Старший брат Биату поднял голову, открыв лицо, покрытое синяками так густо, будто он синевой физиономии надеялся доказать свою верность Храму.
— Извольте видеть, госпожа жрица, один крылатый, а второй, хоть и прикидывается человеком, на самом деле из мерзких Храму Мапа. Упорный, зараза кулева! — стражник стукнул кулаком в ладонь. — Сколько мы его ни лупили, а морду свою хищную медвежью не показал!
— Я… не умею перекидываться в медведя, — сплевывая кровь, прохрипел старший брат. — И мы… совсем не такие, как остальные… которые мерзкие… Мы служили шаману Канде…
Синяптук наклонилась, и короткий удар жирным кулаком прихлопнул слова на губах брата Биату.
— Белый шаман Канда благословен Храмом и Огнем за разоблачение нижнемирской сущности твоих родичей, а ты смеешь утверждать, что он принимал службу твою и тебе подобных?
— Мы выполняли поручения Канды, — упрямо повторил брат Биату. — Вот он… — он кивнул на Черноперого. — Убил шамана крылатых по приказу Канды, я и мои люди…
Синяптук снова замахнулась…
— Мапа мои, медведи! — прикрываясь плечом, закричал Биату. — Мы медвежий обоз разграбили и стравить между собой Мапа и Амба пытались! А потом нас схватили! Мы сбежали. Мы шли и дошли до вас, госпожа жрица! Шаман Канда еще когда говорил — если люди-звери нас схватят…
Новый удар кулаком снова остановил его лихорадочное бормотание.
— Люди — это люди, — ласково пояснила Синяптук. — Никак не звери. Значит — что? Звери — не люди.
— Конечно, госпожа жрица, — брат Биату облизнул лопнувшие губы. — Господин шаман Канда говорил, если звери… в общем, если что… Идти к вам навстречу! Говорил, Храм обязательно придет! Нам помогут! Теперь-то за что? — завопил он, когда кулак жрицы снова съездил ему по зубам.
— Храм ни к кому не ходит! — строго пояснила Синяптук. — Все приходят к Храму. Где сейчас шаман Канда?
— Его захватили! — хрипло каркнул Черноперый. — Его свели с ума, он ничего не соображает! На Буровой черный шаман: я видел, что он может — это… страшно! Сын вождя Мапа — Хадамаха — ему служит! Мапа и Амба прислуживают черному шаману, делают все, что он велит!
— Чего еще ожидать от отродий Нижнего мира? — передернула пухлыми плечами Синяптук.
— А еще там жрица — такая же, как госпожа жрица, только, того… помоложе… — Старший брат Биату сообразил, что говорит не то, но было уже поздно.
Синяптук откинулась на спинку кресла, и в глазах ее стыл синий лед.
— Ударь его, — бросила она стражнику, — У меня уже рука болит.
Удар обрушился на голову брата Биату.
— С ними кузнец! — извиваясь на земле, как полураздавленный червяк, простонал тот. — Ему подчиняется Рыжий огонь! На Буровой — Рыжий огонь!
Синяптук торжествующе хлопнула пухлыми ладошками по толстым круглым коленкам и вскочила.
— Отлично! И черный шаман, и его медвежий дружок, и поганка-Аякчан, и ее беглый кузнец — все попадутся сразу! И еще — все зверье в человечьих шкурах! Как думаешь, что лучше потребовать, когда я вернусь в Зимний дворец? — доверительно спросила она у брата Биату. — Кресло в Совете Ее Снежности? Или наместничество в одной из земель? Например, земле Сахи? Там алмазы…
— И то и другое, — простонал Биату.
— Надо же, животное, а соображает. Инстинкт, наверное. — И Синяптук направилась в глубь разворачивающегося вокруг пепелища лагеря, громко крича: — Сворачивайте кухню! Мы выступаем!
Квадратный, обвешанный оружием мужик с нашивками храмового тысяцкого на куртке подскочил к Синяптук.
— Мы не можем сейчас сняться с лагеря! — Лицо его налилось бешенством при одном взгляде на Синяптук — видно, что ненавидит он жрицу давно и от души. — Люди едва держатся на ногах после перехода. Им нужно поесть.
— Там, впереди, засела угроза всему Сивиру! Там черный шаман и его прислужники! А вы думаете, как набить брюхо? — завизжала Синяптук.
— Если солдат не кормить, их не то что черный шаман, их любой суслик изобьет! — заорал тысяцкий.
— Я представляю тут волю Храма! — От визга Синяптук закладывало уши.
— Да будь вы самой Королевой, я не позволю гнать своих людей на верную смерть!
— Я обо всем доложу в Храм!
— Вот-вот, займитесь любимым делом! — фыркнул храмовый тысяцкий и во всю глотку скомандовал: — О-отбой тревоги! Отдых… — Он покосился на Синяптук, скривился и нехотя выдавил: — Шесть свечей. Потом выступаем.
