– Почему вы испугались?
– Потому что Рейдара рядом не оказалось. – Губы у нее снова задрожали, и в темных глазах показались слезы. Она вытерла лицо рукой.
Есперсен шагнул вперед и многозначительно кашлянул. Гунарстранна поднял руку, призывая его к молчанию.
– После того как вы позвонили Карстену Есперсену, вы снова заснули?
– Нет, – быстро ответила Ингрид. С ней что-то случилось. Вопросы инспектора о покойном муже как будто выбили ее из равновесия. Маска безмятежности, словно приросшая к ее лицу вначале, когда она только вошла, стала полупрозрачной. Она просвечивала, как подсвеченная солнцем поверхность тихого лесного озера. После того как по воде прошла рябь, стали видны омуты и водовороты внизу. – Я лежала без сна до тех пор, пока по улицам не поехали машины, – продолжала она. – Движение началось… рано, очень рано, когда было еще темно. – Она замолчала и покосилась на пасынка, который посмотрел на нее в ответ. Фрёлик не понял, как истолковать ведущийся между ними безмолвный диалог.
– А потом? – спросил Гунарстранна.
Ингрид Есперсен повернулась к нему:
– Потом я решила, что мне приснился страшный сон, что все звуки и прочее я придумала. Поэтому… – Она закрыла глаза.
– Да?
Ингрид показала вниз:
– Я уже собиралась заснуть, когда…
– Его заметила проходившая мимо женщина, – кивнул Гунарстранна. – Мне сообщили, что вы спустились в магазин к нашему коллеге Иттерьерде и опознали покойного мужа.
– Да.
Все трое посмотрели на вдову. Ингрид как будто забыла об их присутствии. Устремив взгляд на какую-то точку в дальнем углу комнаты, она рассеянно соскребала лак с ногтей.
– Дверь в магазин с лестницы была открыта, – продолжал Гунарстранна.
Ингрид кивнула.
– У кого хранятся ключи от магазина?
– У отца и у меня, – вмешался Есперсен.
– У меня тоже есть ключи, – устало проговорила Ингрид.
Гунарстранна повернулся к Карстену:
– А еще у кого?
Есперсен задумался.
– Может быть, дубликаты есть у Арвида и Эммануэля, – сказала Ингрид Есперсен.
Карстен немного подумал и кивнул:
– Да, возможно… Вполне вероятно. Да, у них наверняка тоже есть ключи.
– Кто такие Арвид и Эммануэль? – спросил Гунарстранна у вдовы.
– Братья Рейдара, – ответила она.
– И часто ваш муж оставлял дверь незапертой, когда вечером спускался в магазин?
– Понятия не имею, – сказала вдова.
– Когда приехала полиция, в торговом зале было темно, – продолжал Гунарстранна. – Кто мог выключить свет – ваш муж?
– Свет в торговом зале ему не был нужен. Если он где-то и включал свет, то в кабинете, в подсобке, – вмешался Карстен Есперсен.
Ингрид села в кресло у книжного шкафа и резко одернула юбку, задравшуюся до колен.
– Самое странное, я сразу догадалась, что случилось… Когда мне позвонили из полиции.
Фрёлик не сводил взгляда с Карстена Есперсена. Тот наблюдал за Ингрид застывшим взглядом.
– Понимаю, мои слова звучат неубедительно, – продолжала Ингрид. – Но я пережила такой ужас… – Она снова вытерла глаза пальцами и шмыгнула носом.
У Есперсена покраснело лицо – от гнева, как предположил Фрёлик. Сын покойного спросил у Гунарстранны:
– Может быть, хватит?
Инспектор посмотрел на него без всякого выражения и ответил:
– Еще нет.
– Я увидела, что он умер, – монотонно продолжала Ингрид. – Сама не помню, о чем я тогда подумала. Мне хотелось одного: уйти.
Гунарстранна бросил на нее задумчивый взгляд и сказал:
– Спасибо. Вынужден просить вас держать при себе все, что вы увидели в магазине. – Он двинулся к двери, давая понять, что беседа закончена. – То же самое относится и к вам, – сухо продолжал он, оборачиваясь к Карстену Есперсену. – Очень жаль, но таковы правила. К сожалению, вам придется некоторое время потерпеть наше присутствие… Мы постараемся не очень нарушать течение вашей жизни. Надеюсь, и вы отнесетесь к нам с пониманием.
Глава 10
ГРАФФИТИ
В секционном зале Франка Фрёлика, как всегда, ошеломила плохая вентиляция. Ища глазами, куда бы присесть, он старался дышать ртом. В конце концов он махнул рукой и подошел к остальным. Все пристально разглядывали тело Рейдара Фольке-Есперсена. Белый труп лежал на цинковом столе под ярким хирургическим светильником. Фрёлик украдкой поглядывал на доктора Сквенке и инспектора Гунарстранну.
– Так что там у него на шее? – осведомился Гунарстранна.
