– Да я не в обиде, – сопел, конфузясь от избытка чувств, отставной майор. – Я ж понимаю… Столько лет…
– Дело есть? – смекнул сразу Смолинский. – Пойдем, я как раз в УВД еду, по дороге и потолкуем. – Обернувшись к часовому, наказал строго: – А ты бди! И чтоб муха не пролетела!
Полковник направился к милицейскому «форду», калившемуся на солнцепеке у ворот, и, пискнув сигнализацией, открыл дверцу, предложил:
– Садись, Андреич.
Самохин забрался в душное нутро машины, устроился рядом с полковником, севшим на место водителя, заметил, обмахиваясь капроновой шляпой.
– Часовой у тебя… странный какой-то.
– Угу, – согласился Смолинский, заводя двигатель. – Контуженый. Был в командировке, в Чечне, его там… шандарахнуло. По всем законам, списывать нужно по состоянию здоровья как негодного к службе… Да куда он пойдет? Пенсии нет, инвалидность копеечная, а у него семья, дети. На работу гражданскую не возьмут – дергается, забывает все… Вот пристроили пока дежурным на КПП, а там посмотрим…
– Да уж, достается вам, – посочувствовал Самохин. – Служба тяжелая, преступников уже на танках да на бэтээрах задерживать ездите, а куража нету…
– С куражом теперь туго, – согласился полковник, сняв с головы фуражку и швырнув ее на заднее сиденье. – Чаще так бывает. Выходим на группировку, начинаем братву пасти и, если все нормально получится, похватаем их да по клеткам рассуем – тут самое главное и начинается. Такой прессинг по всем каналам идет, что того и гляди самого рядом с ними посадят. И дело вроде сошьем как надо, и доказательства железные, а судья раз-два – и на свободу их, под подписку. И уже свидетелей, что на суде показания давать должны, нет. Тот передумал резко, тот вообще пропал без вести.
– Суд нынче гуманный, – поддакнул отставной майор. – Но не к жертвам, а к бандитам.
– Был бы гуманный – еще полбеды, он хоть и милосердно, да судит. А у нас – продажный. Мои опера таксу знают, какой судья и по сколько за отмазку преступника берет, а сделать ничего не могут. Оперативную информацию реализовать все равно не удастся. Так и работаем – по верхам. Статистика вроде даже неплохо выглядит, и судебная в том числе. За счет мелочовки, ворья да придурков-убийц ее поправляем. Ты на зоне давно был?
– С тех пор как в девяносто первом на пенсию ушел – ни разу, – сокрушенно вздохнул Самохин.
– Посмотрел бы, кто теперь на нарах сидит. Бомжи, пьянь безработная, наркоши… Серьезных воров – ни старых, ни новых там нет. Если и запихнем кого с трудами великими – так ненадолго. То амнистия, то условно-досрочное освобождение, то помилование.
– Оперативная информация на кого надо все равно накапливается, – многозначительно подмигнул Самохин.
– Накапливается, – согласился Смолинский. – Десять лет уже накапливается – да без толку.
– Может, еще сгодится?
– Может, и сгодится, да что-то не пригождается пока, – хмуро буркнул полковник, выруливая из узкой улочки на широкий проспект, и чертыхнулся, пропуская какого-то «чайника», разогнавшегося на разбитой, с бурыми пятнами ржавчины «Ниве».
– Ты, Коля, небось думаешь сейчас, зачем этот старый хрен пожаловал? – вкрадчиво начал отставной майор. – С просьбой я. Только не знаю, выполнима ли.
– Выкладывай, – кивнул Смолинский.
Самохин покосился на него с сомнением:
– Да уж не представляю, чего вы, рубоповцы, в теперешней ситуации можете…
– Кое-что все-таки можем, – обиженно подтвердил Смолинский. – Ты, Андреич, не крути, говори прямо – наехал кто?
– Вроде того, – согласился тот.
– Ну, это дело поправимое, – оживился полковник. – У нас недавно похожий случай был. Обратился один старичок, из наших отставников. У него шакалы какие-то квартиру вымогали. Дед одиноко жил, ну, братва вычислила и наехала. Мол, пиши дарственную, а мы тебе взамен халупку на окраине города… Я ребят послал, они разузнали, кто да что. Потом собровцы подключились. Ворвались на хату одну, где братки кайфовали, отмолотили крепко, двоих за наркоту закрыли. А главаря ихнего вывезли на мост, в наручники, рессору ржавую к ногам примотали – и в речку…
– Утопили?! – восхитился Самохин.
– Да не-ет, – улыбнулся Смолинский. – Попугали только. После того как он повисел над водой вниз головой, сам в реку побежал. Штаны отстирывать. – Полковник помолчал, потом добавил: – Но лучше бы его, шакала, в зону лет на пять спрятать. Эх, Андреич, нам бы только дали команду! В три дня с организованной преступностью бы покончили!
– Вон Сталин, – подметил Самохин, – он с Чечней-то быстро управился. В неделю усмирил. И, между прочим, почти бескровно. А сейчас уж который год пошел, как мы там кувыркаемся, народу перебили и нашего, и ихнего…
– Пятерых бойцов только наш РУБОП потерял, – хмуро кивнул Смолинский. – Один отряд постоянно там… порядок наводит, другой уже рюкзаки пакует, через неделю выезжает, на замену.
