«Лучеметом, — подумал Кир-Кор. — Почему не пришла ему в голову мысль хотя бы о динаклазерах?.»
— Боюсь, Агафон, реверс медали еще непригляднее, чем мы себе представляем. Как я понимаю, наше дело дрянь. Потому дрянь, что в нас внедрили оружие гнева.
— Нет! — протестующе поднял руку экзарх. — Извини, Кирилл, я с тобой не согласен. Я понимаю это иначе.
— Тогда поделись пониманием, Агафон. Совершенно ясно, что мой разум не подготовлен к взаимодействию с великим разумом Ампары.
— Вот с этого нам с тобой и надо начинать. — Экзарх успокоился. — Ну сам подумай, разве большой разум может позволить себе дать во владение малому Оружие Гнева?! Ты дал бы оленю гранатомет для брачного поединка?
— Оленю для брачного поединка я дал бы что-нибудь другое, не уводи нашу тему с фронта на фланги. Я не тянул тебя за язык — инициацию ты сам назвал оружием и со свойственной тебе меткостью попал в точку. Но если это не оружие гнева, то сделай милость, назови его по-своему. Я буду ждать с нетерпением, настолько мне любопытно.
— Охотно отвечу, — сказал Ледогоров. — Только что на Большой Экседре философы назвали его Оружием Возмущения Духа. Я разделяю мнение двухсот своих коллег.
— В массе своей коллеги твои разбежались, едва учуяв мое приближение, — заметил Кир-Кор.
— Не осуждай их за это — к условиям новой ситуации людям надо привыкнуть. И все-таки они поняли главное: скрытая в тебе неизвестная нам звездная сила была приведена в действие не гневом, но возмущением духа.
— Иносказание иноимени. — Кир-Кор сунул руки в карманы.
— О нет, разница тут есть! И довольно существенная… Исполни, пожалуйста, две мои просьбы.
— Охотно. Первая?
— Поскольку наша беседа приобрела философский оттенок, мы с тобой обязаны руки держать на виду.
— О, моветон, конечно, ты уж меня извини!..
Кир-Кор вынул руки из карманов. (И обнаружил вскоре, что найти рукам применение в условиях аскезы этой философской цитадели решительно невозможно.)
— Спасибо. — Ледогоров благодарно кивнул. (Лично у него никаких проблем с карманами не было — латиклавия не имела их вообще.) — И вторая просьба: по старой дружбе выслушай без обиды одно мое критическое замечание.
— Ну… если только одно.
— Я уже давно заметил, Кирилл… тебе свойственно путать близкие по эмоциональной окраске, но разные по смыслу понятия. Ты почему-то легко уравниваешь между собой гнев и возмущение духа, хотя знака равенства между ними нет.
Гнев отрицателен — он выжигает дыры на теле цивилизации. Возмущение духа созидательно, ибо восстанавливает попранную справедливость. Усиливать чем-нибудь гнев — преступно. Усиливать возмущение духа — значит усиливать созидание. По-моему, усвоить это нетрудно.
Кир-Кор развел свободными от карманов руками:
— Как тут у вас говорят — из уст фундатора!..
— Удовлетворен?
— Нет, погоди. Вот сказано тобой: «Усиливать возмущение духа — значит усиливать созидание». А что значит — усиливать созидание? По-твоему, кентаврированный возмущением моего духа Студент-Академик, остеклененные громилы Мокрец и Гурман и эруптированный на соседнее небесное тело пейсмейкер — все это мой скромный вклад в благое дело всеобщего созидания?
— Несомненно, Кирилл. Потому что лечение больной цивилизации можно и нужно считать созиданием. Уже завтра каждый мерзавец на этой планете будет знать, что Возмездие найдет его еще при жизни. И ни одному крупному негодяю уже не поможет паутина ханжеских заверений, что действовал он будто бы в интересах ближних своих или даже в интересах всего человечества.
«Да что же это за феномен такой — человечество?! — подумал Кир-Кор. — Оно что, совсем не видит своих интересов? В конце концов, ведь не все здесь слепцы!..»
— Зрячих много, — печально проговорил Ледогоров. — Но толпы слепцов выбирают себе в поводыри не тех, кто зовет на прием к окулистам, а тех, кто сладкими голосами приглашает в сторону пропасти. Мы сто с лишним лет делали все возможное, чтобы усилить энергию зрячих и ослабить энергию сладкоголосых лжецов, весело увлекающих цивилизацию к суициду.[26] Силы были неравны, ты сам это видел. Понятно, чем бы все кончилось, если бы не спасительный акт доброй воли Ампары…
— То бишь — Оружие Возмущения Духа.
