— К вашему капитану леди, — крикнул он с ухмылкой, говорившей о том, что у него не было сомнений относительно того, за какой надобностью она сюда явилась.
Она и не собиралась переубеждать его, ибо настолько сосредоточилась на своей цели, что ей было совершенно безразлично, что думают другие. Она поднялась на поскрипывающую палубу и безропотно выдержала масленый взгляд, которым окинул ее матрос, лишь напомнила ему, что ее ждет капитан.
По дороге она чувствовала на себе взгляды и слышала голоса мужчин, которые окликали ее, бурно хохотали и что-то предлагали ей, но она обращала на них не больше внимания, чем на сам корабль, на высокие мачты, узлы на снастях и мокрый запах дремлющих парусов. Она так давно хотела узнать, каково это — подняться на корабль, пройти по палубе, а теперь она оказалась на самом настоящем корабле, но ни в чем но видела разницы. Точно так же она могла идти по какой-нибудь городской улице, и деревянные ступеньки каюты капитана могли быть обычным крыльцом дома. Для Софии имел значение человек внутри и то, что она собиралась ему сказать.
Сквозь ряд окон в дальнем конце в каюту струился яркий дневной свет, согревавший панели обшивки и гладкий край стола, за которым сидел капитан.
Он не поднял головы на стук матроса и только коротко произнес:
— Войдите, — и продолжил изучать разложенные перед ним бумаги.
— К вам, сэр, — сказал матрос, покряхтел и тихонько удалился.
Тут капитан, хмурясь, наконец поднял голову и, увидев Софию, замер, как будто от изумления.
— Здравствуйте, капитан Гордон, — спокойным, ровным голосом поздоровалась она.
Придя в себя, он встал, подошел к ней и с поклоном поцеловал ее руку. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы отбросить формальности даже в таких неожиданных обстоятельствах. Однако ее появление явно стало для него полной неожиданностью, что он и не пытался скрыть.
— Помилуй Господь, как вы сюда попали?
— Это было нетрудно, — солгала София. Она не рассказала ему ни о том, что ей пришлось придумать, чтобы миссис Малколм и Кирсти отпустили ее одну в город, ни о том, как рано она выехала из дому в съемном экипаже, ни о том, как непросто оказалось найти нужное место в порту. — Я узнала, на каком вы корабле, и нашла лодочника, который согласился меня перевезти.
— Я имел в виду, как вы попали сюда, в Лейт? Вы же были в Слэйнсе.
Она освободила руку.
— Графиня подумала, что перемена обстановки пойдет мне на пользу. Я уже несколько недель живу у ее друзей недалеко отсюда.
— Вот как. Это какие друзья?
Раньше София ответила бы ему, но не сейчас.
— Не думаю, что вы их знаете.
Капитан Гордон несколько мгновений пристально всматривался в ее лицо, а потом сказал:
— Присядем. Прошу.
Каюта являла собой образчик сугубо мужского жилища, однако не была лишена элементов роскоши: обитые богатой красной тканью кресла, серебряный поднос, сверкающий под набором из фарфоровых чашек и блюдец, расставленных вокруг стоящего посередине странного вида котелка с крышкой и носиком.
— Вы удачно выбрали время для визита, — заметил капитан. — Вчера я бы не смог вам этого предложить, но сегодня мой кок сторговался с одним голландским судном, недавно прибывшим из Ост-Индии и задержавшимся здесь, в гавани. Главная его добыча — коробка китайского чая, к которому он меня пытается пристрастить. — Взяв фарфоровый котелок, он налил из него в одну из чашек чистой коричневой жидкости. — Признаюсь, я по-прежнему предпочитаю виски, однако мне сказали, что пить чай входит в моду. Прошу. — Он протянул ей чашку. — Осторожно, еще горячий.
Она взяла чашку и посмотрела на окна, сквозь которые было видно потрепанный французский корабль, и все это было похоже на картину, написанную в честь победы в битве, которая каких-то два дня назад обагрила кровью эти воды. Напиток показался ей горьким.
Она сказала:
— Я удивлена, что у вас новый корабль.
— Да, «Эдинбург» не вынес тягот прошлой экспедиции. Вы наверняка помните мои слова о его надежности, — сказал он и улыбнулся, как человек, отпустивший шутку, понятную посвященным.
Но эта улыбка вдруг разозлила ее, и она не сдержалась.
— Я многое помню, капитан Гордон. Скажите, вы по-прежнему надеетесь, что король Яков произведет вас в адмиралы, когда вернется? — Она бросила ему вопрос с вызовом и указала на окно и французский корабль. — Думаете, он наградит вас за это?
Он не ответил, что только разожгло клокотавший в ней огонь.
— Как вы могли? После всего, что говорили графине и графу, как вы могли так поступить? Как вы могли так предать нас?
Сдержанным тоном капитан ответил:
— Я выполнял долг.
— Долг может требовать от вас оставаться на английской стороне и даже стрелять по французам, но это не оправдание всему. Не другой английский корабль, а именно ваш захватил пленника, и это, — выпалила она, — наверняка было сделано не по велению долга.
Какие мысли скрывались за устремленным на нее взглядом капитана, понять она была не в силах.
— Нет, — наконец промолвил он. — Это было сделано не по велению долга.
Встав с кресла, он глубоко вздохнул, повернулся и подошел к окну. Помолчав несколько минут, он заговорил:
— Если бы меня спросили, я бы сказал, что ни одним своим поступком не горжусь так, как горжусь тем, что сделал в тот день.
В его голосе зазвучала какая-то нотка, какая-то особенная интонация, от которой гнев Софии начал стихать. Но она не понимала смысла его высказывания.
Пока он не объяснил.
Человек его положения, рассказал он, в эти дни не имеет возможности выбирать, каким курсом двигаться, и он сделал все, что было в его силах. Пока мог, он поддерживал «Эдинбург» в непригодном для плавания состоянии и оставался на суше, надеясь, что за это время король благополучно вернется в Шотландию. Король не вернулся, и капитан Гордон получил новые указания: возглавить команду «Леопарда» и отправляться на север.
— И даже капитаны, — сообщил он Софии, — должны подчиняться приказам.
Прибыв к устью Ферта, он застал французские корабли под шквальным огнем англичан. «Леопарда» он по мере возможности держал в стороне и намеренно неуклюжими маневрами даже сумел развернуть свой корабль так, что прикрыл от огня своей же стороны уплывающего «Протея», дав ему возможность спастись.
— Но им я помочь был не в силах, — сказал он, глядя в окно на разрушенный французский корабль. — Ничто не спасло бы «Солсбери». Вы знаете, что когда-то он был английским кораблем? В свое время французы отбили его у нас. Он мужественно сражался, но, когда французский капитан развернул свою эскадру и взял курс на север, «Солсбери» пришлось встать в арьергард. Он выполнил свою задачу, защитил отход эскадры, и король спасся. Однако далось это дорогой ценой: корабль получил страшные повреждения, большая часть команды погибла. Они были обречены. Английские корабли нагнали его, и не помогло даже то, что два француза развернулись, чтобы помочь. Яростный бой не прекращался весь день и вечер, а потом, когда наступила ночь, французские корабли были вынуждены отступить, оставив «Солсбери» один на один с врагом.
