Долгий Вольф Гитманович
Только всем миром
1
Сообщение о том, что на обочине Северного шоссе, где-то за чертой города, обнаружен неопознанный труп мужчины, поступило в управление в 13 часов 03 минуты. В 13.15 следственно-оперативная группа выехала на место происшествия, пока что, правда, еще не в полном составе: по пути предстояло прихватить следователя областной прокуратуры Еланцева и майора Исаева, заместителя начальника отдела внутренних дел того района, на территории которого был обнаружен труп.
Подполковник милиции Чекалин (генерал назначил его руководить группой) был рад, что оба будут рядом — Еланцев и Исаев. Так уж складывалось, что в последнее время по самым трудным делам Чекалин работал с ними. У каждого из них тьма-тьмущая всяческих достоинств (личных, профессиональных, каких там еще?), но главное — умеют работать. В эти два слова Чекалин вкладывал все: и невероятную их работоспособность, и то, что «от бога»… сыщицкий, скажем, талант, или цепкий и, как принято добавлять в подобных случаях, живой ум, или сверхъестественная, прямо на грани с ясновидением, интуиция, или…
Да полно, прервал себя Чекалин, к чему все эти «или», когда есть на свете такое замечательное слово — н ю х! Ну а если прибавить ко всему прочему, что понимают они друг друга, все трое, буквально с полуслова — и впрямь оставалось только радоваться тому, что генерал включил в оперативную группу Исаева и (успел, значит, в считанные минуты связаться с областным прокурором, согласовать с ним кандидатуру) следователя Еланцева. «Мозговой центр» (как, с легкой руки судмедэксперта Саши Левина, стали с некоторых пор заглазно величать их тройку) будет, таким образом, в полном составе. Между прочим, в таком решении генерала вот что еще просматривалось: стало быть, генерал не исключал того, что дело предстоит наисложнейшее…
Чекалин был довольно грузен, но даже и его едва не скинуло с сиденья на повороте. Что-что, а закладывать эти крутые виражи Николай Иванович, шофер милицейского «рафика», был великий мастер! Чекалин оглянулся: как товарищи, целы, невредимы? Слава аллаху, пока что обошлось без жертв…
Саша Левин, судмедэксперт, тоже был включен в оперативную группу, он сидел сейчас на своем обычном месте, сзади, и в обычной своей позе: на коленях потертый кожаный саквояжик, неизменный докторский атрибут времен, пожалуй, Чехова еще (не иначе, подумал Чекалин, у Сашки в роду все сплошь врачи были, от прадеда какого-нибудь, поди, саквояжик, надо бы спросить), а спина понурая, взгляд скорбный, нездешний, но не исключено, что и просто сосредоточенный; Чекалин давно уже заметил, что и поза эта, и взгляд этот особый бывают у Саши Левина лишь тогда, когда приходится удостоверять факт смерти, а так, в обыденных, так сказать, обстоятельствах — развеселый малый и потрепаться горазд острым своим языком, один этот «мозговой центр» чего стоит…
Сворачивать в переулок, где располагался райотдел милиции, не пришлось: Исаев уже караулил машину на углу Главного проспекта. Его осанистая фигура воистину за версту была видна. Исаев был в штатском, но то, что он из милиции, знали, кажется, все в городе, от мала до велика. Объяснялось это просто: вот уже лет пятнадцать, как Исаев ведет телевизионный журнал «Моя милиция», Чекалин зарекся ходить с ним по улицам: прохожие оглядываются, а иные, преимущественно девицы, так и заглядываются на него, как на заезжую какую кинозвезду. На телеэкране Исаев, надо отдать ему должное, держится с завидной свободой и непринужденностью, говорит весьма дельно, но и с юмором, когда нужно, отменно поставленный баритон просто-та- ки завораживает своей бархатистостью, и внешность наипривлекательнейшая — как тут не плениться душ- кой-майором из милиции, как не запечатлеть навеки его образцово-показательный облик в своем сердце! Исаев, что отрадно, к этим постоянным подтруниваниям над своей популярностью относился спокойно, без малейших взбрыков самолюбия, иной раз и сам подбавлял масла в огонь: так, «душку-майора» сам же он, как помнится Чекалину, и припечатал к себе однажды. Известность, обыкновенно, меняет людей чаще всего отнюдь не в лучшую сторону. Володя Исаев являл собою приятное исключение: «медные трубы» ничуть не изменили его. Каким был работягой, умевшим тянуть за двоих, за троих, не чураясь при том самой черновой работы, таким и оставался.
«Рафик» приостановился на мгновение, Исаев с ходу плюхнулся на сиденье. Обернулся к Чекалину:
— Сейчас за Еланцевым?
— А ты почем знаешь?