— Это преступление! Вы ответите! — прошипела ему вслед Синяптук, но воин лишь дернул плечом и широким шагом направился в сторону хлопочущей над костром поварихи.
— Госпожа жрица! — окликнули Синяптук стражники. — А с пленниками-то что делать?
— С пленниками? — протянула Синяптук, медленно поворачиваясь.
Даже отделенный от нее зеркалом Пламени Хадамаха содрогнулся, увидев трясущиеся от ярости щеки толстой жрицы.
— А ну-ка отойдите. Быстро! — рявкнула она на стражников.
На губах Синяптук медленно расплылась довольная улыбочка, как у выбредшей на беззащитное стойбище мэнквихи-людоедихи. На кончиках пальцев вскипело смертоносное Пламя.
— За что? — пленники бились на земле. — Мы служили шаману Канде, мы принесли сведения…
— Вы — мерзкие звери, лишенные благодати Храма, — сладко улыбнулась Синяптук, отводя руку с Огнем. — Но в любом случае один из вас — убийца, а второй — грабитель. Вы сами признались! И приговариваетесь к смерти!
Струя Пламени сорвалась с рук Синяптук.
Свиток 54,
где Донгар уговаривает великого духа Океана Седну
А-ах! — Аякчан отпрянула от Огненного зеркала и прижала ладонь к губам. Глаза ее были испуганные и беспомощные.
— Как же она так… — глухо пробормотала она.
— Все вы, жрицы, такие, — неловко буркнул Хакмар в ответ и в противовес собственным словам обнял голубоволосую мать Храма за плечи и прижал к себе, точно хотел спрятать от тех жриц, которые «все такие».
— Ну будут они скоро здесь — им же хуже! — с истеричной веселостью вдруг выпалил Хадамахин отец. — Мы их тут всех враз на коготь возьмем! Наш Огненный медведь ярче любой жрицы горит, правда, Хадамаха?
— Ты собираешься освещать мной берлогу? — устало спросил Хадамаха.
— Ну ты чего, Хадамаха… Вот они явятся, ты превратишься в Огненного медведя и всех пожжешь! — пояснил отец. — И будем, наконец, жить спокойно!
— Сперва мы сами хотели убивать людей, теперь ты сына заставляешь, — безнадежно вздохнула мама.
— Ты хорей-то не перегибай, жена! — возмутился старый Эгулэ. — Это ж вообще даже не люди, а храмовые! Видела, чего они творят?
— Вот именно, — Хадамаха кивнул. — Я не буду объяснять, почему жечь людей нехорошо…
— За чурбака отца держишь, да? — пробормотал Эгулэ.
— Но если мы уничтожим полтысячи храмовой стражи, жить спокойно нам не дадут никогда, — продолжал Хадамаха. — Понадобится, Храм всех жриц отправит, но не успокоится, пока не уничтожит нас всех, до последнего медвежонка в берлоге или крылатого птенца в гнезде!
— А не могла бы та блистательная енге, с которой ты… дружишь, Хадамаха… — неуверенно начал Хакмар, — храмовое войско не задержать, а как-то… ну, нейтрализовать…
Донгар покосился на него переполошенно:
— Ай-ой, Хакмар, ты ж мастер, умный человек, учился много — добрый должен быть! А ты такой ужас с людьми сделать собрался, который даже я, черный шаман, не знаю!
— Я имею в виду, пусть бы они провалились куда-нибудь под землю…
— Однако заживо похоронить — это еще ничего, — с некоторым сомнением кивнул Донгар. — Это уже лучше… А то сразу — нейтрализовать! Страх-то какой!
— Ты добрый! — приникая к его плечу, выдохнула Тасха.
— Главное, чтобы в их исчезновении не могли обвинить местных жителей, — деловито добавил Хакмар.
— Я против! — решительно тряхнула волосами Аякчан. — Там пятьсот человек храмового войска — и это мое войско! Я за них отвечаю, и я не позволю их уничтожить.
Всеми позабытая жрица Кыыс часто закивала, соглашаясь.
— За исключением жрицы Синяптук, конечно! — добавила Аякчан.
Жрица Кыыс закивала еще энергичнее.
— Смысла нет. — Хадамаха тоже хотел кивнуть, потом передумал: и без него киваний достаточно. — Что бы ни произошло с храмовыми стражниками, где бы оно ни случилось, свалят все на нас — раз уж нас лишили благодати Огня.
— Меня даже не спросили! — с бессильным возмущением пробормотала Уот. — Будто это и не мой Огонь!
Шестерка Тэму вдруг начали проталкиваться сквозь сгрудившуюся вокруг Хадамахи толпу.
— Эй, рыбы, куда погребли? — повысил голос отец.
— К реке, — обернулся старший Тэму. — А оттуда домой. Не хочется, знаешь ли, становиться жареной рыбкой.
— Думаешь, дома вас Огненные ведьмы не достанут? — в ярости рявкнул отец… и застыл с глупо приоткрытым ртом.