– Швейная нить, – ответил Сквенке. – Хлопчатобумажная. Во всяком случае, похоже на то. – Он приподнял нить ножницами. – Если подробнее: нить красного цвета, завязана рифовым узлом.
Гунарстранна сцепил руки за спиной. Он неодобрительно смотрел вниз, как будто читал письмо адвоката по бракоразводным делам. Лаборант со скальпелем в руке переводил выжидательный взгляд с трупа на доктора Сквенке; тот не спеша натягивал хирургические латексные перчатки. Заметив взгляд Фрёлика, Сквенке подмигнул ему:
– Прямо картина Рембрандта, да? Люди в черном вокруг трупа. Погодите, сейчас красок добавится. Вот вытяну из него красные трубочки…
Сквенке раздвинул кожу на груди покойного, ткнул пальцем в относительно чистую рану под правым соском и буркнул:
– Единичная колотая рана… – Он провел рукой по надписи на груди и продолжал: – Все остальные – поверхностные царапины.
Фрёлик посмотрел на зияющую рану. Цифры и буквы пока невозможно было прочесть из-за крови. Сквенке счистил кровь и вгляделся.
– Похоже на цифры, да? – спросил он, проводя пальцами по одной из царапин. – Вот эта загогулина – вроде цифра «один». Но первый знак – явно буква, «И» или «И».
– «И – один – девять – пять», – вслух прочел Фрёлик. – И правда!
Сквенке кивнул с довольным видом.
– Какой-то шифр? – уныло поинтересовался Гунарстранна и повторил: – «И – один – девять – пять». – Обернувшись к Сквенке, он спросил: – А что за кресты у него на лбу?
– Просто крестики. Нацарапаны чернилами того же цвета. Должно быть, на лбу и на груди рисовали одной и той же ручкой.
Фрёлик склонился над трупом; Сквенке выпрямился.
– На одежде порез такого же размера, что и рана, пропитанный кровью. Значит, его убили, когда он еще был одет. – Доктор криво улыбнулся и произнес в диктофон несколько медицинских терминов. Затем, понизив голос, обратился к полицейским: – Граффити добавили уже потом.
Фрёлик посторонился, пропуская к столу женщину-фотографа. Та сделала несколько снимков трупа. Сквенке продолжал говорить в диктофон.
Гунарстранна не сводил взгляда с груди убитого.
– Шифр, – промямлил он себе под нос, погруженный в собственные мысли. – Преступник берет на себя труд раздеть жертву, что-то написать у нее на теле и усадить покойника на витрину.
Когда все отошли от стола, лаборант начал обмывать труп.
– Сатанисты, – предположил стоящий справа Сквенке и добродушно подмигнул Фрёлику.
– О чем ты? – раздраженно осведомился Гунарстранна.
– Да я шучу. – Сквенке снова подмигнул Фрёлику. – А все-таки в действиях преступника угадывается какой-то ритуал, нет? В наше время ритуалы остались только у масонов да у сатанистов. – Он расплылся в улыбке. – На шее красная нить, на лбу три креста… Не хватает только рыбы, торчащей изо рта. – Сквенке расхохотался. – Может быть, именно ее мы сейчас и найдем, – продолжал он, подходя к столу, где его ассистент уже закончил свое дело. Перед тем как сделать классический разрез – от шеи до живота и ниже, к лобку, Сквенке изящно взмахнул скальпелем.
Сквенке подвинулся, и ассистент начал вскрывать мертвецу грудную клетку. Услышав характерный хруст, – как будто кто-то рубил толстые корни дерева в жидкой грязи, – Фрёлик, как всегда, отвернулся. Ему захотелось зажать уши.
– Что, Фрёлик, тошнит? – весело спросил Сквенке. По знаку ассистента он снова подошел к трупу, развел мягкие ткани и, крепко ухватившись за грудину, приподнял ее.
Извлеченные внутренние органы Сквенке разложил на вспомогательном столе. Ассистент очень тщательно промыл их из шланга. Стараясь не попасть под струю, Фрёлик отошел в сторону и снова задышал ртом: зал заполнила удушающая вонь.
– Ну кто бы мог подумать, – пробормотал Сквенке. – Кто бы мог подумать!
Гунарстранна словно очнулся:
– Что там такое?
Сквенке ответил:
– Вопрос в том, долго бы он еще протянул.
– Почему?
Сквенке ткнул пальцем:
– Вот.
– Ну и что?
– Почка поражена раком.
– Не вижу никакого рака.
– Да вот же, смотри! – Сквенке поднял что-то, похожее на изжеванный и выплюнутый апельсин кроваво-красного цвета. – Теперь видишь?
– Ну ладно, ладно. Но ведь он должен был что-то чувствовать, разве нет?
– Не знаю. Опухоли такого типа часто долго не дают о себе знать. Если я не ошибаюсь, метастазы уже пошли в легкие.
– Он умирал?
– Похоже на то.
– Но не догадывался, что умирает?
