Она встретила его улыбку без смущения.
— Это результат труда добродетельных женщин. Они кормятся благодаря своей работе, а мы платим им честно и продаем с хорошей прибылью. Дело ведь не только в том, сколько вы получаете, но и в том, как тратите свои деньги — вот на что будут смотреть в Судный день. Мы покупаем и продаем по справедливости, ничего не пропадает зря.
— Я возьму это кружево, — определился Традескант. — Столько, сколько требуется на воротник.
Кивнув, Джейн отрезала нужную длину.
— Шиллинг, — объявила она. — Но вам могу продать за десять пенсов.
— Я заплачу целый шиллинг, — заявил Традескант. — Для добродетельных женщин ничего не жалко.
Она неожиданно и очаровательно залилась смехом, все ее лицо осветилось, в глазах заплясали чертики.
— Я присмотрю, чтобы ваши деньги дошли до них!
Джейн взяла у гостя монету и убрала в сейф под прилавком. Потом записала покупку в бухгалтерскую книгу, тщательно завернула кружево и перевязала сверток шерстяной ниткой. Традескант спрятал его в глубокий карман куртки.
— А вот и папа! — воскликнула Джейн.
Джон повернулся поздороваться с ее отцом. Тот больше напоминал фермера, чем продавца тканей и галантереи. У него были широкие плечи и красное лицо, он был хорошо одет в неяркие черные и серые тона, с маленьким кружевным воротником. В одной руке он держал шляпу, а вторую протянул Традесканту для крепкого рукопожатия.
— Иосия Херт, — представился он. — Рад, что мы наконец встретились. Как только Джон здесь появился, он только и говорил, что о путешествиях своего отца. И мы молились за вас, пока вы подвергались страшной опасности во Франции.
— Спасибо, — отозвался Джон с удивлением.
— Каждый день и конкретно по имени, — продолжал Иосия Херт. — Господь, конечно, премудрый и всемогущий. Но нет никакой беды напомнить Ему лишний раз.
Джон подавил улыбку.
— Полагаю, вы правы.
Иосия Херт повернулся к дочери.
— Что-нибудь продала?
— Только кусок кружева господину Традесканту.
Какое-то мгновение инстинкт торговца в душе Иосии боролся с желанием проявить благородство по отношению к отцу Джона. Стремление заработать небольшую прибыль победило.
— Времена у нас очень тяжелые, — просто заключил хозяин.
Традескант оглядел лавку с разнообразным товаром.
— На нас это пока не сказывается, — добавил Иосия, проследив за взглядом гостя. — Но с каждым месяцем становится все труднее и труднее. Король постоянно требует новых платежей, то штраф за это, то налог на то. И товары, которые я раньше приобретал и продавал свободно, теперь отдаются на откуп какому-нибудь придворному, ставшему монополистом, и нам приходится платить пошлину держателю монополии. Король требует от своих подданных подарков, да и викарий или его церковные старосты приходят к моей лавке, смотрят на нее снаружи и сами прикидывают, сколько я могу заплатить, и если я откажусь, мне грозит тюрьма.
— У короля большие расходы, — умиротворяюще промолвил Традескант.
— Моя жена и друзья тоже спустили бы все мои денежки, если бы я им позволил, — ухмыльнулся хозяин. — Поэтому я не позволяю.
Традескант промолчал.
— Простите меня! — вдруг воскликнул Иосия. — Дочь заставила меня поклясться, что я не буду обсуждать подобные темы, а я нарушил клятву, как только переступил порог!
Джон не смог удержаться от смеха.
— И мой сын тоже!
— Они боятся, что мы поссоримся, но я не собираюсь бросаться в драку из-за политики.
— Я видел уже достаточно войны в этом году, — заметил Джон.
— Однако это преступно и позорно, — продолжал Иосия, идя впереди гостя по лестнице. — Моя гильдия скоро не сможет контролировать торговлю, поскольку рынком теперь руководят фавориты двора, и по ниткам, и по кружеву, и по лентам. Получается, что мои подмастерья уже не могут рассчитывать на гарантированную работу и оплату. В торговлю приходят другие люди, они снижают и поднимают цены и зарплаты по своей прихоти. Герцог должен знать: чтобы у бедняков была еда, а вдовы и сироты чувствовали себя защищенными, нам нужны сильные гильдии и устойчивая торговля. Мы не можем менять все каждый раз, когда какому-то придворному чину понадобится новое место. Вот бы вы сообщили об этом герцогу!
— Он не прислушивается к моим советам, — вздохнул Традескант. — Да и вообще мне кажется, что он лично не занимается делами, связанными с городом и торговлей.
— Тогда не нужно было забирать себе монополию на золотые и серебряные нити! — триумфально заявил Иосия. — Если торговля герцогу неинтересна, пусть он ею и не занимается! Он разорит ремесло, разорит себя и разорит меня.
Джон кивнул, не зная, что ответить. Хозяин шлепнул себя широкой ладонью по лбу.
— Ну вот опять. И ведь обещал Джейн, что не буду. Ни слова больше, господин Традескант. Выпьете со мной по стаканчику вина?
— С удовольствием.
Перед обедом была прочитана длинная молитва. Госпожа Херт накрыла прекрасный стол, а ее муж не жалел эля и доброго вина. Джей сидел рядом с Джейн и весь обед неотрывно и с обожанием смотрел на нее. Традескант с ироническим изумлением наблюдал за сыном.
Херты были приятной открытой парой. На одном конце стола госпожа Херт руководила раздачей пудингов, а на другом господин Херт резал говядину. Между ними находились Традесканты, Джейн и двое подмастерьев.
— Мы обедаем по старинке, — пояснил господин Херт, видя, что Джон разглядывает присутствующих. — Я считаю, если человек берет себе подмастерье, то должен обращаться с мальчиком как со своим собственным сыном, одинаково хорошо питать и его тело, и его ум.
Джон кивнул и сказал:
— На меня работает только мой сын. Всех остальных садовников нанимает хозяин.
— А герцог сейчас в Нью-Холле? — поинтересовалась госпожа Херт.
Упоминание о герцоге даже в этой мирной беседе ранило Джона, как будто вновь открылась незажившая рана.
— Нет, его светлость при дворе, — коротко отозвался он.
Сын посмотрел на него взглядом, исполненным немой мольбы, да и Джейн казалась обеспокоенной.
— Говорят, у них на Рождество будет грандиозный кутеж по случаю благополучного возвращения герцога, — объявила госпожа Херт.
— Уверен, что вы правы, — заметил Джон.
— Вы увидитесь с ним в Уайтхолле перед отъездом в Нью-Холл?
— Нет, — ответил Традескант.
Теперь боль под ребрами была такой же острой, как при расстройстве желудка. Он отодвинул тарелку, насытившись горем.
— Я не могу предстать перед ним, пока он не пошлет за мной.