— Сыщицкий нюх, как любит говаривать один мой знакомый…
Павел Петрович Еланцев, которого через минуту- другую подхватили у областной прокуратуры, в известной мере был противоположностью Исаева: неулыбчивый, не очень склонный к шуткам. На вид суховат, временами кажется человеком даже жестким. Но Чекалин хорошо знал, какая у него добрая душа, как он отзывчив на чужую беду. Просто Еланцев всегда нацелен на дело, отсюда и сосредоточенность. Вот и сейчас, едва сел рядом с Чекалиным, тотчас вопрос о деле:
— Что известно, Анатолий Васильевич?
— Неопознанный труп мужчины.
На место прибыли в 13.35 — это Чекалин зафиксировал автоматически, понадобится для протокола.
От поста ГАИ надо было пройти по загородному шоссе 120 метров. Здесь, метрах в шести вправо от полотна дороги, в поле, и находилось тело мужчины; руки его плетьми лежали вдоль туловища. В глазах обеих женщин, приглашенных в качестве понятых, застыл ужас.
Судмедэксперт склонился над трупом, осторожно, точно остерегаясь причинить боль, тронул пальцами запястье. Распрямившись сказал:
— Пульса нет, ясно выраженное трупное окоченение. — И отошел в сторону.
Это означало, что теперь в дело должны вступить эксперты-криминалисты. Федотов и Серегин быстро извлекли из своих специальных чемоданов фотоаппарату
ру. Федотов взглянул на солнце, подошел к Чекалину и Еланцеву — они стояли рядом:
— Надо бы сперва следами заняться.
Он был прав. Еще когда от дороги шли, Чекалин отметил нечеткий след волочения по земле и, пожалуй, еще более вялые, как бы размытые, очертания следов ног. Под солнцем ледяная тонкая корочка, покуда еще хранившая отпечатки подошв, с минуты на минуту могла исчезнуть.
— Да, мешкать не стоит, — сказал Еланцев.
— Вы, Федор Федорович, — предложил Чекалин, — поработайте с дорожкой следов, а Серегин тем временем пусть фиксирует труп.
Когда Серегин сделал первые свои снимки, Левин перевернул бездыханное тело на спину. Чекалин принудил себя взглянуть на лицо: чернявый, нос прямой, ямочка на подбородке, лет 35–38…
Тут-то, в это вот самое мгновение, Чекалин и почувствовал, что в нем явственно что-то напряглось внутри — там где-то около сердца. Словно бы струна какая натянулась… Мелькнуло мимолетно: так и всегда бывает, всегда, ничего нового, пора б уж привыкнуть. Но сам понимал: это было неправдой, к этому не только привыкнуть, но даже и осмыслить, понять до конца невозможно. Удивительное дело, непостижимое: ведь пока получал и обдумывал задание, прикидывая, как получше к нему подступиться, пока ехали сюда, уже зная, что именно ждет их здесь, и даже пока только со спины видел труп — ничего ведь такого и в помине не было, — деловые, сугубо профессиональные соображения, а как увидел лицо — всё. С этого-то мгновения к профессиональному долгу прибавилась личная его причастность к раскрытию преступления, кровная, что ли, заинтересованность в этом. Знал заранее, по опыту своему знал: покуда это не произойдет — нет, не будет ему, Чекалину, покоя…
Серегин, меняя светофильтры, тем временем перешел от обзорной съемки к угловой. Чекалин в это время машинально формулировал про себя то, что немного позднее войдет в протокол: мужчина среднего роста, правильного телосложения; труп лежит параллельно шоссе, головой в сторону поста ГАИ. Попутно отметил мысленно, что на трупе нет пальто и пиджака, хотя эти сведения заведомо не попадут в протокол, там фиксируется лишь то, что наличествует на месте осмотра; деталь тем не менее существенная: нынешней ночью мороз до десяти градусов доходил, даже и сейчас ниже ноля, едва ли кто решится по собственной-то воле так вот, налегке, выйти из дому… Светло-серый пуловер пропитан чем-то темным, вероятно кровью; спереди и сзади имеются отверстия, как бы от ножа. Правый карман брюк полувывернут, в нем (Чекалин сам достал из кармана и вместе с понятыми сосчитал) разменная монета на сумму 11 копеек: пять двушек и копейка. Больше ничего в карманах: ни денег, ни документов.
Продолжая наружный осмотр, судмедэксперт обнажил туловище мертвого мужчины. На спине — справа, в средней части — отчетливо были видны четыре раны, по два на полсантиметра каждая, с относительно ровными краями, такие же раны — три — были и на груди, в области сердца; Чекалин не сомневался — раны ножевые. Орудий преступления, несмотря на все усилия оперативной группы, обнаружить не удалось…
