проблематично. А вместе с некоторыми откровенно антиукраинскими акциями (например, против организации украинских партий, украинской печати, пользования украинским языком) это вызывало у официального Киева не просто раздражение, но и стремление побыстрее «разобраться» с «несговорчивыми», строптивыми крымчанами[901].
«Масла в огонь» подливали и ставшие достоянием общественности сведения о предпринимаемых Д. Сейдаметом, с ведома С. Сулькевича, настойчивых усилиях по подготовке создания на полуострове независимого крымско-татарского государства[902].
Дополнительным моментом для поиска вариантов более решительных действий на крымском направлении продолжала оставаться практически абсолютная бесперспективность переговоров Украинской Державы с РСФСР.
Поскольку неоднократные обращения к оккупационной администрации со стороны гетманских властей с целью повлиять на крымское правительство для реализации отстаиваемых Украиной целей оставались безответными, в недрах министерства заграничных (иностранных) дел в отношении Крыма были разработаны меры, одобренные Советом Министров[903]. Это был радикальный, силовой вариант давления на крымское руководство.
Как подчеркивал Д. И. Дорошенко, «пришлось прибегнуть к репрессиям с нашей стороны. Не было необходимости воевать с Крымом. Достаточно было провозгласить экономическую блокаду полуострова. Я настоял в Совете министров на провозглашении «тарифной войны» с Крымом; было остановлено всякое товарное движение и морскую коммуникацию, за исключением того, что шло на потребности немецких гарнизонов в Крыму. Крымским садоводам требовались шалевка на ящики для фруктов, стружки, опилки для упаковок; все это обычно привозили с Украины. Но теперь подвоз был приостановлен. Нужен был также сахар для консервирования фруктов, дрова для сушки – и всего этого также не было. С другой стороны, населению необходим был хлеб, привозимый обычно с Таврии… урожай фруктов начал гнить без консервирования, вывозить не было возможности. Положение садоводов сделалось катастрофическим. Немцы предварительно закупили много овощей, свежих и сушенных и теперь все это гибло. Морем перевозить было нельзя, ибо никакие крымские овощи не выносили длительной перевозки морем и потом новой перегрузки на железной дороге…»[904].
Министр внутренних дел Украинской Державы, И. А. Кистяковский, не утруждая себя поиском дипломатической терминологии, безо всяких обиняков заявлял крымским деятелям: «Мы заставим Крым присоединиться к Украине. Для этой цели и служит таможенная война. Мы примем еще целый ряд мер, чтобы сделать вас более покорными. А если вы потом будете агитировать в духе российской ориентации, то мы вас будем вешать»[905].
Крымские власти сдались не сразу, пытались найти выход. Но в конце концов наиболее важным и действенным оказалось то, что предпринятые гетманской Украиной меры ощутили и оценили немецкие оккупационные власти. Их не на шутку встревожила угроза прекращения поставок из Крыма в Германию продуктов питания. Генерал-лейтенант В. Гренер оперативно обратился к председателю Совета Министров Ф. А. Лизогубу, призывая найти способ предотвращения усложнений, уже начавших негативно сказываться на интересах и Украины и Крыма. Украинский премьер согласился на переговоры с представителями Крыма, если те обратятся к гетманскому правительству с официальной просьбой[906]. С другой стороны, официальный Берлин сделал нажим на Симферополь, потребовав телеграммой 10 сентября согласиться на переговоры с Киевом, пообещав свое посредничество[907].
Параллельно министр финансов Крыма октябрист, граф В. С. Татищев в Берлине встретился с П. П. Скоропадским, совершавшим официальный визит к Вильгельму II, и пообещал оказать давление на Симферополь, добиться посылки делегации для переговоров в Киев[908].
В свете этих событий гетманское правительство 18 сентября 1918 г. приняло решение о временной приостановке «таможенной войны»[909].
В присущем ему ключе и манере пытается интерпретировать тогдашние события В. Е. Возгрин. Отталкиваясь от того, что стержнем отношений между Украиной и Крымом должно было являться удовлетворение татарского интереса, он впадает в новый вариант измышлений. «Правительству было не до крымских татар, – сокрушается автор, – оно боролось в ту пору с планами Киева присоединить Крым к Украине. Впрочем, план этот лишь внешне принадлежал украинским националистам (здесь и далее выделено мной. – В. С.). Идея его была немецкой, судя по тому, что навязывали его крымскому правительству именно оккупанты. На юге России им было бы легче опираться на единое государственное образование (? – В. С.), возглавляемое Радой (? – В. С.), в ту пору вроде бы целиком им послушной…
Среди крымской общественности, осенью 1918 г. открыто противодействующей идее новой, украинской аннексии Крыма, наиболее активно выступали Татарская партия и члены курултая, считавшие, что после распада империи у Крыма единственный способ сохранить интересы населения (?) – это «сделать такой же политический шаг, какой сделали Финляндия и Украина», то есть добиться свободного, независимого пути развития (Крым, 1918. № 1). Ту же платформу было вынуждено занять и правительство. Но германское командование и на этот раз показало, кто в Крыму хозяин, заявив, что никогда не признает самостоятельное крымское государство со всеми вытекающими из этого последствиями…»[910].
Заниматься разоблачением нанизанных одно на другое звеньев в цепи ошибочных, надуманных утверждений – дело бессмысленное. В абсурдности подобных схоластичных построений достаточно просто убедиться, элементарно сравнив их с приведенными выше реальными фактами и документами. Не стоит при этом удивляться и приемам очевидной эквилибристики при оперировании терминологией.
В равной мере нельзя полностью согласиться и с точкой зрения, согласно которой «известно было, что все население Крыма (выделено мной. – В. С.), кроме россиян, было за единение Крыма с Украиной и очень много прибывало делегаций из Крыма с просьбами к нашему правительству (т. е. Ф. А. Лизогуба. – В. С.) помочь им присоединиться к Украине»[911].
В распоряжении историков достаточно авторитетных источников для воссоздания объективной, практически точной картины развития действительно непростых, во многом противоречивых отношений Украины и Крыма в 1918 г., в том числе и в условиях открывшихся возможностей для решения существовавших проблем путем переговоров.
В конце сентября 1918 г. в Киев прибыла делегация правительства Крыма в составе: А. М. Ахматовича (литовский татарин, министр юстиции, глава делегации), Н. В. Чарикова (министр образования), Л. Л. Фримана (министр путей сообщения), В. Л. Домброво (министр снабжения), Д. И. Никифорова (управляющий министерством финансов). Делегация получила право «подписывать от имени Крымского Краевого Правительства все соглашения, договоры и иные акты», выработанные в переговорном процессе[912], хотя посланцы получили и конфиденциальную памятную записку с дополнительными инструкциями и указаниями (ее содержание было доведено и до германского командования), учитывавшими в частности и предварительные секретные договоренности с оккупантами, о которых не должна была знать украинская сторона[913].
Украинскую Державу представляли Ф. А. Лизогуб – глава правительства, Д. И. Дорошенко – министр иностранных дел, И. А. Кистяковский – министр внутренних дел, А. К. Ржепецкий – министр финансов и А. Ф. Рогоза (военный министр), уполномоченные подписывать акты и договоренности по всем вопросам
