Подарок Флоринды — кулон с аметистом, оправленным в золото.
Я позвонила, чтобы поблагодарить его. В ответ он с гордостью и радостью произнес: «Если когданибудь и существовала реликвия магов, то это именно такая чаша!»
Кроме того Флоринда принесла мне изысканную миниатюрную китайскую шкатулку «для хранения сережек». Она сказала, что эта шкатулочка принадлежала нагвалю Лю Янгу, магу из Китая, который открыл тенсегрити, сохранив его для всех последующих поколений. Снаружи вещица была выполнена в делфтском стиле, а изнутри в китайском, что «символизировало встречу Востока и Запада». Флоринда вернула также шкаф для картотеки ручной работы, который я заказывала для нее, он был точной копией моего и приводил ее в восхищение. Она настаивала на том, чтобы заплатить за работу, и сказала, избегая смотреть мне в глаза: «Это будет связывать меня с тобой, где бы я ни была, — с тобой и с этим домом».
Однажды, после очередной ссоры по телефону, которая оставила нас обеих раздраженными и измотанными, она пришла, пожалуй, с самой великолепной своей драгоценностью. Это был необыкновенный кулон, о котором она в шутку говорила, что «он болтается как коровий колокольчик». В нем был огромный аметист, оправленный в золото. — Посмотри, какой прелестный глаз, — сказала она, показывая на камень в треугольной оправе. По золоту шли странные, похожие на руны узоры.
— Не советую носить его, иначе будешь похожа на корову, кроме того, он великоват для тебя.
— Фло, я же видела, что ты его носила, и ты к тому же ниже, чем…
— Но ты не можешь. Я бы не хотела, чтобы Фифи или Клод видели тебя в нем — они так ревнивы. Я не хочу, чтобы ты вообще что-то надевала, они ревнуют! И так уже все знают, что ты моя, любимица.
Просто владей этим.
Она открыла холодильник, поискать что-нибудь выпить. Я преградила ей дорогу; дрожа от напряжения; — Флоринда, ты же уходишь, и ты, черт возьми, не зовешь меня пойти с тобой!
— При чем тут «зовешь — не зовешь», это просто зов — либо он есть, либо нет.
— Чушь собачья… Ты же заставляешь Саймона.
Она пропустила это мимо ушей и, глотнув кока-колу, рывком распахнула дверь.
— Почему, как ты думаешь, я дала тебе амулет? Поддержать нашу связь… И, кроме того, я знаю, кто его сделал!
Когда она ушла, я внимательно рассмотрела кулон, Я помню, что во всех историях Карлоса сквозило отчаяние — его настоящим отцом был ювелир из Перу и Карлос не покидал дома до двадцати пяти лет. Неужели он сделал это для своей маленькой колибри? Я пристально вглядывалась в блеск аметиста, потом спрятала кулон под одеждой, чтобы хранить память о Флоринде у сердца.
Я не помню, когда я снова увидела ее, на следующий день или позже. Мы опять говорили о сексе в нашей манере на грани цинизма. Потом я почитала вслух и покормила ее копченой лососиной.
Флоринда запечатлелась в моей памяти стоящей в воротах патио, я каждый день наблюдала эту картину. Она была типичной немкой: настаивала на том, чтобы двор регулярно подметался, и я убирала все опавшие листья перед ее приходом, поэтому патио всегда был чистым. Мы обнялись и поцеловались на прощанье. Но когда я обернулась посмотреть ей вслед, чего никогда не делала прежде, то увидела, что она все еще стоит и смотрит на меня, как застывшая на лету колибри, — потом в ее ярко-голубых глазах вдруг вспыхнули и погасли искры, как будто она пыталась запомнить меня навсегда.
глава 41
ПРОЩАНИЕ ТАЙШИ
Правда редко чиста и редко проста.
Оскар Уайльд «Как важно быть серьезным»
В течение нескольких недель перед смертью Карлоса мы с Тайшей сталкивались в самых неожиданных местах. Мы натыкались друг на друга в бакалейных магазинах, ресторанах, даже на улице. В мире, полном предзнаменований, мы обе поражались частоте наших случайных встреч.
Развязка наступила за неделю до смерти Карлоса.
Муни ежедневно брала напрокат видео для умирающего нагваля — он ложился на кушетку и смотрел свои фильмы про войну, окруженный близкими женщинами. Однажды Муни попросила, чтобы я вернула кассету в местный видеомагазин, в кагором я раньше не бывала. Он находился в маленьком торговом центре, и когда я вышла из магазинчика, то увидела Тайшу в соседнем кафе, унылую и подавленную. Я заглянула туда, не уверенная, захочет ли она меня видеть.
Она помахала рукой, подзывая меня:
— Эллис! Невероятно, мы встретились опять! Хочешь кофе с печеньем? Я только что взяла.
Я присоединилась к ней, и разговор быстро стал серьезным. — Эллис, что ты знаешь?
— Гм… Я не могу знать всего, но достаточно много. О деньгах, например.
Слезы наполнили ее глаза, она кивнула и сказала:
— Я хотела кое в чем признаться.
— Тайша, и я тоже. Что-то давит мне грудь. Давай.
Тайша опустила глаза, и из них полились слезы. Даже в этом безвкусном торговом центре она представляла собой красавицу эпохи Ренессанса, — ее тонкие черты лица были словно вырезаны из слоновой кости. — Я… Я пыталась припарковать фургон и долго ждала. И только я собиралась въехать, как какой-то парень занял мое место. Я высунулась и сказала: «Извините меня, сэр, но я ждала и была первой». Он засмеялся и сказал: «Это плохо, вы проиграли!» Эллис, я не могу поверить в то, что сделала потом! Я дождалась, пока он ушел, и исцарапала его машину ключами! Я никогда не делала ничего подобного в жизни! Подумать только, стоя перед лицом смерти, я все еще сражаюсь со своими тремя братьями! Это так. Я все еще ненавижу их!
— О, Тайша, мне очень жаль. Брось, не все так ужасно, правда.
Она вытерла глаза салфеткой. — Я рада, что я могу рассказать тебе об этом, — спасибо тебе, правда.
Мне просто необходимо было рассказать об этом кому-нибудь. Эллис, а что ты хотела рассказать?
— Флоринда просто сводит меня с ума. Она взяла с меня клятву, и теперь я должна звонить ей, когда выхожу из дома. Ей нужно знать буквально о каждом моем шаге, — вдруг она захочет пойти со мной. А сегодня, когда я позвонила ей, она повесила трубку! Это на самом деле обидно.
Тайша спокойно кивала:
— Я знаю, поверь мне. Я знаю, что ты чувствуешь. Эллис, ты слишком связана с нами, настолько крепко… Раньше ты то была в группе, то тебя выгоняли вон и приглашали обратно, но теперь, теперь… — она разразилась слезами, рыдала, как маленькая девочка, трясла головой, словно пытаясь стряхнуть горе. В ее тоне и глазах была такая решимость, — ничего подобного я раньше не видела, — когда она вдруг сказала:
