Обнимая рыдающую женщину, монолит их власти и их опору, прекрасно понимал - теперь ничего как раньше не будет. После слез, когда проведут церемонию погребения, каждая из них задастся вопросом: что теперь и куда теперь? Император умер, наследник взойдет на престол пройдя коронацию. Сменилась власть, сменится она и в гареме. И каждая из этих женщин глубоко задумается, кем их заменят. Каждая из них привыкла к своей нише, к своей власти, к своей главе гарема. Что будет теперь?
Сато и сам не знал, что будет теперь. У наследника есть Тенаар, есть несколько жен и дети. У наследника есть гарем и в нем есть свои политические жены, женщины что готовы занять свои законные места. Что будет теперь? Сато не знал, не хотел думать об этом в этот момент, успокаивая-убаюкивая императрицу Анаман Вельжена Сейсар. Женщину монолит, женщину опору всему гарему, которой сейчас самой очень нужна поддержка. Очень нужна опора и теплое плечо, дабы можно было опереться и просто поплакать, как обычная женщина.
Когда первые слезы истерики были выплаканы, а леди смогли немного успокоиться, их рассабили по кушеткам. Саит разлила по чашкам успокаивающий чай на травах. Вальма и Изра осторожно передавали чашки бледным женам покойного императора. Они все сидели всё в той же зале, только круг кушеток сблизили по приказу Тенаара. Он, как и его служанки, являл собой монолит спокойствия, уверенности и, как ни странно, ощущения защищенности.
Женщины, сидевшие в его присутствии, пили чай и немного приходили в себя после истерики, что им довелось испытать, троекратно усиленной эффектом компании, когда плачет твоя соседка также навзрыд, как и ты. Из слуг были только трио Тенаара. Других эти три хищницы просто выгнали и закрыв двери приказали никого не впускать. Приказ был исполнен, и даже чай просто подвезли к двери, а охрана у двери вкатила столик, когда слуги отошли метров на семь.
Минуты текли медленно, размеренно, неторопливо. Никто не пытался начать разговор, тяжело было всем без исключения. Тенаар же никого не торопил, прекрасно видя и понимая, что сейчас творится с этими женщинами. В такой тишине они пробыли довольно долго. Молча, приводя свои мысли в порядок, осознавая произошедшее здесь, в этой зале.
- Господин Тенаар, - подала тихий голос императрица, стиснув в руках чашку, - я благодарна вам за этот жест понимания.
- Это не тот поступок, за который стоит благодарить. - Сато осмотрел ее и мягко улыбнулся. - Я просто прекрасно понимаю, что такое потерять часть своей семьи, которую ты любишь. И, - он осмотрел всех женщин, - повторю еще раз: на семь дней вы не политики, не политические жены. Вы просто женщины, что потеряли мужа. Все вопросы с подготовкой к церемонии прощания я беру на себя. Нет! - поднял руку в останавливающем жесте, когда императрица хотела возразить. - Не надо доказывать мне и окружающим свои волевые качества. Не надо. У вас есть время прийти в себя, хоть немного успокоиться. Никаких дел. Даже те, что кровь из носу, будут происходить без вашего участия.
- Господин Тенаар, но у нас… - начала было Анаман и ей тут же на губы лег палец.
- Нет, Анаман. Сейчас и до истечения седьмого дня, империя обескровлена. Нет императрицы, нет политических жен. Есть только супруги императора Нуоко Маин Норанто, ныне покойного. У Вас нет права лишать саму себя ПРАВА быть женой в этот тяжелый момент. Вы станете вдовой за семь дней, выплеснете всю свою боль, все что сможете, ибо империю уже лихорадит. И Вы прекрасно осознаете насколько сильно будет это лихорадочное копошение. - Убрал руку от ее лица. - Семь дней, леди, у Вас у всех есть они. Никаких дел, никакого шевеления. Легио замирает на семь дней. На семь дней траура, грусти и слез.
Анаман опустила глаза. Сейчас она еще не понимала, что произошло. Вернее, не осознала. Потерять императора, так внезапно, так мгновенно… это очень страшно. И Тенаар. Подняв на него глаза, в который раз поражаясь его выдержке и одновременно с этим настолько глубокому состраданию и пониманию, Анаман была готова закричать ему на ухо: кто же ты такой, Тенаар?! Кто?! Как ты способен быть таким, где ты берешь силы?! Откуда в тебе столько ярких и разных эмоций, как ты можешь быть незримым инородным куском дворца империи Легио, и быть его самой сутью. Кто ты? Расскажи! Открой секрет!!!
