«Совсем свихнулся спецназовец», – решил он, опасаясь, не началась ли у героя кавказских войн заурядная белая горячка. Однако окликнуть приятеля все-таки не решился, остался стоять в сенцах, вспоминая, чем можно вылечить эту напасть в домашних условиях.
Прилипший к стене Ванька опять показал ему рукой, и Новокрещенов легко разгадал смысл этот жеста – уходи, мол. Отступив на шаг вглубь сеней, он топтался раздраженно – ишь, детские игры в «войнушку» затеял, а в уборную с утра, между прочим, особенно сильно хочется. Терпежу нет.
Он совсем было решил плюнуть на странные Ванькины маневры и отправиться с дощатой будочке по неотложным делам, когда заметил, что приятель опять присел и ловко, касаясь земли непропорционально длинными руками, по-обезьяньи пробежал вдоль стены, стараясь быть невидимым из окна, потом пересек стремительным броском открытое пространство двора, и, подскочив к Новокрещенову, бесцеремонно отпихнул его подальше в сени.
– Ты чего, боец, совсем с катушек съехал? – возмутился Новокрещенов.
– Не, док. Извини, – возбужденно задышал ему в ухо Ванька. – Тут дело такое. Соседей наших, чучмеков, два каких-то ухаря, видать, из блатных, прижучили. Хозяина… как его…
– Алика?
– Во, Алика, к стулу веревками привязали и поставили посреди комнаты, как памятник Чайковскому
– Кому? – не понял Новокрещенов.
– Этому, компанзитору… Он же сидит, на памятнике-то… Я в Москве видал.
– Тьфу ты! Не морочь голову, объясни толком. При чем здесь Чайковский?
– Так я ж и говорю! – блестел глазами Ванька. – Алик сидит привязанный, а ребятня его и бабы на полу в угол забились, воют от страха. У тех, двоих, базар с Аликом нехороший идет. Я уши-то навострил, просек. Они на него наезжают – плати, мол, что должен. Один стволом угрожает, другой ножом горло щекочет. Я вот что придумал…
– Нечего тут придумывать, – перебил его Новокрещенов, – дуй к телефону-автомату, он возле остановки автобусной, и вызывай милицию. Пусть приезжают и разбираются.
– Не-е, док, – решительно мотнул головой Ванька, – щас я их сделаю. Ты туточки посиди, я сам управлюсь.
– Брось, – скривился Новокрещенов. – Алик водкой самопальной торгует, а может, и наркотой. И эти такие же… Не поделили чего-то, а мы-то при чем?
– Как же, док? Так нельзя! Он же сосед наш, какой-никакой. Выручать надо.
Ванька с укоризной глянул на Новокрещенова, и тот отвел глаза, пробормотал пристыжено:
– Я что? Я ж не против. Ты говоришь, у них пистолет, нож. А я не Джеймс Бонд, чтоб такой братве руки крутить. И тебе не советую. Грохнут тебя… Было б ради кого жизнью рисковать… А то ради Алика…
– Да ерунда, управлюсь, – беззаботно отмахнулся Ванька. – Ты, главное, тихонько сиди, я, как время придет, – свистну.
– Ага, – взяв себя в руки, усмехнулся Новокрещенов, – ты справишься… Как тогда с дачниками… Повяжут бандиты тебя, усадят рядом с Аликом, а мне вас освобождать… Не пойдет. Давай вместе. Говори, что делать. Ты же у нас спецназ, тебе и карты в руки.
Ванька глянул остро, с прищуром, голубые глаза его льдинками царапнули по лицу Новокрещенова, будто пробуя на крепость, оценили, опять расцвели безмятежными васильками.
– Ладно, док. Вдвоем-то, конечно, сподручнее. Но я их и один запросто сделаю! Не люблю, когда оружием шуткуют. Взял в руки – так мочи, а не выпендривайся, особливо перед бабами да ребятенками… Мне б сейчас любой ствол с парой патронов, я б эту блатату, не целясь, положил… – Ванька осторожно, одним глазом, выглянул за дверной проем, прикинул что-то в уме, шевеля губами. – Толкуют пока… Расклад, значится, такой. Я первым двинусь, а ты, док, за мной. Как увидишь, что я на крыльцо поднялся и дверь в ихний дом открываю, считай до тридцати. А потом… – Ванька пошарил взглядом вокруг, вытащил из угла сеней пропыленную бутылку из-под водки, подал Новокрещенову. – На, ею забуздыришь вон в то окно, в среднее. Чай, не промахнешься? Близко только не подходи, а то шмальнут по тебе из шпалера с перепугу.
– Прямо в стекло бросать? – недоверчиво взвесил в руке грязную посудину Новокрещенов.
– Ну да! Эти двое на звон стекла среагируют, обернутся, а тут я в комнату заскочу и обоих вырублю.
– Чем? Голыми руками?