— Да. Ты первый получил его, поскольку первый достиг зоны локона возвратного времени. То есть — зоны соприкосновения нашего Настоящего с миром нашего Будущего — миром Ампары.
— Первым был Олу Фад, — дал Кир-Кор приоритетную справку.
— Похоже, твой погибший товарищ нашел только зародыш… или один из зародышей зоны Локона, — возразил Ледогоров. — Приоритет открытия локона Ампары принадлежит тебе. Хотя, как ты знаешь, моих коллег одолевали кое-какие сомнения относительно твоей инициации и ее природы. Лишь после того, как все увидели Аксиор, пробивший крест-накрест кавасу в колонне цирхауза, факт благоволения Ампары стал очевидным.
— Аксиор?
— Зеленый меч, которым ты бескровно победил зомбированного магистра.
— Зеленый меч оказался у меня в руке чисто случайно — я выдернул из ячеи кассетника первое, что попалось под руку.
— Странный меч, правда? Цветом сталь напоминает малахит, но остра, как легендарный орихалк атлантов. Никто не знает, откуда в коллекции Григория Квашнина появился уникальный клинок. Каких времен, каких племен?.. О нем ничего не известно, кроме собственного имени. Аксиор значит «Достойный». Кто и когда дал мечу это имя — тоже никому не известно. Из тысяч единиц оружия для рукопашного боя под руку тебе попался именно Аксиор. Или лучше сказать — твой омен, знак того, что Оружие Возмущения Духа дано во владение Достойному.
«В цирхаузе под руку мне попадался не только мой омен», — подумал Кир-Кор тайком от экзарха.
«Но победа все же застала тебя с Аксиором в руке, — резонно заметил внутренний голос. — Приглуши свой сарказм, ибо слишком уж часто поток происходящих с тобой событий впадает в русло ожиданий философов школы Ампары».
Фундатор добавил:
— Меч — оружие витязей. Оружие Возмущения Духа должно быть оружием мудрецов.
Последняя фраза Ледогорова показалась Кир-Кору проблеском надежды. Он ухватился за мысль фундатора:
— Очень логично! По-видимому, мне случилось стать лишь передаточным звеном в деле довооружения мудрецов!
— Алчешь свободы…
— Ты ободрил меня, Агафон, обнадежил. Если верна твоя мысль — я свою миссию выполнил! Посредством инициации я передал вам, мудрецам, серьезное оружие из рук в руки. С искренним сочувствием вашему делу желаю вам и вашей мудрости на вашей планете серьезных успехов.
Грустная усмешка тронула губы экзарха…
— Я понимаю твою внезапную эйфорию, — проговорил он, — однако…
— Однако?..
— Пожалуй, она преждевременна.
— Неужели?
— Думаю, да.
— Это меня огорчает, — признал Кир-Кор. — А почему ты так думаешь? Разве я не свободен в своем выборе?
— Ты не свободен от собственной мудрости.
— Моя мудрость!.. Это внове для меня.
Ледогоров остановил взгляд на переносице собеседника:
— Тогда ответь мне — что для тебя мудрость?
— «Что он Гекубе, что ему Гекуба?..»[27] — пробормотал Кир-Кор, скрывая легкое замешательство. — Мудрость — это прежде всего богатство жизненного опыта.
— Любой мерзавец вполне может иметь богатый жизненный опыт, — заметил фундатор.
— Пардон, я забыл добавить сюда многознание! Атрибутика мудрости — ученость в сочетании с богатым жизненным опытом.
— Мудрым может быть и малограмотный старик пастух, — не согласился фундатор. — Мудрым может быть даже отрок.
«Ну почему я раньше так мало размышлял над простыми вещами!» — сам себе удивился Кир-Кор.
— Всех обладателей мудрости объединяет общая черта натуры, — подсказал Ледогоров. Однако этой «общей черты» не назвал.
— Совесть! — понял Кир-Кор.
— Конечно, — подтвердил экзарх с глубоким спокойствием в голосе, будто речь шла о чем-то совершенно очевидном. — Мудрость — это ум, воспитанный Совестью. И ничто другое.
Кир-Кор ощутил неловкость перед философом. Неловкость, переходящую во что-то очень похожее на облегчение.
— Извини меня, Агафон, наговорил я здесь несуразностей про миссию, передаточное звено, свободу… Теперь я вижу, что ломился в незапертую дверь. Мне совестно, что… «перед нею я совершенный был дурак со всей премудростью моею».[28]
— Не огорчайся. Это лишний раз напомнит тебе, Кирилл: ни одна дверь в нашем экзархате перед тобой не заперта.
— Спасибо, фундатор.
«Бим-бам, пи-пью-фьюить», — прозвучали сигналы. Звук исходил от столешницы инкрустированного перламутром стола.
