Полезность военной игры при планировании военно-морской или военной машины или ее частей состоит главным образом в том, что в любой предложенной игре могли участвовать различные виды кораблей, или военных подразделений, или оружия, могли быть проведены учебные сражения или действия с целью выяснить, какой вид кораблей, или подразделение, или оружие лучше. Разумеется, очевидна аналогия между таким использованием военной игры и экспериментальным отделом каждой большой производственной организации, так как целью большинства экспериментов, по крайней мере на первых их этапах, является испытание больших систем или частей больших систем на моделях, которые представляют их в миниатюре.
При разработке машины национальной обороны или любой из ее частей становится очевидным, что лица, которые проводят эксперименты, а потом осуществляют разработку, должны быть опытными специалистами, то есть они должны быть ими, если нужно получить самые лучшие результаты на ассигнованные деньги. То, что такой разработкой часто занимались люди, не обладавшие почти никакими знаниями по этому предмету, – это история всех флотов, за исключением, возможно, германского и японского. При создании нашего флота, например, люди, которые составляли его план в целом, были членами конгресса, хотя те, которые проектировали отдельные корабли, орудия и так далее, были опытными специалистами. По этой причине отдельные корабли и орудия лучше, чем флот в целом. Конгрессмены составили проект машины в целом, а эксперты – ее небольшие части.
Военно-морская или военная машины в целом были спроектированы конгрессменами (то есть они решали, например, что флот должен состоять из стольких-то кораблей такого-то и такого-то классов и из такого-то числа офицеров и рядовых такого-то и такого-то классов), а реальное строительство машины осуществляли специалисты в различных областях. То есть офицеры-артиллеристы построили орудия и лафеты, конструкторы – корабли, офицеры-инженеры – укрепления для армии и двигатели для флота; электрики – электрическое оборудование и т. д. Эта часть задачи, реальная механическая работа и даже проектирование механизмов попадают в сферу интересов не стратегии, а службы материально-технического обеспечения.
Но в то время как чисто материально-технические вопросы проектирования судов, укреплений, орудий и т. п. могут быть решены людьми, умеющими этим заниматься, мы не можем не помнить о том, что проектирование машины как единого целого должно осуществляться специалистами, которые понимают назначение машины как единого целого, трудности на пути к достижению этой цели и имеющиеся средства для ее достижения – то есть стратегами. После того как машина была изготовлена как единое целое, есть работа, которую она должна произвести, и эта работа в конечном счете и есть стратегическая работа. Варвары на протяжении всей истории человечества терпели поражение, потому что цивилизованные люди выставляли против них машины, которые и наносили им в конечном итоге стратегический разгром. Да, эти машины (например, тараны, баллисты, ружья и пушки) были сами по себе не стратегическими, а скорее механическими машинами. Тем не менее их использовали для выполнения стратегических целей, и в своих основных чертах они были сконструированы людьми, которые понимали их стратегическую полезность. Если бы они были сконструированы людьми, не обладавшими таким пониманием, они были бы неэффективными со стратегической точки зрения независимо от того, насколько отлично они были исполнены с точки зрения механики.
Своей наивысшей точки развития орудия войны достигли во время последней Великой войны, когда немцы использовали против стран Антанты на суше и на море оружие и научные приспособления, которые были лучше, чем у стран Антанты. Если это утверждение истинно и для армий, и для флотов, то оно еще более ошеломляюще истинно в отношении флотов, особенно германского и английского. Флот Великобритании был самым могущественным флотом в мире, за его плечами был самый длинный и непрерывный список военных успехов, тогда как флот Германии был сравнительно новым – на самом деле он считался первоклассным флотом всего около десяти лет, и за ним не значились вообще никакие успехи. Тем не менее в Ютландском сражении (31 мая – 1 июня 1916 г.), как показано в книге адмирала Джеллико «Гранд-флит» («Большой флот»), германская военно-морская машина оказалась лучше, чем английская, хоть и не была такой большой. (Английский «Гранд-флит» насчитывал 28 линкоров-дредноутов, 9 линейных крейсеров, 8 броненосных крейсеров, 26 легких крейсеров и 78 эсминцев. Германский флот насчитывал 16 линейных кораблей-дредноутов, 6 линейных кораблей-«додредноутов», 5 линейных крейсеров, 11 легких крейсеров и 61 эсминец. Водоизмещение английского флота было 650 000 т против 360 000 т у немцев, вес бортового залпа английских кораблей был в 2,5 раза больше. Однако потери англичан в результате боя оказались больше: 3 линейных и 3 броненосных крейсера, 8 эсминцев, 6097 убитых, 510 раненых, 177 пленных против 1 линейного крейсера, 1 устаревшего линкора, 4 легких крейсеров, 5 эсминцев, 2551 убитого и 507 раненых у немцев. – Ред.)
Однако даже германская машина была оборонительной, и она не включала (в достаточной степени) величайшее новое достижение для ведения военных действий, изобретенное после артиллерии, – летающие машины. В Германии они впервые появились в виде дирижаблей-цеппелинов, а в Соединенных Штатах – аэропланов. Оба этих вида развились до уровня практического применения до августа 1914 г., причем цеппелины в большей степени. Серьезное развитие аэропланов на правительственном уровне началось в Италии, затем в Германии, а потом в Великобритании. (В 1910 г. во Франции авиация использовалась во время маневров, в России в том же году было 7 военных самолетов. – Ред.) Так что, когда началась война, в наличии было два вида летательных аппаратов, но больше – цеппелинов. Потребности войны заставили совершенствовать аэроплан быстрее, чем дирижабли, и к концу войны в каждой армии и на каждом флоте имелись огромные авиационные корпуса, которые добились значительных результатов. На самом деле результаты были так велики, что мы склонны удивляться тому, что Германии не хватило предусмотрительности развивать аэропланы до начала войны, ведь она проявляла беспрецедентную дальновидность в приготовлениях к войне со времен Мольтке.
В отношении других стран изумляться нечему, потому что они проявили мало какой бы то ни было военной дальновидности. (Автор преувеличивает. – Ред.) Что же касается Германии, вот самое простое объяснение: ее внимание было настолько поглощено приготовлениями к войне, которые она уже сделала, увенчав их производством по-настоящему практичной субмарины; ее приготовления были настолько полными перед появлением аэроплана, а материальные ресурсы, имевшиеся в ее распоряжении, были настолько привязаны к потребностям уже существующих вооружений и других технических средств, что у нее едва нашлись время или средства для достаточного развития еще и аэроплана. Однако еще до окончания войны стало ясно, что если бы страны либо с германской стороны, либо со стороны Антанты правильно оценили возможности аэроплана и развивали его так же энергично, как могли бы, тогда та сторона и добилась бы победы – и очень быстро, – избежав больших денежных затрат, людских потерь и страданий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
