Гунарстранна достал из кармана куртки самокрутку, сунул ее в рот, начал прикуривать. Фрёлик заметил, что самокрутка наполовину выкурена и помялась: из нее высыпался табак.
Подошедший к ним Иттерьерде промямлил:
– Совсем забыл… Труп обнаружила почтальонша, которая разносит газеты. Она спрашивает, можно ли ей уйти.
Иттерьерде указал на женскую фигуру с жесткими волосами и челкой. Женщина в круглых, как блюдца, очках неподвижно стояла у окна, глубоко засунув руки в карманы лыжного костюма.
– Запишите ее имя и адрес, – сухо распорядился Гунарстранна.
– Владелец магазина – старик, ну, то есть покойник, Рейдар Фольке-Есперсен. Он и его хозяйка… супруга… – Иттерьерде ткнул пальцем в потолок, – живут здесь же. У них квартира на втором этаже. – Он задрал голову.
Гунарстранна задумчиво кивнул.
– Священника вызвали?
– Он приехал полчаса назад; он и сейчас еще здесь, – ответил Иттерьерде.
– Его жене стало плохо… – негромко продолжал Иттерьерде. – Она прямо вся посерела. Сказала, что пойдет и ляжет в постель, но это было еще до прихода священника.
Закончив рассказ, Иттерьерде направился к свидетельнице, обнаружившей труп.
Фрёлик зевнул и пошел бродить по магазину. Он собирался разыскать Анну. Вскоре он увидел ее. Она вышла из подсобки за торговым залом.
– Ну что? – спросила она.
– Я тоже рад снова видеть тебя, – сказал Фрёлик, чувствуя себя дураком.
Анна посмотрела на него исподлобья, едва заметно улыбаясь, и спросила:
– Интересуешься местом преступления?
– Да, конечно.
– Тогда держи ушки на макушке. – Анна широко улыбнулась и поморщилась, когда из подсобки послышался крик Гунарстранны:
– Фрёлик!
– Что?
– Иди сюда! – раздраженно буркнул Гунарстранна.
Когда Фрёлик вошел, инспектор показал ему участок пола перед письменным столом. Ковер пропитался кровью. Рядом с красной лужей валялся штык с бурыми пятнами на лезвии.
Франк Фрёлик переглянулся с Анной и только потом опустил глаза на штык. Вскоре им снова помешали: в дверях показалась фигура полицейского с похоронным выражением лица. Он жестом привлек к себе внимание Гунарстранны.
– Приехал Карстен Есперсен, – пробормотал полицейский. – И требует, чтобы его впустили.
Человек, который дожидался их в подъезде, был бледен; подбородок у него то и дело дергался – наверное, у него нервный тик, подумал Фрёлик. Со стороны казалось, что Карстен Есперсен то и дело отмахивается от каких-то назойливых мушек. Фрёлик поспешил представить своего начальника:
– Инспектор Гунарстранна, отдел убийств.
Под зимним пальто на Карстене Есперсене был вельветовый костюм. Высокий, худощавый, он начинал лысеть. Узкие губы, безвольный подбородок… Когда Есперсен в очередной раз дергался, подбородок совсем исчезал в гармошке морщин и складок кожи.
– Итак, – сказал Гунарстранна, выразительно оглядев темный подъезд, – мы можем где-нибудь присесть?
Карстен Есперсен глубоко вздохнул и кивнул на дверь подсобки:
– Вон там, в кабинете.
Инспектор Гунарстранна покачал головой:
– К сожалению, на место преступления заходить нельзя.
Есперсен озадаченно посмотрел на него.
– Насколько я понимаю, ваш отец жил в этом же доме?
Карстен Есперсен окинул лестницу задумчивым взглядом.
– Пойдемте со мной… Наверное, туда нам можно, – сказал он после паузы и зашагал наверх. В узком пространстве эхо от их шагов казалось особенно гулким. Поднявшись на второй этаж, Есперсен остановился и принялся рыться в карманах в поисках ключей. – Вам придется немного подождать… – пробормотал он. – Видите ли… – Наконец он нашел связку ключей и стал искать нужный. – Ингрид, жена отца… мы с ней успели поговорить по телефону, но коротко…
Фрёлик понимающе кивнул Есперсену. Тот вошел в квартиру и неплотно прикрыл за собой дверь. Площадка была шириной метра три. Видимо, изначально здесь помещались две квартиры, но потом их объединили в одну, а вторую дверь забили и покрасили в тот же цвет, что и стены на лестнице. В углублении перед бывшей второй дверью стояло чахлое растение в терракотовом горшке.
– Весь этаж заняли, – буркнул Фрёлик.
– Вдова… Ингрид… должно быть, совсем сломлена горем, – негромко заметил Гунарстранна.
Карстен Есперсен приоткрыл дверь и пригласил их:
– Входите. – Он говорил тихо, как будто боялся, что его кто-нибудь услышит. – У нее сейчас сотрудница медицинского центра и священник. Но в моей прежней комнате нам никто не помешает. – Он придержал дверь, впуская полицейских в квартиру. Когда те очутились в прихожей, Есперсен смущенно кашлянул и сказал: – Э-э-э… если вы не против, снимите, пожалуйста, обувь!
Гунарстранна расстегнул свои старые зимние галоши и сбросил их. Под галошами у него оказались начищенные до блеска кожаные туфли. Он не без злорадства наблюдал за мучениями Фрёлика: тому пришлось сесть на корточки, чтобы развязать шнурки на армейских ботинках. В тяжелой зимней одежде Фрёлик совсем запыхался. Спутанные волосы упали на лоб. Вскоре Фрёлик остался в шерстяных носках – почему-то разного цвета. Есперсен распахнул дверь, и они услышали вдали негромкие голоса.
Гунарстранна быстро огляделся по сторонам. Главным предметом обстановки в прихожей было зеркало – огромное, от пола до потолка, в позолоченной деревянной раме. В тех местах, где позолота облупилась, виднелись темные пятна. В зеркале отражались три фотографии в рамке на противоположной стене. Гунарстранна обернулся и стал разглядывать снимки. Фотограф запечатлел высоких молодых людей в полувоенной форме, веселых, кудрявых. Все они держали за плечами пистолеты-пулеметы «стен».
– Дворцовая площадь… освобождение, – буркнул Гунарстранна и повернулся к Карстену Есперсену: – Ваши родственники?
Карстен Есперсен кивнул:
– Вот отец. – Он показал на молодого атлета, стоявшего в непринужденной позе перед королевским дворцом.
Гунарстранна еще раз вгляделся в снимок.
– Ну конечно, – сказал он, снимая очки, чтобы получше разглядеть человека на фотографии. – Теперь я вижу сходство.
– Может быть, вы?.. – Есперсен все придерживал дверь.
Они прошли через комнату, обставленную тяжелой деревянной мебелью; затем Карстен открыл раздвижную дверь. Следующая комната, судя по всему, служила столовой: посередине стоял огромный обеденный стол. Стену украшала большая картина, патриотически-романтического содержания: фьорд, лучи солнца освещают горы и ферму. На переднем плане стоит молочница в национальном костюме, с ведрами на коромысле.
Перед следующей раздвижной дверью Карстен Есперсен остановился и, обернувшись к незваным гостям, негромко пояснил:
– Ну вот… здесь я вырос.
Он первым вошел в комнату; Гунарстранна последовал за ним. Комната оказалась маленькой – примерно три на три метра. Нечто среднее между детской и уютным обиталищем холостяка. Под окном стоял письменный стол. Над ним на стене висели семейные фотографии. Есперсен сел на крутящееся кресло у стола и предложил гостям, указывая на низкий диван:
– Садитесь, пожалуйста!
Гунарстранна остался стоять.
Фрёлику пришлось нагнуться, чтобы, входя, не удариться головой о дверной косяк. Когда он присоединился к остальным, в комнатке стало заметно теснее. Хотя куртка у Фрёлика была пятьдесят четвертого размера, не меньше, она сидела на нем в обтяжку. Создавалось впечатление, будто детский свитер натянули на винную бочку. Лицо, заросшее кустистой, взъерошенной бородой, как всегда, хранило невозмутимое выражение. Фрёлик расстегнул куртку, под ней оказался полосатый свитер. Он тяжело опустился на диван и вытянул ноги. Его ступни коснулись противоположной стены.
Гунарстранна многозначительно покосился на Фрёлика и перевел взгляд на Карстена Есперсена.
– Выкладывайте! – едва слышно прошептал Есперсен.
Инспектор повернулся, нарочито медленно перешагнул через вытянутые ноги Фрёлика, вышел в столовую и оттуда громко спросил:
– Ваши родственники давно здесь живут?
– Сколько я себя помню! – ответил Есперсен, вскакивая с места и подходя к двери. – Наверное, годов с пятидесятых. – Он бросил на детектива испуганный взгляд: – А вы не хотите войти?
– Нет, – буркнул Гунарстранна и подошел к картине с фьордом и молочницей. Осмотрел широкую позолоченную раму, украшенную резьбой. Затем не спеша подошел к столу, выдвинул себе стул и сел. – Пожалуй, я лучше посижу здесь, а вы оставайтесь там. Так мы сможем перекрикиваться.
Есперсен с унылым видом топтался на пороге столовой. Он все чаще дергал подбородком – видимо, нервничал.
– Чем вы занимаетесь? – осведомился инспектор.
– Управляю магазином… тем, что внизу.
– А ваш отец?
– Он распоряжается… распоряжался хозяйственными вопросами.
– Что это значит?
– Вел бухгалтерию, занимался счетами, работал на складе – у нас есть склад…
