмуро отрубил Князьковский, — реквизиции не подлежат, это точно. А про тебя персонально в удостоверении ничегошеньки не прописано, окромя как право ходить по улицам после семи. А впрочем, — Князьковский сразу же сменил гнев на милость и, весело подмигивая, потянул наган из кобуры, — я ж тебе, братишка, добровольно предлагаю…
На другой день после полудня бронепоезд «Верный» отбыл в рейс. Таинственных выстрелов в тот день не было. Не было их и на следующий день. Это были первые два спокойных дня без непременных четырех таинственных выстрелов.
Бронепоезд отбыл в направлении фронта, на юго-запад. Туча дыма, пара и пыли проглотила его за блокпостом. Но лишь только затихло за лесом громыхание колес, как сразу же раздался трехдюймовый пушечный выстрел. И вслед за ним, словно эхо, раздалось гулкое дребезжание металла. Это отдавала броня. Стрелял «Верный». За первым выстрелом ударил второй. «Верный» бил из обеих башен. После небольшой паузы башни ударили снова.
Бронепоезд вел огонь восемь минут. И слушатели насчитали тридцать выстрелов и тридцать разрывов. Интервалы между выстрелами и разрывами были такие короткие, что было ясно: «Верный» бил почти в лоб по цели, находящейся на расстоянии не более двух километров.
И вдруг страшный взрыв потряс воздух и прокатился через перелески, леса и поля громким и неумолкаемым эхом. И потом сразу наступила тишина.
Бронепоезд «Верный» взлетел на воздух? Подорвался? Во все концы полетели телефонные звонки. К заставам, к железнодорожному блокпосту. Но бронепоезд «Верный» опередил ответ. В тучах дыма, пара и пыли он неожиданно появился из-за поворота, летя полным ходом к станции целехонек и невредим.
«Верный» подлетел к своему экипажу и, лязгнув буферами и броней, остановился. С грохотом упали люки, и в дверях первого вагона появился хиромант. Он соскочил на землю, а сзади него уже возвышалась фигура Князьковского. От штабного эшелона спешили навстречу им комдив и начальник штаба.
Князьковский вытянулся и отдал честь.
— Разрешите доложить, товарищ командир дивизии: таинственная огневая точка врага обнаружена и уничтожена.
— Благодарю! — в ответ на рапорт радостно и удивленно откозырял комдив. — Но расскажите же, как…
— Минуточку, извиняюсь, товарищ комдив, — остановил его взмахом руки Князьковский. И тем же движением руки отстранил бойцов, которые уже успели выпрыгнуть из бронепоезда и сейчас толпой окружили его и комдива, — минуточку, извиняюсь! Легендарным канониром, — сказал Князьковский, указывая дулом нагана на висок хироманта, — был этот труп.
Он нажал спуск, и вслед за сухим револьверным выстрелом тело хироманта осело и повалилось навзничь. Бойцы расступились, боясь коснуться сапогом мертвого тела. Разгневанный комдив сделал шаг к Князьковскому.
— Еще минуточку терпения, товарищ комдив, — остановил его Князьковский, не пряча наган в кобуру, а поднимая его на уровень плеча. — Посторонитесь, пожалуйста. Так как шпиона объявляю арестованным! — Дуло его нагана было теперь прямо перед глазами начальника штаба. — Разрешите сразу в расход? Или представить на суд возмущенного революционного народа?..
Вечером Князьковский, как обычно, пришел на спектакль. Однако он не сразу отправился в актерскую костюмерную, а прежде заскочил в закуток к реквизитору.
— Вот, — сказал он, — получай, братишка. Может, где-нибудь тебе понадобится и такая реквизиция? — Из-под мышки он вынул чучело сыча с солдатскими пуговками вместо глаз. — А эта баночка — нафталин. Без этого самого нафталина ее, чучелу, моль в два счета сожрет. Она, моль, ко всякому перью страх какая жадная.
Князьковский выставил все это перед реквизитором и приоткрыл дверь в костюмерную. Но там как раз посредине комнаты стояла какая-то актриса в неглиже.
— Отвернитесь, хлопцы! — недовольно крикнул Князьковский и, закрываясь рукой, проследовал в свой угол возле печки. — Ну, какие вы, ей-богу, непонятливые!..
Сценариус трижды давал третий звонок, трижды гасил свет и трижды, взбешенный, прибегал в костюмерную. Но после этого он и сам задержался в костюмерной. Спектакль не начался, пока Князьковский не рассказал всей истории до конца.
Еще со времен империалистической войны вокруг города, большой железнодорожной узловой станции, на случай налетов немецких аэропланов были установлены замаскированные зенитные батареи. Одна из батарей сохранилась до последнего времени, так как о ней просто забыли. Во время отхода демобилизованной армии с фронта империалистической войны батарею покинула и прислуга, разойдясь по домам, не заботясь ни о пушках, ни о складах снарядов, спрятанных в глубине заброшенного карьера, среди диких лесных чащоб. Но с отрядами петлюровских банд в это место снова попал бывший ее командир, артиллерийский капитан. Удачная маскировка, безлюдность заброшенных и еще больше за это время заросших карьеров дали возможность врагу использовать батарею даже тогда, когда он отступал и батарея фактически оставалась уже на нашей территории, по эту сторону фронта. Батарея стреляла вверх, и, падая будто с неба, фугасный снаряд попадал в заранее намеченную цель: расчеты производились по самым точным данным, находившимся в руках бывшего командира батареи. Ему даже не нужно было сидеть самому в опасных оврагах. С мандатом хироманта он устроился в городе и самым точным образом вычислял очередную траекторию на основании полученных указаний, какой наиболее важный объект пришла очередь уничтожить.
Указания же он получал прямо из штаба от шпиона, пролезшего на пост начальника штаба. И Князьковский никак не мог понять удивления актеров, как это он сумел все установить.