– А то! – фыркнул Ванька. – Чем же еще? Я ж говорю, был бы ствол, давно б все сам порешал. И не стал тебе голову морочить, операцию разрабатывать. Щелкнул бы через окошко обоих – и все дела… Да не боись, док, я их одной левой. Ты, главное, шумни…
– -А если входная дверь закрыта? – с волнением спросил Новокрещенов, уже охваченный азартом предстоящей схватки. Он-то ведь тоже парень не промах! Как ловко третьего дня двух шакалов у ларька отоварил!
– Приоткрыта дверь, я засек. Там щелочка есть. Ты пока до тридцати досчитаешь, я зайду тихонько, примерюсь. А как бутылкой шваркнешь – вперед. Всего и делов – двух лохов парой оплеух вырубить. Это ж не моджахеды хоттабовские. Так, быки тупорылые. Серьезных пацанов долги трясти не посылают… Ну, я пошел. Действуй, как обусловились!
Ванька четырехного скакнул по двору, взлетел на крылечко, обернувшись на миг, показал Новокрещенову кисть, загнул палец – один, второй – считай, мол, потом, взявшись обеими руками за ручку двери, потянул ее на себя и вверх.
«Чтоб петли не скрипели!» – догадался Новокрещенов, и видя, как втянулся пестрым ужом Ванька в дом, принялся считать судорожно, стараясь не частить и не сбиться: «Один… два… три… тридцать…», задохнулся от волнения, с всхлипом втянул в себя воздух и, ухватясь покрепче за скользкое от вспотевшей ладони бутылочное горлышко, не прячась, как отчаявшийся солдат на вражеский танк, пошел на одеревеневших вдруг, негнущихся ногах к заветному окну.
Остановился в десятке шагов, замахнулся и, с ужасом сообразив, что может не попасть на таком расстоянии в стекло, бросился вперед, заорав дико:
– А-а-а!
И с дистанции вытянутой руки наверняка швырнул бутылку в стекло, которое взорвалось у лица, сыпанув осколками. Увертываясь от них, Новокрещенов присел, закрыл глаза рукавом. А в доме что-то грохнуло, завизжали дети.
Новокрещенов, на Ванькин манер, сшибая коленки, пронесся на четвереньках под окнами, запрыгнул на крыльцо и, распахнув пинком дверь, ворвался в сени. Заплутавшись в полумраке, ткнулся сперва в темный чулан и тут услыхал голос Ваньки:
– Ты где, док? Заходи, готово! Сориентировавшись, Новокрещенов бросился в другую сторону, рванул тяжелые плюшевые занавески при входе и оказался в просторной, по-восточному пустоватой комнате с коврами на стенах и полу. Оглядевшись, увидел прежде других Ваньку – живого и, кажется, невредимого. Потом Алика, привязанного к стулу веревкой, пересекавшей крест-накрест его жирную грудь. Физиономия соседа напоминала перезрелый, лопнувший помидор, истекающий томатным соком. Налетчики успели-таки изрядно потрудиться, выколачивая из Алика заработанные неправедным путем денежки.
Шумное семейство уже ожило, заквохтало, но приблизиться к эпицентру разыгравшегося здесь секунду назад сражения не решалось, кучковалось в углу на возвышении, вроде нар, заменяющим им кровать.
Двое здоровенных парней скрючились на полу и походили выпуклыми шарами мышц на набитые арбузами матрасовки. Один, сложившись вдвое и прижав руки к животу, подвывал, уткнувшись лицом в грубый коверный ворс, другой, лежа на спине, спал будто, часто дыша и с хлюпаньем выпуская из носа кровавые пузыри.
– Круто у тебя, док, получилось! – восторженно похвалил Ванька. – Так дребалызнул в окно, что даже я ждал, и то вздрогнул. Прямо отвлекающая свето-шумовая граната бабахнула. А эти, – он пренебрежительно кивнул на лежащих парней, – аж подпрыгнули. И рыла в твою сторону своротили – чегой-то там? А я тут как тут! Приложил одного, и сразу – второго. Как в спортзале. Они, кажись, даже и не поняли, кто их выхлестнул. Вон об того быка аж руку отшиб. Здоровый, гад, а я с этой пьянкой чуток форму подрастерял…
Ванька потряс правой рукой, пошевелил пальцами, дунул на кулак и, высунув язык, старательно облизал сбитые до крови костяшки.
– Во, блин, кожу ссадил. А раньше кулаки – как копыта были. По шесть кирпичей в ряд колол – и хоть бы хны!
– Аи, Жора-джан! – щуря заплывшие кровоподтеками глаза, подал голос Алик. – Твой друг меня выручаль, бакшиш за мной – мамой клянусь! – Он силился растянуть разбитые губы, кивал и, судя по всему, был непробиваемо счастлив.
Новокрещенов указал на поверженных бандитов:
– Ас этими что теперь делать?
– А чо?! – пожал плечами Ванька. – Щас очухаются, ноги в руки, и тикать… Ты лучше глянь сюда, какой я трофей добыл!
Он протянул Новокрещенову револьвер – вороненый, с длинным, как у героев фильмов-вестернов, стволом, неожиданно тяжелый и удобный в руке.