Анаман опустила глаза и отпила глоточек успокаивающего настоя, что заварили вместе с самым умиротворяющим чаем на планете. Даже это продумал. Пришел горой спокойствия, заставил их всех вспомнить, что они женщины и надавить на самое больное место, но ласково, не ломая, лишь помогая. Сидя рядом с ним, таким теплым, источающим энергию умиротворения, спокойствия и заботы, императрица, словно мантру, повторяла про себя:
"Благодарю тебя, ты спас всех нас."
Они сидели в той зале еще достаточно долго, после чего Тенаар вызвал приближенных слуг правящих жен и велел им отвести дам в их вотчины, принять ванну с маслом эки, что прекрасно расслабляет, сделать им массаж и уложить спать. Служанки заворковали вокруг своих хозяек, "разобрали по рукам" и развели по разным углам. Анаман отводила Делла, которая была проинструктирована Тенааром.
Когда в зале никого не осталось, он выдохнул, осмотрел кушетки и нервно передернув плечами, быстро покинул залу плача. Стремительно летя по коридорам, дабы оказаться в своих владениях, Тенаар оставлял позади себя литры выплаканных слез, которым только предстоит увеличиться по экспоненте. Его служанки летели вслед за ним, не отставая и также желая оказаться как можно дальше от того места, где хотелось выть в голос, просто потому, что так делали другие.
Личные покои встретили их тишиной и лежавшем на любимой кушетке Сато будущим, практически коронованным, императором. Увидев его, согнувшего ногу в колене, уложившего руку на лицо, с бледными губами, Тенаар повел руками в разные стороны отсылая слуг прочь из данной залы. На его третьем шаге слуги были на половине пути из помещения, на шестом закрыли дверь. Вот и они только вдвоем, ведь даже теневики ушли, закрыв за собой плотно двери.
Сато подошел, убрал руку Шао с его лица и наклонившись с силой, властно смял его губы в жарком поцелуе. Шао вздрогнул, дернулся, но сильные руки его удержали, губы требовали подчиниться. И он подчинился. Сдался на его милость, в его власть. Затрещали пуговицы с силой потянутой рубахи. Горячие ладони обследовали грудь, спустились на живот, слегка надавливая. За ними последовал быстрый рэкет с ремнем и одним слаженным движением рук до колен содраны брюки. Шао дернулся, когда лишь одну из штанин содрали и развели ноги в разные стороны. Но в ответ прозвучал глухой рык над ухом, укус в шею, требующий подчиняться. И он в который раз сдался, позволил своей паре делать все самому, так как того хотелось.
Сато быстро скинул кафтан, дернул рубаху, пуговицы слетели и поскакали весело по полу подпрыгивая, и разобрался со своим ремнем и молнией. Шелест упаковки, неизвестно как оказавшихся у него презервативов, бедра Шао на его бедра и с силой в него. Шао дернулся, распахивая глаза, пытаясь что-то крикнуть, но его губы сминает грубый поцелуй на грани насилия губ губами. И тело, такое родное и такое сильное сейчас, прижимает к кушетке, легкие толчку внутри, боль и брызнувшие слезы из уголков глаз. И шепот на ухо, когда крик истаял в жестком поцелуе:
- Больно…слушай эту боль. - И ласково языком по ушной раковине, - выплесни ту, что засела в сердце, что стала черной кляксой. Отдай ее этой боли. - Его бедра резко дернулись, вгоняя плоть в тело Шао, от чего он застонал, вцепившись в бока своего дикого супруга. - В эту боль, отдай ту, что внутри твоего сердца. - И еще толчки, резкие, болезненные, бередящие, заводящие. - Отдай душевную боль физической. - И с силой в губы, руки отодрать от себя и переплести пальцы, заводя в замок над головой.
Тяжелое дыхание, секс на грани насилия, боль, выдающая капли наслаждения все больше и больше, и в голове пусто. Сато пришел и забрал ту черноту, что росла лавиной. Он пришел, он защитил.
