Кодэ остается архисвященником, спокойной жизни нам не будет.
— Помочь? — рука алхимика с силой сжала узкий подбородок. Глаза чуть потускнели. Кевин ушел в себя. Рэм иногда захаживал в лавки и видел, как торговцы быстро совершают разнообразные арифметические действия на хитрых досках с костяшками, называемых абаками. В умелых руках костяшки летали из одного конца доски в другой, и продавец выдавал ответ, почти не думая. Вот и Кевин показался Рэму огромной доской-абаком, в которой множество мыслей-костяшек мечутся с невероятной скоростью с одного конца доски на другой. Алхимик высчитывал, стоит помогать, не стоит, а если стоит, то как.
Наконец Кевин отпустил покрасневший подбородок и задумчиво сказал:
— Я ничем не могу вам помочь, — алхимик врал. Рэм видел это по выражению глаз, по мимике, по движению рук, по едва уловимому дрожанию голоса. Алхимик врал. Его можно было поймать на лжи. Зачем? Незачем. Кевин не хотел связываться с мстительным архисвященником. Винить его за это не стоило.
— Жаль, — произнес Рэм. — Очень жаль.
— Мне тоже, — Кевин выбрался из-за стола и направился к выходу из кабинки. У занавески он замер и пристально глянул на Рэма. — Помнишь Гроса Шибко?
— Помню, — сказать, что воин удивился, значит не сказать ничего. Грос жил неподалеку от Неудачников. Когда-то его удалось вылечить от редкой болезни пусть и не самым цивилизованным способом. Лечение началось с удара цепом по ногам, продолжилось лестницей по спине, а завершилось настойками алхимика. Непонятно было другое: с чего Кевин вообще вспомнил про него?
— Думаю, — алхимик криво улыбнулся, — вскоре Гросу может потребоваться ваша помощь. Не отказывайте ему.
Кевин откинул шторку и, выбравшись в общий зал, неторопливо двинулся к лестнице. Рэм дождался, пока алхимик уйдет из подвальчика, и стал собираться.
* * *
Неудачники поджидали Рэма у ворот. Собранные, серьезные, готовые к новым свершениям. Исключением являлась Рыжая: весь ее вид выражал крайнее нежелание новых свершений.
— У нас новое задание, — деловито сообщил Ланс. — Только тебя и ждем.
— Рэм, — голос Мэри Сью выдавал испытываемое отвращение, — ты представляешь? Мы снова крыс идем бить! И почему я не могу отказаться? Может, я лучше дома останусь? А? А-а-а?
Она ходила вокруг Ланса и обижено ворчала. Жрец добродушно скалился, но оставался неумолим: задание сложное, помощь каждого необходима.
Мичи молчала, пристроившись за левым плечом Ланса. Судя по всему, девушка не постеснялась, стянула одежду с мертвецов, посмевших напасть на Неудачников, выстирала ее и примерила на себя. Поверх Мичи нацепила перешитый плащ. После портняжных трудов он одинаково прикрывал ее фигуру как спереди, так и сзади и, доходя до середины бедра, позволял наблюдать изящные, стройные ноги, затянутые в мужские облегающие шоссы с крепкими кожаными подошвами. Выглядело непривычно. Рэм почти привык к тому, что женщины носят многослойные наряды, которые скрывают фигуру и открывают максимум ладони, шею и в редких случаях ключицы и предплечья, а тут…
Хотя… Рэм покосился на Рыжую, что продолжала щеголять в меховом варварском наряде. Максимум открытости, минимум прикрытой кожи, отсутствие стеснительности и… мальчишеская фигура. Неудивительно, что ее появление на улицах не вызывало ворчания добродетельных кумушек. Они-то думали, что видят перед собой молодого парнишку-варвара, а то, что этот парнишка совсем не парнишка, замечали лишь самые глазастые. Мэри Сью по большому счету плевала на чужое мнение, стремясь к понятной только ей красоте. Она — единственная среди Неудачников — не желала носить броню. Говорила, что ее защищает природное очарование.
Но то — Мэри Сью, а Мичи всегда стремилась не выделяться из толпы. Тихая. Незаметная. Серая. Самая настоящая мышка. Даже синие глаза, когда в них не горела ненависть, выглядели совершенно невыразительными. Неудивительно, что ей посоветовали стать мошенницей. Если б еще лицо не уродовали шрамы!.. Из-за них образ незаметной тихони искажался и превращался во что-то прямо противоположное.
Рэм еще раз глянул на Мичи, оценил ее наряд и задумался. По городу ходить в таком конечно не очень. Тем более в светлое время суток. Чужого внимания не оберешься. Зато лазить по подвалам при должном умении можно без особых проблем. Длинные разрезы с обеих сторон плаща позволяли как скрытно вытащить оружие, так и добраться до кошелька и поясной сумки. Короткие полы немного стесняли движения, но при необходимости такой плащ легко скидывался. Опять же защита какая-никакая!
…Особенно если сравнивать с защитным одеянием Йерка. Волшебник не изменил черной мантии с блестками. За время путешествий блестки слегка обсыпались, мантия пообтрепалась, но всё вместе еще позволяло понять, что человек, носящий подобное одеяние, не чужд магии. Слева на поясе висела большая сумка, из которой выглядывали бумажные листы. Рядом с сумкой нашлось место для походной чернильницы, мешочку с песком и писчему перу в футляре. Йерк словно собрался не убивать крыс, а описывать их. Кинжал в ножнах на правом боку мог повлиять на первоначальное впечатление, если бы Рэм не видел насколько «талантливо» волшебник орудует кинжалом. Иногда возникало желание отобрать у него клинок. Навсегда.
Ланс оставался Лансом. Серый балахон, деревянные башмаки, посох, вместо пояса крепкая веревка, потертый кошель, котомка за плечами, сеть морщинок у глаз и благодушная улыбка — ни за что не поверишь, что этот плотный непрезентабельный добродушный человек является лидером Неудачников. Владелец более проницательного взгляда заметил бы, что под балахоном скрывается гамбезон, и плотную округлость жреческой фигуре придает именно он. Жреческой ли?
Рэм задумался. А ведь он никогда не видел у Ланса храмовых символов. Рэм не очень хорошо разбирался в жреческой магии, но помнил, о чем рассказывали в Воинском Зале. Во время боя лечение служителей храмов оказывалось самым эффективным. Ни шаманы, ни монахи, ни барды, ни храмовники, ни волшебники, изучавшие школу круговорота жизни, не могли составить конкуренцию жрецам. Оставались друиды. По слухам, их сила лечения превосходила жреческую, но в княжестве не было Идущих Путем Леса и проверить, так это или не так, никто не мог.
Жреческая магия выгодно отличалась и в мирное время: простота, эффективность, надежность. Шаманов ограничивали сложные ритуалы. Монахи на лечение других тратили внутренние резервы. Храмовники зависели от исполнения обетов и доброй воли божеств. Для бардов критичным становилось наличие или отсутствие вдохновения. Заклинания волшебников обладали могущественной силой и невероятным многообразием, но вся эта сила, всё это многообразие упиралось в одно: нереально безумная стоимость
