Набивной лед у Гогланда
Броненосец «Генерал-Адмирал Апраксин» на камнях у Гогланда и «Ермак»
Памятник, установленный в честь радиостанции А.С. Попова на острове Гогланд (сопка Попова) в 1954 г. Фотография К.Б. Стрельбицкого
Памятник, установленный в честь радиостанции А.С. Попова на острове Гогланд (сопка Попова) в 1968 г. Фотография К.Б. Стрельбицкого
Изобретение нашего кронштадтского ученого профессора Попова[191] получило во время работ у «Апраксина» практическое применение. Профессор Попов первый открыл способ телеграфирования без проводов. Маркони выступил после Попова, но в Англии образовалось общество с большим капиталом, которое не щадило средств на исследование и рекламу, тогда как А. С. Попов должен был ограничиться скромными средствами, которые в его распоряжение из любезности предоставлял Минный класс. Минувшим летом А. С. Попов мог располагать миноносцем, и удавалось делать сигналы на расстояние до 35 км. Когда «Апраксин» стал на камни у острова Гогланда, то требовалось связать этот остров с ближайшим жилым местом неподалеку от телеграфной станции на северном берегу. Расстояние оказалось 43 км. А. С. Попов, на основании своих предшествующих опытов, решил, что на такое расстояние телеграфировать возможно, и, как только «Ермак» доставил на Гогланд материальную часть, было приступлено к делу.
Для отправления и приема депеш без проводов надо поднять кверху проволоку. Обыкновенно ставят мачту, но можно поднять проволоку на змее. Опыты начались, как только мачта на Кутсала была поставлена, а на Гогланде применяли змей. Эти первые шаги великого открытия нашего соотечественника А. С. Попова так интересны, что я помещаю небольшое письмо, в котором он описывает, как было дело.
«15 (28) января, – пишет А. С. Попов, – при отправлении из Ревеля на Гогланд партии для устройства беспроволочного телеграфа было решено, что станция Кутсала будет отправлять каждый час депеши в несколько слов, а на Гогланде будут только принимать депеши с помощью змея, чтобы выбрать место, и уже тогда всю энергию направить на устройство станции.
К 18 января под руководством лейтенанта Реммерта[192] была закончена установка мачты и устройство станции на финляндском берегу. Я прибыл к этому времени в Кутсала, и с этого дня начали в условленные моменты работать отправительные приборы станции. Накануне прибыли в Котку, с большими затруднениями в пути, три офицера с броненосца „Генерал-адмирал Апраксин“ и сообщили, что мачта на Гогланде не может быть готова ранее, как через неделю. 18-го числа многократно была послана депеша о благополучном прибытии офицеров в Котку, и следующие дни станция продолжала посылать сигналы и ничего не значащие депеши. По условию, партия Гогланда должна была по получении первой депеши посылать по вечерам оптические сигналы прожектором и фонарями Миклашевского, но никаких сигналов в Котке усмотрено не было.
Я уехал в Кронштадт и снова вернулся в Котку 24-го прямо на станцию беспроволочного телеграфа. При входе мне сообщили радостную весть, что сейчас только в первый раз услышали работу станции Гогланд. На следующий день, 25 января, начался обмен депеш в обе стороны, а 26-го числа на Гогланде станция работала уже настолько отчетливо, что устроители ее капитан 2-го ранга Залевский[193] и ассистент Минного офицерского класса П. Н. Рыбкин[194] передали станцию нижним чинам телеграфистам и возвратились на „Ермаке“ в Ревель.
По возвращении в Петербург я узнал, что наша первая депеша о благополучном возвращении офицеров „Генерал-адмирал Апраксин“ была принята с помощью змея, пущенного с палубы „Ермака“, но посылавшиеся оптические сигналы не достигали Котки. Первая официальная депеша содержала приказание „Ермаку“ идти для спасения рыбаков, унесенных в море на льдине, и несколько жизней было спасено благодаря „Ермаку“ и беспроволочному телеграфу. Такой случай был большой наградой за труды, и впечатление этих дней, вероятно, никогда не забудется.
21 апреля 1900 г.
А. Попов».
В начале зимы, пока лед у Гогланда еще не окреп, корму «Апраксина» двинуло льдом к берегу, но потом лед кругом его настолько окреп, что защищал «Апраксин» от движений, которые были в море. Набивного льда у «Апраксина» было местами до 9 футов кверху и до 27 футов книзу. Вся эта масса была примерзшей к берегу и плотно прилегала ко всему судну. Лишь в носовой части сделаны были проруби для опускания водолазов.
Известия о положении «Апраксина» по телеграфу передавались во все концы России, и люди, никогда не видевшие моря, с нетерпением ожидали каких-нибудь известий. Вопрос о том, удастся ли спасти «Апраксин» или нет, занимал всех, и мне приходилось от разных лиц, незнакомых с морем, слышать категорические заявления, что «Апраксин» спасти не удастся.
Специалисты были менее уверены в своих мнениях, и, действительно, было бы рискованно поручиться за тот или другой исход. С наступлением тепла лед мог оттаять от берегов и начать двигаться. Такое обстоятельство угрожало броненосцу большой опасностью. Были завезены якоря для удержания броненосца на месте, но когда ветром начнет жать к берегу огромные поля, то якоря с их канатами окажутся ничтожным средством. При счастье могло случиться, что «Апраксин» остался бы цел, а при несчастных условиях его могло еще более подвинуть к берегу и увеличить повреждение его дна. По словам гогландских жителей, напор льда на Гогланд бывает так велик, что весь остров трещит. Это фигуральное выражение не может быть понято дословно, но оно показывает, что давление льда бывает весьма значительно.
По вскрытии льда броненосец оказался бы на морском берегу, совершенно открытом к востоку. Все ветра, начиная от N через Е к S своим волнением могли причинить вред корпусу; а в случае если ветер усилился бы до степени шторма, то могло произойти полное разрушение судна.
Опасность положения сознавалась вполне, и потому контр-адмирал Рожественский[195], заведывавший работами с конца января, не терял времени. Камень, который пронизал дно «Апраксина» и удерживал его от схода на свободную воду, был постепенно взрывами удален, и, наконец, 11 апреля на третий день Пасхи «Апраксин» сдвинули на 40 футов Об этом деле адмирал Рожественский телеграфировал следующее:
«11 апреля за кормой „Апраксина“ прорублена майна, длиной 20 футов; кормовые отделения затоплены, сколько позволяли пластыри. Двумя кормовыми цепными канатами, выбиравшимися паровым шпилем, шпиль на шпиль, тремя ручными береговыми шпилями и полном ходе назад своих машин, броненосец не подался, тогда присоединился „Ермак“ двумя шестидюймовыми стальными буксирами и легко стащил до края майны. После обеда майна удлинена еще на 20 футов, и броненосец подался до края уже одними собственными машинами, теперь ошвартовился на четыре якоря до приведения своего положения в полную ясность».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