– Ты-то бывал?
– Шесть раз.
– Да-а… – неопределенно протянул отставной майор. – Кстати, о Чечне. Родственник у меня… дальний, так, седьмая вода нa киселе, но парнишка хороший. Воевал в десантных войсках и в плен попал. В мае этого года.
– Ну-ну? – насторожился Смолинский.
– А недавно дознался я через приятеля одного, что за него выкуп просят. Но не денежный, а… вроде обмена, что ли. Зэка-чеченца освободить. Он в нашей колонии, здесь, в Степногорске, сидит. Зовут его Иса Асламбеков. Говорят, будто РУБОП этим делом занимался, да что-то с обменом не вышло. Вот бы мне, Коля, узнать, где этот чеченский фраер, в какой зоне содержится и в чем там с обменом закавыка? Сам же говоришь – большая часть преступников на воле гуляет, освобождают их из мест лишения свободы по малейшему поводу, вот и обменяли бы одного на пацанчика? Подумаешь! Одним зэком больше, одним меньше, зато солдатика из плена вызволить – святое дело!
Смолинский рулил, смотрел сосредоточенно на дорогу перед собой, потом вздохнул сокрушенно:
– С тобой, Андреич, не соскучишься… Лучше б у тебя квартиру вымогали, честное слово!
– Что так? – огорчился Самохин, но полковник молчал. – Хорошая машина у тебя. Не «мерседес», конечно, я на нем катался недавно, но тоже ничего. А в личном владении небось покруче транспорт имеешь? С твоими-то возможностями!
– Это с какими возможностями? – строго глянул полковник.
– Ну-у… всякими… – невинно поднял глаза к небу Самохин.
Смолинский усмехнулся криво:
– Понял я, на что ты, старый «кум», намекаешь.
– Думаешь, и я скурвился? Нет у меня личной машины. Деньги коплю.
– На что?
– На взятку. Младшей дочери в институт поступать. В юридический готовится, а туда без денег сейчас и соваться не стоит. Знаешь, какой там конкурс?!
– А если арестовать взяточников-то?
– Так мы все наши институты без профессорско-преподавательского состава оставим!
– Тогда попугать! – азартно предложил отставной майор. – Схватить главного… Ну, который за приемные экзамены отвечает, привязать ему ржавую рессору к ногам – и на мостик. Дескать, либо вы принимаете в институт абитуриентку такую-то, либо мы вас – в речку. Тихо, без всплеска…
– Нельзя, – с веселым сожалением помотал головой Смолинский. – Это ж интеллигенция! Такой за сердце схватится – и привет. Инфаркт. Натуры тонкие… Хотя, если подумать, тоже сволочи.
Самохин закивал согласно и, невзначай будто, напомнил:
– Дочку ты, значит, в институт пристраиваешь, а с пацанчиком-то, с солдатиком пленным, как? Пусть в рабах у благородных горцев остается?
– Ты даже не представляешь, Андреич, сколько всего вокруг этого дела накручено! – сдался наконец Смолинский. – Поделюсь кое-чем по старой памяти, но при одном условии: чтоб все между нами осталось.
– Я ж всю жизнь на оперработе, – напомнил Самохин. – Служебную тайну хранить умею.
– Тайны теперь другие пошли. Раньше за их разглашение можно было взыскание схлопотать, а то и срок по статье, а теперь – пулю от киллера…
Полковник остановил «форд» перед светофором, покрутил головой, оглядываясь по сторонам, будто опасаясь, что в рычащих нетерпеливо слева и справа разномастных автомобилях кто-то прислушивается к их беседе.
– Дело пока так прорисовывается, – начал Смолинский, тронув машину на зеленый и держась за руль одной рукой, другой нащупал между сиденьями примятую пачку «Явы». – Года три назад начали в нашей области предприниматели пропадать. Не самые крутые, конечно, так, средненького пошиба. Случалось такое один-два раза в год, так что мы сперва даже связи между этими похищениями не заметили. Тем более, что первые двое через три месяца вернулись. Мы начали их трясти: что да как? – Молчат как партизаны. Ну, это дело в бизнесе обычное: задолжал мужик партнерам, те его прихватили и держали где-то, пока должок не вытрясли… Всего таких пропаж, как мы установили, семь было. И вот на третьем случае родственники к нам обратились и видеокассету передали. Сидит наш степногорский бизнесмен в цепи закованный и выкупить себя умоляет. Антураж на пленочке соответствующий – бетонные стены, мордовороты в масках и камуфляже, с пулеметными лентами через плечо, пинки, затрещины. Потом уши отрезанные… пальцы… В общем, картинка не для слабонервных. Наши ребята, естественно, подключились. Там деньги неимоверные запрашивали – миллион долларов, полмиллиона. Родственники, чтоб хоть половину собрать, в пух и прах разорялись, по миру шли… Короче говоря, агентура наша через чеченскую диаспору на щукинскую братву вышла. Ты про Щукина-то младшего слыхал? Папаша его в Госдуме заседает, а сынок здесь орудует…
