— Гордый, — похоже, его реакция норину ничуть не обидела, даже вызвала уважение. — Настоящий норн. Симпатичный. Похож на отца. Что ж, мои поздравления виконту! К сожалению, в силу обстоятельств, не могу высказать их лично, так что, будь добр, передай.
Только сейчас обратив внимание на буравивший её затылок мой взгляд, она лениво поинтересовалась:
— Тебе доверили его выкармливать? Хорошо справляешься, на вид ребёнок здоровый — значит, своего отобрали. Или умер? Ничего, не велика потеря, быстро ещё одного родишь, хотя, зачем плодить скен?
— Я его мать, моя норина, — не удержалась я.
— Вот как? — её брови удивлённо поползли вверх. — Уютно устроилась в жизни, сучка. Слава Небесным заступникам, в ребёнке ничего от тебя нет, а то виконт стыда бы не обобрался, если бы ему наследовал полукровка. Да и сын бы всю жизнь мучился сознанием примеси грязной крови, рано или поздно догадался, что виконтесса Тиадей ему не мать. А так о тебе он даже не вспомнит. Так что наслаждайся тем недолгим временем, пока можешь называть его сыном.
— Вы ошибаетесь, моя норина, — прежде, чем я успела подумать, вырвалось у меня.
— Неужели? — сладко улыбаясь, она обошла вокруг коляски и встала рядом со мной. — Глазки-то опусти, рабыня, я тебе не ровня. И поклонись. Сначала мне, потом своему сыну, своему будущему хозяину. А что, вдруг ты ещё лет через двадцать будешь ещё на что-то годна? Хотя нет, тебе же будет за сорок, кожа обвиснет, фигура расплывётся от частых родов… Будешь мыть полы и стряпать на кухне, блевотину после пирушек сына подтирать. Разумеется, уже не как торха. Торха — это пока в постели приятно, пока молодая. Сомневаюсь, чтобы ты была там так хороша, чтобы через тройку лет виконт не захотел купить себе новенькую. Или ты, дурочка, вообразила, будто что-то значишь для него? Побойся богов, деточка! Ему когда-то надоест тебя иметь и делать тебе детишек, и всё, сказка кончится. Мой тебе совет, зелёноглазая: за собой следи, чтобы всё упругое было, приятное на ощупь, глаз радовало, и стони погромче, когда хозяина ублажаешь. Этому, кстати, поучись: не в том уже возрасте, чтобы одной смазливой мордочкой брать. Да и после родов тело уже не то…
Мне захотелось ударить её, влепить пощёчину этой самодовольной, плюющейся ядом стерве, заставившей меня поклониться себе и, будто случайно, успевшей вырвать у меня пару волосков. Но я догадывалась, что она меня провоцирует, ожидает бурной реакции, хочет, чтобы я ударила её на глазах слуги виконта, чтобы потом с чистой совестью требовать моего наказания. Поэтому я кусала губы и молчала, не позволяя злости выплеснуться наружу.
Я не желаю получить из-за норины двадцать ударов плетьми, а то и больше, если расцарапаю ей лицо. А как мне этого хотелось!
За что же она меня так ненавидит, не из-за хозяина же! Не насколько ведь он ей нравился, чтобы так болезненно перенести разрыв. У неё, конечно, больное самолюбие, как и у большинства араргских дворян, и денежного содержания она из-за меня лишилась. Судя по злобе, новый любовник, если есть, не так знатен и богат. И обручального кольца на пальце я не вижу — не замужем.
Но, как ни прискорбно, кое в чём Доррана права: моё положение шатко и целиком и полностью зависит от воли хозяина. Пока сын мал, пока я молода и привлекательна, он будет обо мне заботиться, а потом всё разом закончится. Сына отберут, отдадут Мирабель, меня — в вечные служанки. Не знаю, как поступают с надоевшими, постаревшими торхами — быть может, меняют статус на хыр, обыкновенных рабынь? Я об этом ничего не читала и, честно говоря, впервые задумалась.
А действительно, что с ними происходит?
В постели хозяина давно будет новая, юная и хорошенькая, она же станет прислуживать ему, потому что прикосновения нежных рук во много раз приятнее. Детей я рожать уже не смогу (или они успеют надоесть норну) — какой от меня толк? Убирать со стола, чистить ковры, вытирать пыль? Или присматривать за хозяйскими детьми, выполняя все их капризы? Буду их личной служанкой, буду водить собственного сына в школу, для которого я превращусь в прислугу. А мои дочери, если таковые родятся, станут сызмальства помогать гладить, чистить, готовить. Они-то останутся со мной, только их в любой момент могут отобрать от меня, продать, подарить, отправить куда-то учиться, а затем работать.
Стало тошно и грустно. Не желала я себе такой жизни, но именно такая мне предстояла.
Норина, так и не дождавшись ответа, удалилась. Довольная — если не удалось причинить физическую боль, то хотя бы унизила, смешала с грязью. Это ей с лихвой удалось — я ощущала себя ничтожеством, бесправной тварью, которая, как её ни наряжай, всё равно остаётся рабыней. А все эти подарки, драгоценности… Очень умно — дарить их торхе, всё равно не уйдут из семьи. Я собственность виконта Тиадея — значит, они тоже принадлежат ему, если только не успею продать. Но опять-таки — на что я потрачу деньги, и как он к этому отнесётся?
Доррана права, напомнила о том, что всё ложь, сладкий дурман, признанный заставить поверить, что и в рабстве хорошо живётся. Но каким бы ни был ошейник, он всё равно давит горло.
Решено: беру сына и пытаюсь выбраться из этого проклятого королевства! Норну не составит труда купить себе другую девочку и произвести на свет нового наследника. А я не желаю жить по его правилам, не желаю, чтобы мой ребёнок через четыре года стал для меня чужим, отдавать его Мирабель.
Хозяин, конечно, будет нас искать, но как-нибудь выкарабкаемся. С помощью Тьёрна. Он поможет нам, я сделаю всё, чтобы помог. И заплачу ему любую цену за свою свободу и свободу выбора жизненного пути своего малыша. Я не желаю, чтобы мой Рагнар превратился в типичного араргского норна, а отец вырастит его именно таким. Потому что иначе не сможет. Получится такой же Наездник, рабовладелец, у которого тоже будет торха… В этом королевстве иначе нельзя.
Да, в незнакомом мире Рагнару придётся тяжелее, зато никто не привьёт ему двойную мораль.
А волосы… Не во всех королевствах и княжествах на него из-за них будут косо смотреть. Мы их коротко пострижём, а потом перекрасим, если потребуется. Да и под солнцем тёмные кончики, если они будут такими, как у отца, выгорят. Сейчас же ещё не так заметно, волосиков у нас мало, и они такие тонкие, шелковистые…
Не переживай, малыш, у тебя будет папа. Во всяком случае, мама надеется, что она выйдет замуж. По собственной воле. Надеется, что когда-то полюбит, будет чувствовать себя счастливой, окружённой теплом, лаской и заботой.
Тогда я впервые подумала о Тьёрне. Всё это он мог бы мне дать. Я видела, что он влюблён, а если он мне поможет, то в Арарге его будет ожидать строгое наказание. Более того, его казнить могут. А я не переживу, если из-за меня убьют человека. Мне тот несчастный хыр долго в кошмарных снах снился, а ведь его только высекли и не изуверски, не на площади Слёз, под крики толпы раздирая плоть, обнажая кости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
